Джон Гришэм - Вне правил
За едой мы разговариваем, понизив голос, чтобы нас не смогли услышать полицейские и судебные приставы. Больше в зале никого нет. Основательность происходящего и сама атмосфера суда возымели действие на Тадео, который больше не чувствует себя уверенно. Он постоянно ловит на себе суровые взгляды тех, кто может оказаться в числе его судей. Он больше не считает их похожими на себя.
— Мне кажется, я им не нравлюсь, — тихо произносит он.
Удивительно проницательный молодой человек.
12
Макс заканчивает около трех и передает слово мне. Теперь мне уже известно об этих людях более чем достаточно, и я готов перейти к отбору. Но это моя первая возможность обратиться непосредственно к присяжным и заложить основу доверия, завоевать которое мечтает каждый адвокат. Я наблюдал за их лицами и знаю, что многие присяжные считают Макса слишком уж заискивающим и даже глуповатым. У меня полно недостатков и вредных привычек, но угодливости в их числе нет точно. Я не выражаю им признательность за пребывание здесь — их вызвали, и выбора у них не было. Я не стараюсь возвеличить то, ради чего мы собрались и частью чего они являются. Я не восторгаюсь нашей судебной системой.
Вместо этого я говорю о презумпции невиновности. Я настоятельно призываю их спросить у себя, не решили ли они уже заранее, что мой клиент, раз уж он здесь, в чем-то виновен. Не надо поднимать руку, просто кивните, если считаете его виновным. Такова человеческая природа. Именно так устроено все наше общество и культура. Есть преступление, арест, мы видим подозреваемого по телевидению, и мы радуемся, что полиции удалось схватить виновного. Точка. Преступление раскрыто. Виновный за решеткой. И мы никогда, буквально никогда не задумываемся над тем, что он имеет право на справедливое судебное разбирательство, что признать виновным его еще должен суд. И хотя его вину только предстоит доказать, мы уже все для себя решили.
— Вопросы, мистер Радд? — громко произносит в микрофон Черепаха.
Я не обращаю на нее внимания и спрашиваю, показывая на Тадео, есть ли среди присутствующих кто-нибудь, кто считает его абсолютно невиновным. Конечно, все молчат, потому что ни один потенциальный присяжный ни за что не признается, что уже принял решение.
Я двигаюсь дальше, перехожу к бремени доказательства и рассуждаю на эту тему, пока у Макса не лопается терпение. Он встает, разводит руками в жесте отчаяния и обращается к судье:
— Ваша честь, он не задает вопросы, а читает лекцию на тему юриспруденции.
— Поддерживаю. Либо задавайте свои вопросы, мистер Радд, либо сядьте обратно на место, — резко произносит Черепаха.
— Благодарю вас, — отзываюсь я, как самонадеянный нахал, каким в действительности и являюсь. Я смотрю на первые три ряда и спрашиваю: — Тадео не должен давать показания, не должен вызывать никаких свидетелей. Почему? Потому что бремя доказывания его вины лежит на обвинении. А теперь, допустим, он и в самом деле откажется отвечать на вопросы. Как вы на это отреагируете? Расцените ли это как желание что-то скрыть?
Я часто задаю этот вопрос на суде и редко получаю ответ. Однако сегодня присяжный номер семнадцать хочет что-то сказать. Бобби Моррис, тридцать шесть лет, белый, каменщик. Он поднимает руку, и я ему киваю.
— Будь я в жюри присяжных, то считал бы, что он должен давать показания. Я хотел бы выслушать подсудимого.
— Благодарю вас, мистер Моррис, — тепло отзываюсь я. — Есть еще мнения?
Теперь, когда лед наконец сломан, тянется еще несколько рук, и я продолжаю задавать наводящие вопросы. Как я и надеялся, наше общение все больше начинает походить на простое обсуждение, и все больше людей начинают раскрепощаться. Со мной легко разговаривать, я нормальный парень без выкрутасов и к тому же с чувством юмора.
Когда я заканчиваю, ее честь извещает, что мы должны отобрать состав жюри до конца сегодняшнего слушания, и дает нам пятнадцать минут, чтобы просмотреть свои записи.
13
В электронном письме Джудит говорится: «Старчер все еще переживает. Отец из тебя никакой. Увидимся в суде».
Мне хочется сразу ответить в таком же духе, но какой смысл? Мы с Напарником едем из суда. Уже темно, восьмой час, и день выдался тяжелый. Мы останавливаемся у бара, чтобы выпить пива и перекусить.
Девять белых, один черный, один латиноамериканец, одна вьетнамка. Их лица стоят у меня перед глазами, и мне надо обязательно о них поговорить. Напарник, как всегда, терпеливо все выслушивает и изредка вставляет комментарии. Последние два дня он почти полностью провел в суде, и жюри ему нравится.
После второго бокала пива я останавливаюсь, хотя мне хочется выпить еще. В девять часов Напарник высаживает меня возле «З» — закусочной, специализирующейся на мясных блюдах, — и я четверть часа жду Нейта, лениво потягивая безалкогольный напиток. Наконец он появляется, заказывает порцию жареных луковых колец и извиняется за опоздание.
— Как судебный процесс? — интересуется он.
— В конце дня отобрали присяжных в жюри. Утром вступительные речи, а потом Мансини вызывает своих свидетелей. Все будет проходить быстро. Так у нас есть сделка?
Нейт отправляет в рот большой хрустящий кругляш лука и энергично жует, оглядываясь по сторонам. Кроме нас, тут никого нет. Проглотив, он отвечает:
— Да. Два часа назад Вуди встречался с Мансини и пригрозил уволить его. Заменить на чудика, готового сразу с утра подать ходатайство о нарушении закона в ходе судебного разбирательства. Мансини дал задний ход и согласился сделать все, что от него требуется. Он хочет встретиться с тобой и судьей в половине девятого завтра утром.
— А судья?
— С ней тоже улажено. Похоже, у нее с Вуди есть какие-то общие дела, друзья, не важно, и Вуди настоял, чтобы ее во все посвятили. Она подыграет. Примет признание вины, одобрит сделку, приговорит твоего парня к пяти годам с отбыванием на тюремной ферме, порекомендует УДО. Все, как ты хотел, Радд.
— Отлично! А что насчет бандитов Линка?
— Расследование зашло в тупик, так что забудь об этом. — Он делает глоток и берет новое кольцо лука. — А теперь, Радд, давай поговорим о самом интересном.
— О нашей последней встрече со Свэнгером мы договаривались по сотовому телефону, который он оставил мне в аптеке. Телефон по-прежнему у меня. Он в фургоне. С тех пор я им не пользовался и не знаю, работает ли он. Если мне удастся связаться по нему со Свэнгером, я постараюсь договориться о встрече. Но мне придется дать ему денег.
— Сколько?
— Пятьдесят штук, непомеченными купюрами. Он не дурак.
— Пятьдесят штук?
— Это около трети объявленной награды. Думаю, он на это клюнет, потому что совсем обнищал. На меньшее вряд ли согласится. В прошлом году ваши ребята конфисковали порядка четырех миллионов долларов, и благодаря чудесному закону, который принял наш штат, все деньги остались в департаменте полиции. Деньги там есть, Нейт, а Рой Кемп пойдет на любые траты, лишь бы снова увидеть дочь.
— Ладно, ладно, я передам. Это все, что я могу сделать.
Я оставляю его доедать жареный лук, а сам спешу в фургон. Пока Напарник везет меня домой, я достаю дешевый мобильник и набираю номер. Тишина. Через час я пробую дозвониться снова. А потом еще раз. Ответа нет.
14
Благодаря усталости, паре пива и двум порциям виски с лимонным соком я засыпаю с включенным телевизором. Просыпаюсь я в кресле, по-прежнему в костюме, но без галстука, в носках, но без обуви. Звонит мой мобильник — сигнал идет с неизвестного номера. Время без двадцати два ночи. Я решаю ответить.
— Искал меня? — спрашивает Свэнгер.
— В общем, да, — отвечаю я, вскакивая и опрокидывая табурет для ног. Голова после сна плохо соображает, и ей нужен прилив крови. — Ты где?
— Дурацкий вопрос. Еще одна глупость, и я даю отбой.
— Послушай, Арч, не исключено, что сделка может состояться. Понятно, только если ты не врешь, в чем все сильно сомневаются.
— Я позвонил не затем, чтобы выслушивать оскорбления.
— Конечно нет. Ты позвонил, потому что тебе нужны деньги. Думаю, я смогу устроить сделку, действуя как посредник, причем бесплатно. Я не твой адвокат, так что счет за услуги выставлять не буду.
— Очень смешно. Ты не мой адвокат, потому что тебе нельзя доверять, Радд.
— Ладно, когда в следующий раз умыкнешь девушку, найми кого-нибудь другого. Так тебе нужны деньги или нет, Арч? Мне как-то без разницы.
Повисает короткая пауза, пока он размышляет, насколько сильно ему нужны деньги. Наконец он спрашивает:
— Сколько?
— Двадцать пять тысяч за информацию, где девушка. Если ее там найдут, то еще двадцать пять тысяч.
— Но это лишь треть от объявленной награды. Остальное забираешь себе?