Алексей Яковлев - «Прощание славянки»
Не ожидая ничего хорошего, я подошел к окну. Глядя в окно, он спросил:
— Билет у тебя?
Я оглянулся на Натали и сказал твердо:
— Я никуда не еду.
Он посмотрел на меня страшными глазами.
— Вали отсюда как можно скорей. Это для тебя лучший выход! Вали в Африку, сучило! И лучше всего в негра там перекрасься. Я понятно излагаю?
Я пожал плечами.
— А что случилось-то?
Он схватил меня за лацкан «прикида» и зашептал грозно:
— Ты сам не понимаешь, в какую ты жопу попал! Тобой играют, как игрушкой! Иди домой немедленно. И жди. Мангуст тебе билет принесет. Чтобы больше я тебя в любимом городе не видел! Я понятно излагаю, мудило?
Стукнула дверь в зал. Константин обернулся и вразвалку пошел на лестницу, на ходу распечатывая пачку сигарет.
Рядом с Натали стояла шикарная пара: роскошный Жорик в черном смокинге и Людмила в красном вечернем платье. На меня повеяло трауром, но я все-таки подошел к ним. Людмила нервно достала из сумочки сигареты.
— Ну ты и чучело, Ивасик! Такой был мальчик наивный. С такими наивными глазками. Может, я тебя за эти глазки и полюбила, — она зло затянулась, — маньяк! Разве можно жить с такими тараканами в башке?! Так же свихнуться можно!
Натали засмеялась, и Людмила обратилась к ней:
— Натали, неужели он тебе нравится? Такое чучело?
Жорик, засунув руки в карманы брюк, шикарно улыбался.
— Он не чучело,— сказала Натали.— Просто он русский. Да?
— Он?! — возмутилась Людмила и ткнула в меня пальцами с сигаретой. — Он не русский. Он по национальности — идиот!
Теперь весело засмеялся Жорик. Он тряхнул своими роскошными кудрями, хлопнул меня по плечу и сказал радостно:
— Слава, ты оскорбил наш род! Я должен с тобой рассчитаться. О'кей?
Я посмотрел на Натали и ответил:
— Сегодня я уже занят.
И Жорик понимающе посмотрел на Натали.
— О, конечно. Я тоже сегодня очень занят. Я сам тебя найду, когда освобожусь. Не беспокойся, Слава! О'кей?
Натали достала из сумочки конверт, что-то сказала ему по-французски. Жорик роскошно ей улыбнулся, взял конверт и, тряхнув кудрями, поклонился. Людмила на это что-то резко сказала по-английски. Он взял ее под руку и повел к лестнице. Только тут до меня стало кое-что доходить.
— Натали, как это он хочет со мной рассчитаться?… На дуэль, что ли, меня вызвать?… А?…
Натали встала на цыпочки, обняла меня за шею и поцеловала в лоб, как покойника.
— Сначала я с тобой рассчитаюсь, Слава. Да?…
10
«Маленький герой»
На кухне она увидела загроможденную дверь чулана.
— О-ля-ля! Это что такое, Слава?
Я растерялся.
— Это так… Я сейчас уберу…
— Подожди! — остановила меня она. — Что там за дверью?
— Чулан…
Она нахмурилась.
— Что это «чулан»?
— Ну, кладовка такая…
Она посмотрела на меня насмешливо.
— Там живут… крысы? Да?
— Почему?
Она стала рассказывать шепотом, как страшную сказку:
— У меня в пятизвездном отеле живет таракан… Вот такой таракан! Да? — она показала пальцами размеры гиганта. — А у тебя живут во-от такие крысы. Да? Ты боишься крыс, мой маленький герой?
Я обиделся и сказал:
— Там живет убийца.
— В твоей кладовой? — удивилась она. — Зачем он тебе?
Пришлось ей в двух словах рассказать про чулан. И про Мангуста, убийцу моего бывшего шефа. Она слушала меня очень внимательно.
— Ты видел, как он убил? Да?
— Нет.
Она спросила многозначительно:
— Ты его подозр-р-реваешь? Да?
— Да, — отмахнулся я. — Подозреваю! Ну и что?
Она весело рассмеялась.
— Людмила права. Ты маньяк! Ты всех подозреваешь! Да?
Я даже не понял сначала, что она имела в виду.
— Кого это всех?
— Всю Европу! — смеялась весело Натали.— Ты правда думаешь, что Европа только тем и занята, что губит твою Р-р-россию? Зачем ты так нехор-р-рошо о нас думаешь, Слава?
Я рассердился.
— Напрасно смеешься. Когда ваши крестоносцы завоевали Иерусалим, сразу же был образован Тевтонский орден одновременно с тамплиерами. Первый поход на прибалтийских славян он начал уже в 1147 году! Европа убивала и выжигала моих предков огнем и мечом с наших земель!
— С ваших? — прищурилась Натали. — А где ваши земли? Да?
Пришлось ей объяснить:
— От Венеции, которую основали славяне-венеды, до Веденца на Балтике. Самого богатого города в мире! Тогда, конечно…
— Такого города я не знаю. Да?
— И вы ни черта не знаете! И для вас история — тайна! — бушевал я. — От вас скрывают, что Веденец сожгли ваши крестоносцы!
Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
— Откуда ты все это знаешь, Слава?
— Я историк, мать моя! — сказал я гордо.
— Ты ругаешь меня, Слава? — насторожилась она.
— Почему?
— Ты сказал «мать». Вы так ругаетесь. Да?
Я обнял ее.
— Оставим эту тему. Не для этого ты сюда пришла.
Она отстранилась, спросила тревожно:
— Ты ненавидишь Европу? Да?
Я засмеялся.
— Наоборот. Это вы ненавидите нас. И боитесь.
Она улыбнулась загадочно.
— Я тебя не боюсь, Слава. Да? И ты, — она обняла меня за шею, — пока я с тобой, ты тоже не бойся крыс. Да?
Мы в первый раз по-настоящему поцеловались. Ей пришлось оттолкнуть меня локтями.
— О-ля-ля! Какая стр-р-расть! Подожди. Я приведу себя в пор-рядок. А ты пока убери эти бар-р-рикады и накр-рой на стол. Да?
Она принесла из комнаты свою кожаную торбочку, сосредоточенно в ней пошуршала и достала две красные свечи.
— Это поставь на стол. Да?
— Зачем? — не понял я.
— Мы будем здесь сидеть, — объяснила она.
— Почему сидеть?
Она засмеялась.
— Ты хочешь ужинать стоя?
Я обнял ее.
— Я вообще не хочу ужинать.
Она округлила перламутровые глаза.
— О-о-о! Ты стр-рашный мужчина. Да?
— Увидишь,— я ее поцеловал.— Потом поужинаем.
Она удивленно посмотрела на меня.
— У вас это так делается? Да? Потом ужинают? Да?
Мне было не до смеху.
— Ты сюда ужинать пришла?
Она посмотрела на меня умоляюще.
— Слава, я хочу, чтобы все было очень хор-рошо. Очень кр-расиво. Да? Разве ты этого не хочешь?
— Хочу, — улыбнулся я. — Только у нас, наверное, разные понятия о красоте.
Она не поняла мою шутку и немножко обиделась.
— Сегодня ты все делай так, как я говор-рю. Да?
Она достала из торбочки целлофановый мешок.
— Где у тебя ванная?
В ванной она вынула из мешка халатик, махровое полотенце, мыльницу, зубную щетку в синем футляре и какие-то бутылочки и тюбики с кремами. Она основательно подготовилась к расчету. Она улыбнулась мне застенчиво.
— Иди. Да? Когда я выйду, чтобы стол был готов и свечи горели. Да?
Я все так и сделал. Правда, подсвечников у меня не было, и свечки пришлось воткнуть в две пустые бутылки из-под пива. Я еще расставлял закуски, когда она появилась на кухне в голубом халатике.
— Какой кошмар-р! — всплеснула она руками.
— В чем дело? — не понял я.
Она подошла к столу и вырвала свечки из бутылок. Сама нашла в шкафу маленькие розеточки для варенья и, подержав донышко одной свечки у другой, приклеила их к розеточкам. А бутылки убрала в угол кухни.
Я с удивлением наблюдал за ее действиями. Она села к столу и сказала довольно:
— Вот теперь хор-рошо. Да? Садись.
Я сел и спросил:
— А раньше-то почему было плохо?
Она нахмурилась.
— Раньше было очень неприлично. Да?
Я не понял, что там было неприличного, и открыл бутылку шампанского. Она подняла бокал.
— За тебя, Слава. Да?
— Подожди.
Я встал и для верности проверил защелку на дверях чулана. Она недовольно покачала головой.
— Почему ты его так боишься?
— Потому что он убийца,— ответил я мрачно.— Профессиональный убийца.
— А тебя есть за что убивать? — осторожно спросила она.
— Ему все равно. Он спецназовец, у него на плече наколка коротким мечом… Как у бандита!
Она вдруг заинтересовалась:
— С каким мечом?
Я подробно описал ей наколку: крылатую мускулистую руку в листьях лавра, сжимающую древнеримский меч.
— О-ля-ля, — пропела она задумчиво.
— Что? — не понял я.
Она мне улыбнулась ободряюще.
— Ничего. Со мной ничего не бойся. Да? — и опять подняла бокал. — За тебя. Ты мне очень помог, Слава.
Я поставил свой бокал. Из головы не выходила злая фраза Константина: «Тобой играют, как игрушкой». Я решил прежде всего расставить все точки над «и».
— Чем же я тебе помог? Можешь ты мне объяснить? Только откровенно?…
Она поставила бокал и опустила голову.
— Откр-р-ровенно? Кор-рень кр-ровь? Да?
Она подняла голову и погладила меня по щеке.
— Милый, неужели тебе мало, что мы с тобой сегодня р-разоблачили очень большую ложь? Неужели тебе этого мало? Да?…
Она назвала меня «милый» так, как у нас уже никто не называет любимых…
В дрожащем свете свечей глаза ее сияли такой мольбой, такой любовью… В них было все — и причина, и следствие… И этого мне было вполне достаточно…
