Михей Натан - Боги Абердина
«Дорогой Эрик!
Вероятно, я вернусь домой до того, как ты получишь это письмо, потому что не знаю, как часто ты заглядываешь в почтовый ящик в университете. Но я не помню, где ты собирался проводить каникулы. Надеюсь, что ты получишь это письмо вовремя и примешь наше с мамой приглашение на рождественский ужин в старом добром Бостоне. Мама сказала, что оплатит твой билет. Поэтому, если ты читаешь письмо в любое время перед Рождеством, у тебя нет оснований для отказа.
Что еще? В Бостоне серо и дождливо, и я простудился, как только приехал. Мама все время спрашивает про доктора Кейда и про то, когда он приедет в гости. Если я не говорил тебе раньше (а я не думаю, что говорил), знай: мама боготворит доктора Кейда. Но ведь мы все его боготворим, не правда ли?
Когда я вернусь в университет, то должен сказать Арту, что больше не заинтересован в его поисках камня. Смешно это слышать от меня, потому что идею-то подал как раз я. Но на самом деле, это было просто шутки ради, — нечто, чем можно заполнить время. Но где-то в процессе все стало слишком серьезно. Я не говорю, что все это чушь — я до сих пор думаю, что в этом что-то есть. Но мы дошли до опасной черты. Или, может в этом ничего нет, и нам всем просто стало скучно.
В любом случае, когда мы увидимся, пожалуйста, не заявляй „Я же тебе говорил“. Иначе я выброшу запасы виски Хауи и свалю это на тебя.
Жду в Бостоне.
Дэн»Я сидел на кровати и смотрел на письмо. Так и сидел, пока небо не поголубело, и в комнате не стало светло. Затем я сунул письмо под матрас и долго стоял в душе.
Когда я вышел, зазвонил телефон. Я знал, кто это, я о нем думал.
— Эрик? — спросил Арт. — Послушай, Дэн с тобой не связывался?
— Нет, — ответил я.
Я смотрел, как вода капает с моих волос на деревянный пол. Снова пошел снег. Я закрыл глаза и задумался над письмом.
«Где-то в процессе все стало слишком серьезно…»
Было утро среды. Дэн все еще не нашелся.
Я услышал голоса на заднем фоне на том конце провода. Говорили доктор Кейд, Хауи и какой-то незнакомый низкий голос, звучавший официально. Артур снова обратился ко мне.
— Не хочешь подъехать к нам? У нас здесь служба безопасности университета. Простите, что вы сказали? — Он отошел от аппарата и что-то быстро обсудил с мужчиной с низким голосом. — Да, конечно, я ему передам, — произнес Арт, затем вернулся к аппарату. — Если хочешь, служба безопасности отправит кого-то к тебе в комнату, или ты можешь пойти в их контору.
— А в чем дело? — спросил я.
Арт замолчал, явно прикидывая, что говорить в пределах слышимости других людей, находившихся с ним в комнате.
— Они хотят задать несколько вопросов насчет Дэна, — сказал он, потом добавил фразу, важность которой мог понять только я:
— Больше ничего не происходит.
Я сделал два глубоких вдоха. Арт повесил трубку, я лег, слушая короткие гудки после разъединения.
Снег падал безжалостно, валился из серебристых туч. Снег прилипал к шпилям Гаррингер-холла, бился о часы Торрен-холла, крыша Моресовской библиотеки теперь полностью покрылась ровным слоем снега и напоминала огромный сугроб со срезанной верхушкой. В некоторых местах уже успел намерзнуть лед.
Служба безопасности университета располагалась на первом этаже Торрен-холла, ближе к задней части здания, в маленьком тесном кабинете с желтоватым освещением, отделанном в стиле семидесятых. Стены покрывали деревянные панели, на полу лежал тонкий оранжевый ковер, в окна были вставлены матовые шероховатые стекла. Я представился секретарю и уселся на коричневой кушетке, обтянутой порванной в нескольких местах искусственной кожей, теребя в ожидании пальцем небольшую трещину вдоль нижней части подушки. Через несколько минут в приемную вышел высокий тучный мужчина с пюпитром в виде дощечки с зажимом в руке. Форма на нем сидела безупречно, была отглажена, из кармана рубашки торчало несколько колпачков толстых ручек. Он посмотрел на меня с доброй улыбкой.
— Мистер Данне?
Я встал.
— Джеймс Ламбл, служба безопасности, — представился он и жестом показал в сторону кабинета. — Мне нужно задать вам несколько вопросов. Сейчас мой коллега Питтс находится на пути из дома профессора Кейда. Я уверен, что он лучше введет вас в курс дела, чем я. Мой кабинет справа, следующая дверь. Простите за бардак… Я долго пробыл в Майами с детьми, и все еще привожу дела в порядок.
Он зашел вместе со мной в кабинет, потом поспешил вперед, чтобы убрать со стула небольшую картонную коробку. Письменный стол был завален бумагами, конвертами, папками и стаканчиками из пластмассы. По краю стола стояли фотографии в золотых и серебряных рамках. На всех изображались смеющиеся дети.
Ламбл опустился на крутящийся стул за письменным столом. Я уселся на небольшой стульчик напротив него, и он уставился в пюпитр.
— Так, дело связано с вашим другом… Дэниелом Хиггинсом, все правильно?
Он достал одну из ручек из кармана.
Я кивнул, и он что-то нацарапал на бумаге, прикрепленной к пюпитру.
— Вы живете вместе с Дэниелом Хиггинсом в доме профессора Кейда, правильно?
— Да, сэр.
— Фамилии других, проживающих вместе с вами лиц…
Я ответил, он улыбнулся, продолжая писать.
— Когда вы в последний раз видели Дэниела?
— На прошлой неделе. Думаю, что в субботу, после полудня. Он сказал, что уходит по делам.
— Он поехал на машине?
Я покачал головой:
— У Дэна нет машины. Он обычно всюду ездит на такси.
— Понятно. А в тот день он поехал на такси?
— Я не знаю.
Ламбл снова улыбнулся, опустил пюпитр и надел на ручку колпачок.
— Да, сынок, каждый год у нас бывает один или два подобных случая… — Он занялся заусеницей. — И всегда оказывается, что это одно из двух. Студенты уезжают, не сказав никому ни слова. В таком случае они обычно, в конце концов, звонят родителям из какого-нибудь мотеля в Мексике. Или это какая-то шутка. Тогда друзья студента, в конце концов, признаются — после того, как мы пригрозим полицией.
Я кивнул. Он поднял голову.
— Так что это в данном случае?
— Простите?
Ламбл вздохнул:
— Это какая-то шутка, или ваш друг Дэниел решил подольше отдохнуть в этом семестре?
— Я не знаю, — ответил я.
— Не знаете?
Он прищурился и склонился вперед, стул под ним беспомощно заскрипел. У него за спиной за окном кружились и падали снежинки. Белый водоворот прижимался к тонкому стеклу.
— Нет, сэр, — сказал я. — Я не знаю, где он.
— Хорошо… — Ламбл поджал губы и уставился на меня. После паузы он заговорил снова:
— Наверное, мне придется задать вам еще несколько вопросов.
Он откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу и опустил пюпитр на одно колено.
Я рассказал ему, что у Дэна не было девушки, по крайней мере, я ни о каких его девушках не слышал. Ламбл спросил про других друзей Дэна, и я сказал, что он, по-моему, общался только с нами — с теми, с кем вместе жил в доме. Нет, я ничего не знаю про родителей Дэниэла, но, вроде бы, у него только мать, а отец умер.
В поведении молодого человека не было ничего необычного, он никогда не пил и не принимал наркотики. По крайней мере, я об этом не знаю. Да, я считаю его хорошим другом. Думаю, что если бы он куда-то собрался, то сообщил бы мне об этом. Нет, он не авантюрный тип. На самом деле Дэн очень усердный и старательный, занят наукой. Я назвал бы его интровертом.
— Дэниел отлично учится, — заявил Ламбл, листая какие-то бумаги. — Так что это несколько странно. Он не относится к любителям вечеринок, с которыми обычно происходят подобные вещи. Но здесь, в Абердине, я выучил одну вещь: никогда не суди ни о ком по его внешнему виду. Особенно это касается умных ребят. За ними нужен глаз да глаз! Сейчас с ними все нормально, а потом — бах! Они больше не в состоянии выдерживать нагрузку и давление, и куда-то сбегают с кредитной карточкой родителей и экзотической танцовщицей из одного из ночных клубов в Букертауне. — Он рассмеялся. — Вы не поверите, какое дерьмо нам приходится разгребать из-за этих студентов.
Разговаривал он со мной доверительно, словно я был не студентом, а коллегой, еще одним представителем службы безопасности из соседнего учебного заведения.
— По большей части, дела связаны с наркотиками — смертельные дозы, или, по крайней мере, очень большие, плохая переносимость. Кокаин, смешанный со слабительным, марихуана, вымоченная в формальдегиде. Прошлой весной я поймал парня, торговавшего травкой прямо в университетском дворе, совершенно открыто. Я притащил его сюда, вызвал полицию из Фэрвича, но до того, как они успели что-то сделать, отец парня прислал адвоката из Нью-Йорка. Дело закрыли. Тот парень оказался из очень известной семьи. Если бы я назвал фамилию, то вы бы точно ее узнали. Поэтому мы предпочитаем решать подобные вопросы, не вынося за пределы Абердина. Нет смысла призывать местную полицию. Похоже, им очень не нравится, если богатые детки что-то нарушают в их городе. Однако ребята здесь неплохие. — Ламбл по-дружески улыбнулся. — Испорченные, вот и все. И кто может их за это винить? Бросаешь ребенку много денег, и к добру это не приводит. А как насчет вас? Ваш отец — какая-то большая шишка?
