Александр Бородыня - Зона поражения
Он в точности воспроизвел предыдущий маршрут. Остановил машину под прикрытием деревьев в нескольких десятках метров от колючки, дождался темноты, но на этот раз пошел пешком. На посту могли услышать шум мотора. Нечего рисковать.
«Контейнер спрятан в башне напротив поста, — срывая пломбу с ближайшего подъезда, повторял он про себя. — Крайняя слева квартира на четвертом этаже. Это была квартира Татьяны? Очень удобно будет взять все прямо на глазах у ментов. Но интересное совпадение. Та же самая квартира. Похоже на чудо!»
Он легко спустился в подвал и откинул люк канализации. В лицо ударило густым ледяным смрадом. Максим Данилович перекрестился. Присел на корточки, покурил, прежде чем идти дальше, затушил папиросу о бетонный пол и опять перекрестился.
«Коли уж одно чудо случилось, то почему бы не случиться и второму… — спустившись по металлической лесенке, спросил он себя и сам же ответил себе: — Все будет нормально! Кто смерти не боится, везде пройдет. А я смерти уже совсем не боюсь!»
Квартира на четвертом этаже башни была хорошо освещена. Оранжевый свет фонарей будто прорисовывал каждый предмет. Контейнер оказался спрятан между холодильником и шкафом на кухне. Максим Данилович взвесил в руке железный чемодан. Ничего страшного, можно донести. Тут же в квартире он сделал себе укол.
После укола нахлынула слабость. Он присел на диван, но сразу же поднялся. Осторожно выглянул в окно. Пост хорошо было видно отсюда. Два милиционера внутри дежурки, как две куклы в игрушечном домике. Один спит, завалившись на топчан, другой радиоприемник крутит.
Еще один укол он сделал в трубе канализации. Пришлось опустить железный чемодан прямо в зловонный поток и, прислонившись взмокшей спиной к стене, ждать, когда пройдут слабость и головокружение, и, только уже перебравшись через колючку и бросив радиоактивный чемодан в багажник, Максим Данилович понял, что чудо все-таки случилось. Он выбрался из зоны. Теперь оставалось совсем немного: не потерять сознание за рулем и вернуться в Киев.
6
Макара оглушили ударом по голове, вероятно, кто-то открыл кодовый замок, вошел в кабинет и сразу, не раздумывая, ударил — но потом сделали укол снотворного, и обморок перешел в глубокий сон. Во сне Макар Иванович как бы продолжал свой разговор с Валентиной. Ему хотелось установить, с кем связан новый директор, и таким образом выяснить, будет ли восстановлена схема оборота американских долларов через клинику. То, что все транслируется по радио, наполняло Дмитриева надеждой. Он не мог понять, что он уже вовсе не в кабинете, а давно уже лежит лицом вверх на свежезастеленной кровати в одноместной палате на седьмом этаже.
Очнулся Дмитриев от того, что его сильно ударили по лицу.
— Дай-ка мне нашатырь! — обращаясь к кому-то совсем рядом, сказала Валентина. — Хотя уже не нужно. Он очнулся!
Реальность оказалась неприятна. Снотворное, наложившееся на алкоголь, в самый момент пробуждения вызвало острый приступ головной боли. Дмитриев открыл глаза. Палата ярко освещена. Рядом с кроватью стояла Валентина. Он поморщился.
— Ну как ты?
— Нормально. Где я?
— В больнице. Все в порядке. Но еще чуть-чуть, и ты бы наделал дел, — сказала Валентина, наклонясь к нему. На счастье, ребята успели выключить трансляцию. Тебя спас перерыв. Ты всегда был нерешительным, Макар. Я поэтому тебя и бросила.
— Меня спас? — удивился Дмитриев.
Не желая видеть перед собой этих ледяных глаз, Макар Иванович повернул голову. Полы халата Валентины чуть расходились, и ее нога в тугом капроновом чулке оказалась прямо перед его лицом. Туго схватывающая белесую плоть коричневая резинка. Новый приступ головной боли заставил Дмитриева зажмуриться. Он понял, что проиграл, и почему-то это совсем не расстроило Макара Ивановича. Валентина молчала. Она присела в кресло и ждала, что он скажет. Через некоторое время он окончательно проснулся и вдруг осознал, что наплевать ему на все это расследование, наплевать на мафию раковых больных, на контейнер со стратегическим сырьем. У него остался только один вопрос.
— Что вы сделали с Зоей? — спросил он, не открывая глаз.
— Она жива… — отозвалась Валентина. — Пока жива.
— Что я должен сделать?
— Где письмо?
— Значит, вы не нашли его? Я не знаю. Но мы можем договориться. В обмен на жизнь Зои, я скажу тебе, где сейчас контейнер.
— Хочешь компромисс? — спросила Валентина. — Да!
Зашуршала какая-то бумага, и Дмитриев ощутил, что ему в пальцы вкладывают авторучку.
— Ты распишешься в этом документе, и я тебе ее отдам!
— Она здесь, в клинике?
— Здесь! Прочти, Макар, и распишись.
Нажатием рычага Валентина подняла изголовье кровати. Строки расплывались перед глазами, и прочесть документ Макар Иванович не смог.
— Я не вижу! — сказал он. — Что это такое?
— Небольшое обязательство. Подписав это, ты просто оказываешься со всеми нами в одной упряжке.
Спустя несколько дней, передавая Паше пакет с документами, Дмитриев вложил туда и составленную по памяти копию подписанного им обязательства, но теперь, когда ему вернули одежду и вывели из палаты, он забыл о том, что подмахнул. Ничего больше не осталось в нем, кроме желания увидеть Зою.
— Почему вверх? — спросил он, когда Валентина надавила кнопку лифта.
— Потому что она находиться в реанимации. Идеальное место для того, чтобы спрятать человека. Ты вообще как, в состоянии на это смотреть? — спросила она с сомнением. — Вообще-то не всякий выдержит.
— Что с ней?
— Я же сказала: пока еще жива.
Красная полоса, пересекающая кафельный чисто вымытый пол, оказалась барьером. Стеклянная дверь, и за нею не воздух будто, а теплая вода. Полумрак, пощелкивание множества реле, мигающих лампочек, бесшумные белые тени врачей и санитаров. Палаты распахнуты, никаких перегородок. На кроватях совершенно голые неподвижные люди. Каждое тело опутано проводами, пластиковыми и стеклянными трубками.
Дмитриев замер. Перед ним было четыре кровати, обнаженные тела, но так же как он не мог выделить из других гробов гроб с телом Макса, он теперь не мог понять, где здесь Зоя. Некоторое время он не мог даже понять, кто из этих людей мужчины, а кто женщины. Синюшный цвет кожи, ввалившиеся лица. В паутине проводов и трубок ни женской груди, ни мужских половых органов не разглядеть.
— Где она?
— Да вот же! — Валентина подошла к крайней справа кровати и что-то переключила на приборе, стоящем в головах. — Подойди, если не боишься. Все в порядке. Я тебе обещаю, она будет жить. — Валентина опять что-то переключила. — Сейчас придет в сознание. Она будет жить, если ты будешь молчать, Макар!
7
Нужно было поставить машину в гараж, но Максим Данилович бросил ее во дворе, даже не запер. Оставил вместе с контейнером в багажнике. У него хватило сил только подняться по лестнице и позвонить в дверь, он потерял сознание и не запомнил, как Зинаида на руках втащила его в квартиру, как раздела, уложила в постель, как сделала укол. Он пролежал без сознания несколько часов, а потом еще почти сутки не мог спустить ноги с кровати. Когда Максим Данилович пришел в сознание, он все рассказал Зинаиде.
Зинаида не стала вступать в полемику. Промолчала на этот раз. Она была так измучена собственной болью, что держалась на ногах лишь потому, что нужно было ухаживать за ним. Телефонный звонок раздался рано утром на следующий день после возвращения.
— Это Макар! — сказал Максим Данилович и попросил: — Дай мне аппарат. Поставь его мне на грудь. На одеяло. Господи, Алевтина!
— Узнаете? — удивилась медсестра. Ее голос, искаженный мембраной, звучал немного зловеще. — Слушайте меня и не перебивайте. Я позвонила вам потому, что все знаю. Вы взяли контейнер. Я знаю это от вашего друга
Дмитриева. Его это дело больше не интересует, и он поделился с нами информацией. Понимаете?
— Понимаю уж! — выдавил хрипло Максим.
— Вы можете получить за контейнер положенные вам деньги, — продолжала Алевтина. — Я перезвоню через полчаса. Подумайте, Максим Данилович, над моим предложением. Через полчаса.
Вложив трубку в руки Максима, Зинаида вышла из квартиры, и никто не увидел его лица.
«Зачем он сказал им о контейнере?! Зачем он сказал им, что я взял его? Он предал меня, — собственная мысль показалась какой-то чужой, привнесенной снаружи, отдельной. — Он предал меня, даже не зная точно, удалось ли мне выбраться из зоны. Лейтенант меня предал! Но почему?»
В бок будто вонзили опять кусок тупого железа. Вдавили глубоко и повернули. Пот выступил на лбу. И Максим Данилович подумал, что теперь уж точно умрет. Умрет, может быть, через какую-нибудь минуту. Не выдержит боли. Он судорожно возил ладонями по одеялу, когда вернулась Зинаида.
