Торкиль Дамхауг - Взгляд Медузы
66
Его разбудил какой-то звук. Полоска света пропала, — должно быть, наступил вечер или ночь. Прямо у него над головой раздались шаги, послышался звук закрываемой двери. Шаги наверху вернулись назад, затихли. Что-то передвигают по полу, кажется мебель. Сразу после этого откинули крышку люка. В лицо ударил резкий свет, обжигая глаза. Пришлось зажмуриться. Он слышал, как кто-то спустился по приставной лестнице, пнул Акселя ногой — тот приоткрыл один глаз. В его лицо все еще светили фонариком. Фонарик держал в руке какой-то человек, склонившийся над ним.
— Ага, проснулся.
Аксель все никак не мог разглядеть говорившего. Но сразу же понял, кто это.
— Я тебе принес попить.
И к его губам прижали горлышко пластиковой бутыли. Она не пахла ничем. Он сделал несколько глотков.
— Что тебе надо от меня, Нурбакк? — пробормотал он.
Тот отвел конус света от глаз Акселя:
— А тебе что от меня надо? Это ведь ты забрался сюда без спросу.
Аксель вдохнул как можно глубже:
— Мириам…
Кажется, его собеседник засмеялся.
— Не надо делать ей ничего плохого, — простонал Аксель. — Это я ее втянул в это.
— Заткнись! — прошипел Нурбакк. — Я знаю обо всем, что у вас было, понял? Мельчайшие подробности всего, чем вы с ней занимались. И когда вы трахались в шалаше из еловых лап, и дома у нее в постели. Она хотела тебя. Не пытайся выгораживать ее, а то ведь я могу и на тебя тоже разозлиться.
Он снова направил фонарик прямо Акселю в лицо.
— Я против тебя, Гленне, ничего не имею, — сказал он чуть спокойнее. — Мне-то что, что ты трахал Мириам, — это нормально. Я позволил тебе делать это. Ты мужик в порядке. Если бы тебя не принесло сюда, ты бы уберегся.
— Уберегся от чего? — выдавил Аксель.
Нурбакк не отвечал. Помолчав немного, он сказал:
— В тот день, когда ты катался по лесу на велосипеде, я стоял и смотрел на тебя, как ты купался в том озерце. Мне ничего не стоило прикончить тебя еще тогда. Ты стоял голышом и озирался вокруг. Но это было бы слишком просто. Я только с велосипедом твоим немножко позабавился.
И он издал звук, имитирующий шипение воздуха, выходящего из лопнувшей покрышки.
— Вот когда я увидел, что ты остановился поболтать с теткой — божьим одуванчиком, я понял, что я должен сделать. Вот это было классно! Может быть, эта идея могла еще кому-нибудь прийти в голову. Но у кого хватило бы пороху действительно совершить что-либо подобное?
Он просвистел обрывок какой-то мелодии.
— Дело-то было вовсе не в тебе, просто ты все время мешался под ногами. — Он наклонился поближе к Акселю. — Да ты не виноват, черт подери! Ты мне нравишься, Гленне. Ты хороший врач, отличный отец своих детей. Это она устроила всю эту заваруху. Она наобещала вагон и маленькую тележку, а потом наплевала на это. Может, она и тебя называла родственной душой?
Аксель не нашелся что ответить.
— Как ты думаешь, как следует поступать с бабами, которые наобещают с три короба, а потом наплюют на это? — На этот раз Нурбакк не стал дожидаться ответа. — Я ей позволял догадываться о том, что ее ждет. Постоянно ощущать, что эта судьба подкрадывается к ней все ближе, но так, что она не могла понять, что же происходит. Одна — две — три. С четвертой это случится. Остальных бабенок подставили случайности, равно как и тебя. — Он засмеялся. — Ей было жалко меня, Гленне, она не могла себя заставить сделать хоть что-нибудь, что усугубило бы мое положение. Сначала она хотела убедиться во всем на сто процентов. Бедная девушка! А теперь кого жалко? Как тебе кажется? Ты мне нравишься, — повторил Нурбакк, поскольку Аксель так и не ответил ему. — Печально, что тебя занесло сюда.
— Нас найдут, — прохрипел Аксель. — Я звонил по мобильному из этого дома.
Нурбакк прищелкнул языком:
— Жаль огорчать тебя, но за мониторинг твоих звонков отвечаю я. Последний разговор, зарегистрированный с телефона Акселя Гленне, состоялся с набережной Акер-Брюгге. Им пришлось всей группой срочно выезжать туда. Но ты догадываешься, наверное, кто оттуда звонил. Теперь твой мобильник лежит на дне фьорда, совсем рядом с кромкой причала.
Аксель не сдавался:
— Многим известно, что вы с Мириам встречались. Рано или поздно…
— Может быть, это и всплывет, — оборвал его Нурбакк. — Может быть, и нет. В любом случае будет уже поздно.
— Что ты имеешь в виду?
— Мне вот только что пришла в голову одна мысль. Наконец-то я себе представляю, как все это завершится. В этом есть нечто прекрасное. — Голос Нурбакка зазвучал так, будто он сейчас разговаривал со своим доверенным другом. — Завтра вас найдут. Вместе. Кто-нибудь на вас наткнется в гараже нашего лучшего следователя под зданием Управления полиции. Вы там будете лежать, обвив друг друга руками, будто обнимаясь… Будет лежать то, что от вас останется. Это логично. И это будет сильно. Можно было бы с тем же успехом подложить под это здание бомбу.
Аксель попытался связать вместе то, что он услышал, но был не в состоянии понять это.
— Если они очень постараются, то выяснят, кто вас там уложил, — хмыкнул Нурбакк. — Я так хочу. Они уже давно могли это понять. Соображай Викен побыстрее и будь он меньше занят самим собой, он бы уже несколько недель назад мог догадаться про меня и Мириам. — Его голос вдруг зазвучал озабоченно. — Я им все время подбрасывал всякую информацию, помогал выйти на след. Делали бы они свое дело как следует, ничего этого не случилось бы. Но теперь все же случится.
Аксель попытался повернуться:
— Где она?
Нурбакк кашлянул:
— А тебе так хочется знать?
— Да.
— Она лежит в кровати в одной из комнат наверху. Пришлось ее там запереть. Сейчас ей хорошо. Я как раз накрывал ее одеялом, когда ты вдруг ворвался сюда.
Аксель задергался в наручниках:
— Если ты выпустишь меня, я тебе помогу.
Нурбакк расхохотался во весь голос:
— Ты тут лежишь и собираешься мне помогать? Не обещай больше того, что можешь выполнить, Гленне. Помни, ты мне нравишься. Не разочаруй меня. Мы двое не будем врать друг другу. — Он склонился совсем низко и тихонько добавил: — Я скоро расстегну наручники.
Он достал какой-то предмет и поднес его к лучу фонарика, — это был шприц.
— Я уколю тебя, чтобы ты мог поспать. Когда ты проснешься, наручники будут расстегнуты. Я хочу дать тебе шанс. Я же не зверь какой-нибудь.
— Какой шанс?
Нурбакк осветил подвал фонариком, обведя им дугу. Потолок был таким высоким, что он мог стоять там, почти не наклоняясь. Помещение было разделено надвое решеткой.
— Тебя это место должно было бы заинтересовать, Гленне. Твой отец бывал здесь, наверное, не раз, когда партизанил. Мой дед помог ему бежать. Как раз перед тем, как его самого схватили. Я не исключаю, что они были друзьями. У них здесь был радиопередатчик и даже печатный станок. Но узников здесь не держали. Это началось гораздо позже, через много лет после окончания войны. Это мой отец встроил решетку.
И он посветил в один из углов комнаты. Там лежала огромная темная туша, ее бока медленно вздымались.
— Это что еще такое?
— Не кричи так, Гленне, или ты хочешь уже сейчас его разбудить? — Нурбакк снова направил туда фонарик. — Не так уж трудно поймать такое существо, когда ты знаешь все о том, как они живут, где обитают, как реагируют, когда ты выложишь приманку и прикроешь ее ветками и землей. Остается только залечь и ждать. Но вот эту громадину я бы никогда не сумел сюда затащить, если бы делал все в одиночку… Жалко, ты не познакомился с моим братом, Гленне.
Аксель широко распахнул глаза: он не мог поверить в то, что видел.
— Я ему вколол то же лекарство, что дам тебе. Он еще немного поспит. Сейчас и ты тоже заснешь, а где-нибудь через часик проснешься. — Он показал рукой на меховую гору. — Тогда ты окажешься там, за решеткой, вместе с этим зверем.
Он нагнулся к Акселю и всадил шприц ему в руку у плеча.
— Что это с тобой, Гленне? Ты что, не любишь мишек?
67
И снова темнота окутала его. Он плыл сквозь нее. Все ушло в какую-то даль, все ощущения были искажены. «Я нашла тебя, Аксель». Где-то вверху он видит ее лицо. «Мириам», — говорит он. «Жалеешь ты о чем-нибудь, Аксель?» — «Нет. Это тебя я искал. Всю жизнь искал тебя». Тогда она улыбается ему сверху: «Я хочу, чтобы ты жил». И пальцами закрывает ему глаза. По склону вверх поднимается вереница людей, они проходят в дверь. В руках они несут свечи. Встают вокруг и смотрят сверху на него, лежащего внизу. Даниэль наклоняется к нему и кладет ему на грудь цветок. Розу. Том плачет взахлеб не скрываясь. «Я старался быть хорошим отцом, Том. Пытался стать ближе к тебе». На Бии надета маленькая черная шляпка, лицо скрыто вуалью. Она прижимает к себе Марлен. Глаза у нее жесткие, тёмно-синие, они похожи на драгоценные камни, названия которых он не помнит.
