Гарольд Роббинс - Наследники
Я нажал соответствующую кнопку, дверь отъехала в сторону. В гостиную влился прохладный ночной воздух.
Далеко внизу светились огни. В черном небе мигали красные точки: самолет заходил на посадку.
— Как тихо, — выдохнула она.
— Потому-то я и построил здесь дом. А до студии езды всего ничего.
Она посмотрела на меня.
— Работа очень важна для вас?
— Раньше мне казалось, что да. Сейчас — не знаю.
— Странно, как время меняет наше мнение о себе.
Когда я заканчивала медицинский институт, мне представлялось, что я могу справиться с любой проблемой.
Теперь осознаю, как слабо я разбираюсь в медицине.
— Полагаю, это неизбежное следствие повзросления, доктор.
— Честно говоря, мне уже надоело прятаться за этот титул.
— Может, называть вас Докторша?
— Возможно. Я все-таки женщина. Надеюсь, вы это заметили?.
— Еще бы.
Как это случилось, не знаю, но в следующее мгновение она уже была в моих объятьях. Нас словно жгло огнем. Раздеться успели по пути в спальню. И уже обнаженные упали на кровать. Набросились друг на друга, словно разъяренные звери.
А потом долго лежали, приходя в себя. Молчание прервала она.
— С моей стороны это непрофессионально.
— Ты просто перестала прятаться за свой титул.
Она отвела взгляд.
— Ты рад?
— Да.
Она рассмеялась и поцеловала меня.
— Я тоже, — скатилась с кровати, Шагнула к ванной.
Обернулась. — Могу я принять душ?
Я кивнул.
Она скрылась за дверью, закрыла ее за собой. А мгновение спустя вернулась, оперлась спиной о косяк, лицо ее побледнело, как мел.
Я уставился на нее.
— Тут есть другая ванная? Меня сейчас вырвет.
— Внизу, около бара.
Она умчалась, как вихрь, голые ноги зашлепали но ступеням. Я выбрался из кровати и заглянул в ванную.
Дорогуша лежала на боку, свернувшись клубочком. С открытыми, смотрящими в никуда глазами. Пальцы ее правой руки сжимали шприц, торчащий из вены.
Она была здесь, когда мы искали ее на Стрип, когда мы трахались в кровати в соседней комнате.
Все встало на свои места. Куда она могла пойти, как не домой?
Я услышал, как внизу спустили воду. Вернулся в спальню, позвонил в полицию. Ответил на все их вопросы.
Внезапно меня охватила ярость. Я с такой силой швырнул трубку, что телефонный аппарат разлетелся вдребезги.
Я смотрел на куски пластмассы, разноцветные проводки, никелированные винтики, а в голове у меня звучал голос Сэма.
Что это была за молитва? Как он называл ее? Вспомнить я не мог. Зато помнил слова. И губы мои зашептали: «Yisgadal, v'yiskadash sh'may rabbo…»
И горячие слезы потекли по щекам.
31 МАЯ
ВЕЧЕР. НОЧЬ
В жизни каждому из нас приходится сыграть тысячи ролей. И всегда наши партнеры на сцене — люди. Некоторые нам нравятся, иные — нет, третьи исчезают, не оставив следа в памяти. Но в совокупности своей они формируют человека как личность. Я оглядел комнату.
Спенсер и Джонстон разговаривали в одном углу. Сэм и Дейв — в другом. На террасе Адвокатша смотрела на лежащий внизу город. Младший и Дениз уединились в спальне, отгородившись от остального мира.
Я вышел на террасу.
— И что ты об этом думаешь?
— Мне это не по зубам, — ответила Адвокатша. — Ты летаешь на реактивных лайнерах, а я все еще пытаюсь запустить воздушный змей.
— Все очень просто, — улыбнулся я. — Столь просто, что я удивлен, как это они сами до этого не додумались.
Все они получают именно то, что им нужно. И точка. Так что, счастливого приземления.
— Не просто, — она покачала головой. — Они получают все, кроме одного, главного. Тебя.
Я повернулся к ней.
— На самом деле я им не нужен. Я — иллюзия, которую они создали в своем воображении. Чтобы это понять, достаточно один раз посетить психоаналитика.
— Ты и для меня — иллюзия, Стив?
Я не ответил.
— Я помню газетные статьи о той девушке. Которая умерла. Я так плакала, Стив. Ты, должно быть, очень ее любил.
Вновь я не ответил. Очень любил, так сильно, что «долбил» другую, когда она, мертвая, лежала за дверью.
Мне вспомнился вечер, когда я пришел в квартиру на Пятой авеню.
Мейми открыла дверь, взяла у меня пальто. Ее доброе темнокожее лицо опухло от слез и горя.
— Добрый вечер, мистер Гонт.
— Добрый вечер, Мейми.
— Она в гостиной.
Я шагал по квартире, отмечая, что все зеркала закрыты материей, а картины повернуты к стене. На пороге остановился.
Люди сидели на деревянных ящиках. При моем появлении разговоры стихли, все обернулись ко мне.
Я стоял, не зная, что и делать, боясь нарушить незнакомый мне еврейский траурный ритуал.
Дениз пришла мне на помощь. Поднялась с ящика, направилась ко мне, подставила щеку для поцелуя, а затем, взяв за руку, потянула в комнату.
— Я рада, что ты заглянул к нам. Позволь поблагодарить тебя за все то, что ты сделал.
Разговоры тут же возобновились. Но я еще чувствовал на себе взгляды присутствующих. Сэм встал, когда мы подошли к нему. Протянул руку.
Я ее пожал.
— Прими мои глубочайшие соболезнования, Сэм.
Он стоял со слезами на глазах, не отпуская моей руки.
— Да, да, — отпустил руку, снял очки в тяжелой роговой оправе, начал протирать их платком.
— Она была хорошей девочкой, Стив. Но больной.
Я кивнул.
— Да, Сэм.
— В этом все и дело, — он убрал платок в карман, надел очки. — Больной, — говорил он, похоже, с собой.
Младший наблюдал за нами, стоя в другом конце гостиной. Осунувшийся, бледный, с покрасневшими глазами. Он кивнул мне, но не сдвинулся с места. Я кивнул в ответ.
— Я бы хотел поговорить с тобой, Стив, — продолжил Сэм. — Наедине. Перейдем в библиотеку.
Я последовал за ним. Он закрыл за нами дверь, повернулся ко мне.
— Хочешь выпить?
— Да.
Сэм прошел к двери, ведущий в прихожую.
— Мейми! — позвал он.
Она принесла два бокала. Сэм поблагодарил ее, и служанка оставила нас одних.
Сэм лишь пригубил виски, поставил бокал на письменный стол.
— Не знаю, как и начать. Делать такого мне не доводилось… — я лишь смотрел на него. — Я говорил с доктором Дэвис. Она рассказала мне о том, как ты пытался помочь Мириам.
Я молчал.
— Что я хочу сказать… Я… В общем, извини меня, — он вновь взялся за бокал. — Не знаю, что на меня нашло. Помутилось в голове. Но я хочу извиниться перед тобой. Я был не прав.
Я глубоко вздохнул.
— Все уже в прошлом, Сэм. И я очень жалею, что не смог спасти Мириам. А теперь нам не остается ничего другого, как забыть обо всем.
Он покивал.
— Сказать, конечно, легко, а вот как будет на самом деле… Не знаю, сможем ли мы сжиться с этой потерей.
Я промолчал.
— И еще одна проблема. Младший. Он не разговаривает со мной с того дня, как я набросился на тебя. Даже сейчас он отворачивается, стоит мне подойти к нему.
— Все утрясется.
— Не уверен. Ой как не уверен, — он допил виски. — Но это мои трудности. Вернемся в гостиную, — взявший» за ручку двери, он повернулся ко мне. — Придет день, когда я возмещу тот урон, что нанес тебе, Стив. Полностью. Ты всегда был мне верным другом.
Верным другом. Я запомнил его обещание. Но с той поры прошло три года, и позвонил он лишь сегодня утром. Обещание Сэма вспомнилось мне и через две недели после нашего разговора, когда я сидел в кабинете Спенсера.
Спенсер посмотрел на мое заявление об отставке, потом на меня.
— Тебе нет нужды этого делать.
— Думаю, что это наилучший выход из сложившейся ситуации.
— Нужно-то другое — убедить твоего приятеля не судиться с Ритчи.
— Но как это сделать? И потом, я полагаю, что он поступает правильно, доводя дело до суда. Я уже говорил на совете директоров, что не приемлю шантажа. И остаюсь при своем мнении.
— Совет директоров проголосовал за то, чтобы уладить дело без судебного разбирательства. И держит нас лишь отказ Бенджамина. Мы даже готовы заплатить и за него. А потом обо всем забудем, — он помолчал. — И ты забудешь.
— Нет. Я думаю, вы выиграете процесс. Но для меня это и неважно. Мое заявление остается в силе.
Он поднялся, подошел к окну, посмотрел, что творится вокруг, повернулся ко мне.
— А может, мне уйти на пенсию, чтобы ты мог занять мое место?
У меня защемило в груди. Я знал, что означает его предложение. Он, а не я, становился козлом отпущения.
— Нет.
Он шагнул ко мне.
— Почему, сынок?
От волнения я не смог произнести ни слова. Но потом взял себя в руки.
— Потому что я изгадил свою жизнь, отец. И теперь в ней не осталось радости.
— Но что ты будешь делать? Ты же еще молодой. Тебе нет и сорока.
Я встал.
— Вернусь в свой дом на холме. И посмотрю, смогу ли я жить с самим собой.
Жить с самим собой. Наверное, в этом все дело. Только как этого достичь, если вокруг вакуум? А именно там, в вакууме, я провел три последних года. Чего-то ждал.
Надеялся обрести цель, ради которой стоило жить.
