Джон Гришем - Дело о пеликанах
— Довольно подозрительное фото, правда? — сказал он.
— Пожалуй. Знаете его?
— Нет. Никогда его не видел. Это же огромная фирма. Пайщики прикрепляют таблички с фамилиями, идя на свои собрания. Верите ли, люди, которым принадлежит фирма, не знают друг друга. Наверно, их не меньше сотни.
Если быть точным, восемьдесят один.
— У вас был руководитель?
— Да. Пайщик по имени Уолтер Уэлч. Мерзкий тип. По правде говоря, мне не понравилась фирма.
— Вы помните каких-нибудь других клерков?
— Конечно. Летом это место кишело клерками.
— Если мне понадобятся их имена, можно мне снова к вам обратиться?
— В любое время. У этого парня неприятности?
— Не думаю. Он может кое-что знать.
— Надеюсь, их всех лишат звания адвоката. Настоящее сборище хищников. Дрянное место для работы. Сплошная политика.
— Спасибо.
Она улыбнулась и пошла прочь. И сзади она понравилась ему.
— Звоните в любое время, — сказал он.
— Благодарю.
* * *Дарби, журналист-следователь, вошла в дверь рядом со зданием библиотеки и поднялась по лестнице на пятый этаж, где «Джорджтаунский юридический журнал» занимал целый блок переполненных офисов. Она нашла в библиотеке последний номер журнала и выяснила, что Джоанн Рэтлифф была помощником редактора. Она считала, что большинство юридических изданий и юридических журналов похожи друг на друга. Лучшие студенты сшивались там, готовя научные статьи и комментарии. Они стояли выше остальных студентов и составляли клан людей, упоенных своим блистательным умом. Они постоянно околачивались в кабинетах юридического журнала. Это был их второй дом.
Она вошла и спросила первого попавшегося, где она могла бы найти Джоанн Рэтлифф. Он показал на угол. Вторая дверь направо. За ней была тесно обставленная рабочая комната, где всюду длинными рядами стояли книги. Две женщины усердно работали там.
— Джоанн Рэтлифф? — сказала Дарби.
— Это я, — откликнулась женщина постарше, лет сорока.
— Привет! Меня зовут Сара Джэкобс, я работаю над статьей для «Вашингтон пост». Могу я задать вам несколько вопросов?
Джоанн медленно положила ручку на стол и, хмурясь, посмотрела на другую женщину. Что бы они там ни делали, это было крайне важно, и отвлекать их таким образом было просто наглостью. Ведь они — знающие себе цену студенты-юристы.
Дарби хотелось усмехнуться и сказать что-нибудь остроумное. Черт возьми, в своей группе она была вторым номером. Так что нечего строить из себя таких умных и всесильных.
— А о чем статья? — спросила Рэтлифф.
— Могли бы мы поговорить с глазу на глаз?
Те еще раз обменялись недовольными взглядами.
— Я очень занята, — сказала Рэтлифф. «Я тоже, — подумала Дарби. — Вы проверяете цитаты для какой-то бессмысленной статьи, а я пытаюсь вычислить человека, убившего двух судей Верховного суда».
— Прошу прощения, — сказала Дарби. — Обещаю, это займет не более минуты. Они вышли в холл.
— Очень сожалею, что отрываю вас, но я в некотором цейтноте.
— Вы репортер из «Пост»? — Это было больше похоже на вызов, чем на вопрос, и ей пришлось еще раз солгать. Она сказала себе, что будет лгать, и обманывать, и воровать два дня, потом — на Карибское море, и пусть отдувается Грентэм.
— Да. Вы работали в фирме «Уайт и Блазевич» прошлым летом?
— Работала. А в чем, собственно, дело? фотографию, быстро! Рэтлифф взяла ее и стала рассматривать.
— Вы узнаете его?
Женщина медленно покачала головой.
— Не думаю. Кто он?
Из этой суки выйдет неплохой юрист: задает много вопросов. Если бы Дарби знала, кто он, она не стояла бы сейчас в этом крохотном коридорчике, изображая из себя репортера, и не стала бы терпеть эту надменную цаплю.
— Он юрист из «Уайт и Блазевич», — как можно искренне сказала Дарби. — Я думала, вы могли бы узнать его.
— Н-н-нет. — Она отдала фотографию.
Все, хватит.
— Что ж, спасибо. Еще раз извините за беспокойство.
— Нет проблем, — сказала Рэтлифф, исчезая в дверях.
* * *Она вскочила в новый «понтиак» от «Херца», как только он остановился на углу, и они тут же оказались в потоке машин. Она была сыта по горло Джорджтаунским юридическим факультетом.
— У меня прокол, — сказал Грей. — Линни не было дома.
— А я говорила с Эйкерсом и Рэтлифф, и оба ответили «нет». Так что пятеро из семи не узнали Гарсиа.
— Я проголодался. Как насчет ленча?
— Было бы неплохо.
— Возможно ли, чтобы пятеро клерков работали все лето в юридической фирме и никто из них не видел молодого коллегу?
— Да, не только возможно, даже весьма вероятно. Не забывай, шансы очень малы. Четыреста юристов — это тысяча человек, если сюда добавить секретарей, младший юридический состав, клерков-юристов, кабинетных клерков, клерков копировального отдела, клерков почтового отдела, всевозможных клерков и вспомогательный персонал. Юристы обычно держатся особняком в своих маленьких отделах.
— Территориально эти отделы находятся в разных местах?
— Да. Юрист из отдела банков на третьем этаже может неделями не встречаться со своим знакомым из отдела судопроизводства на десятом этаже. Не забывай, что это очень занятые люди.
— Тебе не кажется, что мы взялись не за ту фирму?
— Может, не за ту фирму, а может, не за тот юридический факультет.
— Первый парень, Мэйлор, дал мне имена двух студентов из университета Джорджа Вашингтона, которые работали клерками прошлым летом. Давай займемся ими после ленча.
Он притормозил и припарковался где попало позади ряда маленьких зданий.
— Где это мы? — спросила она.
— За квартал от площади Маунт Фернон, в деловой части. «Пост» в шести кварталах в ту сторону. От моего банка сюда — четыре квартала. А это маленькая забегаловка тут же за углом.
Они пошли к забегаловке, которая быстро заполнялась желающими перекусить. Она ждала за столиком у окна, пока он стоял в очереди и заказывал сандвичи. Полдня пролетело, и, хотя ей не нравилась такая работа, было приятно чувствовать себя занятой и забыть о тенях. Она не станет репортером, и в данную минуту карьера юриста тоже казалась малопривлекательной. Не так давно она подумывала о том, чтобы после нескольких лет практики стать судьей. К черту! Это слишком опасно.
Грей принес поднос с едой и чай со льдом, и они принялись за еду.
— Это твой типичный рабочий день? — спросила она.
— Так я зарабатываю на жизнь. Целый день сую нос в чужие дела, затем до вечера пишу статьи, а потом копаюсь в материалах до поздней ночи.
— Сколько же статей ты делаешь в неделю?
— Иногда три или четыре, иногда ни одной. Я сам себе хозяин, контроля мало. Сейчас другое. За десять дней не написал ничего.
— Что, если тебе не удастся доказать, что Маттис замешан? Какую статью ты напишешь?
— Это зависит от того, как далеко я продвинусь. Мы могли бы дать тот материал о Верхике и Каллахане, но стоит ли? Это был сенсационный материал, но они не имели к нему никакого отношения. Он слегка царапнул по самой поверхности и все.
— А ты рассчитываешь на сенсацию?
— Надеюсь. Если нам удастся подтвердить твое письмецо, мы сделаем чертовски сильный материал.
— Небось уже видишь заголовки?
— Еще бы! Адреналин прет вовсю. Это будет крупнейшая сенсация со времен…
— Уотергейта?
— Нет. Уотергейт был целой серией материалов, сперва маленьких, а потом постепенно разросшихся. Те ребята месяцами шли по следу, собирая по капле, пока все это не вылилось в одно целое. Разные люди знали разные части истории. Здесь, милочка, совсем другое дело. Эта история намного сенсационней, а правду знает очень узкий круг людей. Уотергейт — просто глупый грабеж с неумелым прикрытием. А это преступления, мастерски спланированные очень богатыми и умными людьми.
— А как насчет прикрытия?
— Затем займемся прикрытием. Как только мы докажем, что Маттис связан с убийствами, даем сенсационный материал. Кот выпущен из мешка, и в тот же день начнется вереница расследований. Здесь будет все трястись, как при бомбежке, особенно когда станет известно, что Президент и Маттис — старые друзья. Как только пыль начнет оседать, мы займемся администрацией и постараемся определить, кто что знал и когда.
— Но сначала Гарсиа.
— Да, да. Я знаю, что он там. Он здешний юрист и знает что-то очень важное.
— Что, если мы выйдем на него, а он не станет говорить?
— Есть способы заставить говорить.
— Например?
— Пытки, похищение, вымогательство, всевозможные угрозы.
Плотный человек с перекошенным лицом неожиданно появился возле стола.
— Поторапливайтесь! — заорал он. — Вы слишком много разговариваете!
