Крейг Расселл - Брат Гримм
Фабель кивнул, словно хотел показать, что все понимает. Никого из людей Ольсен не боялся, но тогда, судя по тому, как он описал темную фигуру, ему казалось, что он имеет дело с чем-то большим, чем человек, или с кем-то, еще не достигшим человеческого уровня.
— Он взял ее за горло. — Когда Ольсен начал говорить, его нижняя губа задрожала. — Одной рукой. Она плакала и умоляла не причинять ей вреда. Умоляла не убивать ее. А он в ответ лишь смеялся. Это был ужасный смех. Холодный и пустой. Затем он сказал: «Я сейчас тебя убью». Вот так, очень просто: «Я сейчас тебя убью». Это было сказано без всякой злобы или ненависти. Затем он толкнул ее на капот машины и сделал это чуть ли не нежно. После этого он провел ножом по ее горлу. Провел медленно, расчетливо, аккуратно. Он немного постоял, глядя на тела так, будто никуда не спешил и не опасался, что кто-нибудь может там появиться. Просто стоял и смотрел.
Затем он отошел чуть в сторону и снова стал их разглядывать. И лишь после этого он взял труп Шиллера за ноги и уволок в лес.
— Вы не подошли, чтобы проверить, жива ли Ханна? — спросила Анна.
— Я был страшно напуган, — покачал головой Ольсен, — Но я знал, что она мертва. Я, дождавшись, когда человек в маске скроется в лесу с телом Шиллера, пробрался к тому месту, где спрятал мотоцикл. Метров сто я толкал машину, потому что не хотел, чтобы он услышал шум мотора. А потом укатил полным ходом. Я не знал, что делать. Зато знал, что ни один из вас не поверит моему рассказу, и решил вести себя так, словно ничего не случилось. Но по пути назад я остановился у станции технического обслуживания и позвонил в полицию. Я подумал, что у вас есть шанс поймать его, если он все еще там. Ведь он вроде как никуда не спешил.
Анна вставила кассету в плейер и нажала кнопку воспроизведения. Ее скопировали с записи в центральном архиве полиции. Голос на пленке был испуганным и напряженным, но он, вне всякого сомнения, принадлежал Ольсену. Ольсен сообщал полиции, где найти тела.
— Вы подтверждаете, что это ваш голос? — спросила Анна.
Ольсен утвердительно кивнул и, умоляюще глядя на Фабеля, произнес:
— Я не делал этого. Клянусь. Все, что я вам сказал, — правда. Но ведь вы мне все едино не поверите.
— Может быть, и поверю, — сказал Фабель, — но вам предстоит ответить еще на множество вопросов. Обвинения против вас мы пока не снимаем. — Он посмотрел на мышевидного адвоката, и тот ответил ему утвердительным кивком. — Криминалькомиссар Вольф побеседует с вами о других убийствах. Она спросит, где вы находились во время совершения преступлений и не были ли вы знакомы с жертвами. — Фабель поднялся со стула и, опершись обеими руками на стол, произнес: — Вам по-прежнему грозят весьма серьезные неприятности, герр Ольсен. Вы, насколько нам пока известно, единственный, кто, вне сомнения, присутствовал на месте преступления, и у вас имелся мотив для убийства. Поэтому я советую вам отвечать на все вопросы фрау Вольф правдиво и как можно подробнее.
Когда Фабель направился к дверям, она встала со стула и, бросив адвокату: «Извините, я на минуту…» — вышла вслед за Фабелем в коридор.
— И вы ему верите? — спросила она, убедившись, что рядом с ними никого нет.
— Да. Верю. У меня постоянно присутствовало ощущение, что Ольсен чем-то не вписывается в дело. Все эти убийства не были преступлениями страсти. Кто-то их методично планировал и столь же методично осуществлял, следуя своим ужасающим и безумным фантазиям.
— И вы действительно верите в то, что Ольсен мог испугаться какого-то другого человека? Он легко разделался с Вернером, а Вернер отнюдь не легковес.
— Все верно. Но мне почему-то кажется, что Ольсену следовало опасаться на столько Вернера, сколько Марию, — с легкой улыбкой, в которой можно было увидеть неудовольствие, сказал Фабель. — Надеюсь, она не брала у тебя уроки, Анна?
Анна посмотрела на Фабеля так, словно не поняла его вопроса. Ее коротко стриженные, торчащие пиками черные волосы и яркий макияж придавали ей вид невинной школьницы. Но она помнила, что Фабель уже дважды предостерегал ее от чрезмерно агрессивного поведения.
— Как бы то ни было, — сказала она, — я не считаю, что рассказа этого здоровенного чудовища достаточно, чтобы снять с него подозрения. Что у нас есть, кроме его слов?
— А я склонен ему верить. В природном парке он действительно боялся. Боялся за свою жизнь. Наш убийца одержим сказками братьев Гримм… и Ольсен испугался вовсе не человека, с которым (каким бы здоровенным тот ни был) он, вне сомнения, мог бы совладать. Ольсен, находясь один в темном лесу, увидел, как из тени деревьев появляется нечто, не совсем похожее на человека. Его ввел в ступор не человек, а призрак, великан-людоед, оборотень… Я тоже не сразу понял, почему Ольсен настолько испугался, что не мог действовать, но потом до меня дошло, что там, в лесу, был не тот здоровенный хулиган, которого мы только что допрашивали. Там был маленький мальчик, который, выслушав на ночь страшную сказку, увидел кошмарный сон. Именно этого и хочет наш убийца. Ему удается выполнить задуманное потому, что он превращает свои жертвы в испуганных детей. — Фабель немного помолчал и, указав кивком на закрытую дверь комнаты, где остался Ольсен, продолжил: — Так или иначе, Анна, мы скоро узнаем, говорит ли он нам правду. А пока попытайся вытянуть из него как можно больше.
Анна вернулась в комнату для допросов, а Фабель направился в помещение Комиссии по расследованию убийств. В его мозгу происходило какое-то шевеление. Но происходило оно в далеком полутемном уголке мозга, до которого он пока никак не мог дотянуться.
Фабель занял место за столом в своем офисе и долго смотрел в окно в направлении парка Винтерхуде. Перед ним по обе стороны до самого горизонта расстилался Гамбург. Он пытался очистить свой мозг от деталей, от тысяч слов, которые слышал или читал в связи с расследованием, от вида демонстрационных досок и фотографий с мест преступления. Он следил за тем, как над городом по голубому шелку неба скользят белые облака. Фабель всем своим существом чувствовал, что где-то есть еще ждущая открытия главная истина. Есть нечто очень простое. Что-то ясное и прозрачное, как кристалл с ровно очерченными гранями.
Итак, сказки. Все дело в сказках и двух собиравших их братьях. Два брата собирали филологический материал и делали все, чтобы услышать «оригинальный и подлинный голос говорящих по-немецки людей». Ими двигали любовь к немецкому языку и страстное желание сохранить для соплеменников традиции устного рассказа. Но прежде всего братья были патриотами и националистами. Они начали свои исследования в то время, когда Германия была не страной, а всего лишь чистой идеей, когда ставленники Наполеона делали все, чтобы искоренить местную или региональную культуру.
Но братья Гримм смогли поменять направление движения. Когда был опубликован первый сборник сказок, их с огромным энтузиазмом встретил простой народ, а вовсе не ученые круги. Тираж сборника раскупили самые простые люди — те, голоса которых и записывали братья. Самыми большими почитателями сказок стали дети. Постоянно стремившийся к филологической истине Якоб уступил желанию брата, и для второго издания сборника сказки были отредактированы. Они были облагорожены, а некоторые стали даже вдвое длиннее. Из них исчез некий Ганс Дамм, способный оплодотворять женщин единым взглядом. Беременная, но все еще наивная Рапунцель перестала спрашивать, почему все платья стали ей малы. Спящую красавицу уже не насиловали во время ее волшебного непробудного сна. А милейшая Белоснежка, став в конце концов королевой, уже не заставляла свою злую мачеху танцевать до смерти, обув ее в раскаленные докрасна железные сапоги.
Истина. Якоб и Уильям Гримм, пытаясь запечатлеть подлинный голос германского народа, создали свои квазибеллетристические произведения. И звучал ли в них вообще аутентичный голос Германии? Как сказал Вайс, у французов, итальянцев, скандинавов и славян были свои сказки, в которых эхом отражались повествования, записанные братьями Гримм. И к чему именно стремится убийца? К истине? Превратить выдумку в реальное событие так, как это делал придуманный Вайсом Якоб Гримм?
Фабель встал из-за стола, подошел к окну и стал вглядываться в облака. Он пока ничего не мог понять, хотя убийца теперь даже не говорил, а уже кричал ему в лицо. Убийца кричал, а Фабель его не слышал.
Раздался стук в дверь, и в кабинет с папкой в руках вошел Вернер. Фабель обратил внимание на то, что руки коллеги затянуты в белые перчатки из латекса. Фабель, вопросительно вскинув брови, посмотрел на папку.
— Помимо той макулатуры, которую ты позаимствовал у Вайса, я просмотрел мешок писем от почитателей, присланных на его имя в издательство. Они прислали мне корреспонденцию за год, и я уже углубился примерно на шесть месяцев назад. Среди отправителей нашлось с десяток психов, с которыми мне хотелось бы поболтать, — сказал Вернер, открыл папку и осторожно, двумя затянутыми в латекс пальцами захватил уголок находившегося в ней единственного листка бумаги. — Но затем я нашел это… — Он вытянул из папки письмо.
