Уилбур Смит - Раскаты грома
Он беспокойно ворочался в постели, а ставень стучал и стучал.
Наконец Майкл отбросил покрывало, и под его шагами заскрипели половицы.
– Майкл.
Голос из соседней комнаты, пронзительный, подозрительный.
– Да, мама.
– Ты куда, дорогой?
– Ставень провис. Хочу закрыть.
– Надень что-нибудь, дорогой. Простудишься.
Задыхаясь, потея, ощущая физическую тяжесть, Майкл чувствовал, что должен выйти из этого дома в холодную свободу ветра и ночи. Он быстро, но бесшумно оделся и, неся обувь в руках, вышел по длинному коридору на большую переднюю террасу.
Отыскав ставень, он закрепил его, потом сел на ступени и обулся, прежде чем выйти во двор и пройти через лужайки. Он стоял на нижней террасе садов Тёнис-крааля, а вокруг вздыхал и качал деревья западный ветер.
Стремительность ветра усиливала непоседливость юноши: уйти из долины, подняться на откос. Майкл пошел мимо загонов к конюшне. Но вдруг остановился, застыв на полушаге. За холмом, в стороне ЛайонКопа, виднелось оранжевое сияние.
Майкл побежал, на бегу будя конюхов.
Он распахнул одно стойло и, подбегая к лошади, сорвал с колышка узду. Торопясь, он неловко вложил удила в рот лошади и затянул подпругу. Потом вывел лошадь во двор, где уже стояли проснувшиеся недоумевающие конюхи.
– Пожар! – Майкл показал на холмы. – Созовите всех и приведите помощь. – Он вскочил на неоседланную лошадь и осмотрел всех. – Приведите всех людей, приведите мулов и фургон. И приходите как можно быстрей.
Он ударил лошадь пятками и умчался со двора, наклоняясь вперед, к холке.
Семьдесят минут спустя Майкл остановил лошадь на верху откоса. Лошадь тяжело дышала. Еще пять миль; на плантациях Лайон-Копа лежит круг огня, яркий даже на фоне забрезжившего рассвета. Над ним черное облако, оно поднимается, и ветер разносит его, закрывая звезды.
– О Боже, дядя Шон!
Восклицание прозвучало криком физической боли, и Майкл снова погнал лошадь вперед. Безжалостно провел ее вброд через Бабуинов ручей, так что вода показалась взрывающимся льдом, потом вверх по противоположному берегу и вдоль холмов.
Кобыла шла сбивчивым галопом, когда Майкл пригнал ее во двор фермы Лайон-Копа.
Здесь уже стояли фургоны и множество черных с топорами. Майкл так резко остановил лошадь, что она чуть не упала.
– Где нкози? – крикнул он, узнав в рослом зулусе личного слугу Шона.
– Уехал в Питермарицбург.
Майкл спрыгнул с лошади и отпустил ее.
– Пошли человека в город за помощью.
– Уже, – ответил зулус.
– Надо перегнать скот из верхних загонов, вывести лошадей из конюшни, огонь может прийти сюда, – продолжал Майкл.
– Я уже послал женщин сделать все это.
– Ты молодец. А теперь пошли.
Зулусы садились в фургоны, сжимая топоры с длинными рукоятями. Майкл и Мбежане побежали к переднему фургону, и Майкл взял вожжи. В этот миг во двор въехали два всадника.
В темноте он не видел их лица.
– Кто здесь? – крикнул Майкл.
– Бростер и Ван Вик!
Ближайшие соседи.
– Слава Богу! Возьмете другие фургоны?
Они спешились и пробежали мимо Майкла.
Майкл встал, широко расставив ноги, расправил плечи, взмахнул хлыстом и громко щелкнул им над головами передних мулов. Те натянули постромки, фургон покачнулся и загремел, выезжая со двора.
Галопом мчась по главной подъездной дороге к плантации, они встретили зулусских женщин с детьми со всей округи, направляющихся к ферме; мягкими голосами те здоровались с мужчинами и желали им быть резвыми как ветер.
Но Майкл их едва слышал – он стоял, не отрывая взгляда от столба огня и дыма, вздымавшегося из самого сердца плантации Шона.
– Эти деревья мы посадили два года назад, – заговорил рядом с ним Мбежане. – Но огонь приближается к старшим деревьям. Нельзя надеяться остановить его здесь.
– Тогда где?
– По эту сторону деревья моложе, а дорога шире. Можно попробовать здесь.
– Как тебя зовут? – спросил Майкл.
– Мбежане.
– Я Майкл, племянник нкози.
– Знаю, – кивнул Мбежане и продолжал: – Поверни на следующем перекрестке.
Они подошли к перекрестку. На участке впереди росли молодые деревья десять футов высотой, толщиной в руку мужчины – сплошная масса темной листвы и переплетенных веток. Далеко за ними на границе огня стояла высокая зрелая акация. Над ней возвышалась стена искр и темного дыма, она быстро приближалась по ветру. При такой скорости огонь доберется сюда через час.
Такой огонь с разгону перепрыгнет дорогу в тридцать-сорок футов шириной; нужно рубить молодые акации, чтобы просвет вырос до семидесяти футов.
Майкл свел фургон с дороги и остановил мулов. Он спрыгнул, встречая остальные подходящие фургоны.
– Отъезжайте на двести ярдов, пусть ваши рабочие начинают рубить, валите акации со стороны огня, нужно расширить просеку. Я со своими начну здесь, – крикнул он Ван Вику.
– Хорошо.
– Мистер Бростер, отправляйтесь в конец участка и идите нам навстречу, срубайте деревья полосой в тридцать футов.
Не сказав ни слова, Бростер уехал. Эти мужчины вдвое старше Майкла без споров признали его право командовать.
Выхватив топор у ближайшего зулуса и на бегу отдавая распоряжения, Майкл кинулся к молодым акациям. Все столпились вокруг него. Майкл выбрал дерево, занял нужную позицию и взмахнул топором, описавшим широкую горизонтальную дугу. Дерево вздрогнуло от удара и обрушило на него дождь листьев. Майкл перехватил топор и ударил с противоположной стороны. Лезвие рассекло мягкую древесину, дерево устало поникло, покорно застонало и легло на землю. Майкл переступил через него и подошел к следующему. Вокруг него вдоль дороги растянулись зулусы, ночь сотрясали удары их топоров.
На протяжении следующего получаса четырежды подъезжали свежие фургоны, полные людей; их вели соседи Шона, и вскоре любовно посаженные и нежно оберегаемые акации Шона рубили триста человек.
Плечом к плечу, молча, лихорадочно, рубили – и сразу двигались дальше.
Послышался крик боли, и Майкл, оглянувшись, увидел, как два зулуса несут к дороге третьего; у него небрежным ударом топора была наполовину перерублена нога.
Один из соседей побежал к раненому, а Майкл вернулся к уничтожению плантации.
Ударить, поменять руки, снова ударить – и дерево покачнется. Оттолкнуть его и сквозь путаницу ветвей пробиться к следующему. Снова взмахнуть топором, чувствуя сладкий запах сока, чувствуя боль в плечах и ладонях от лопнувших волдырей.
И вдруг другой запах, принесенный ветром. Острый запах дыма.
Майкл остановился и осмотрелся. Люди по обе стороны от него прекратили работу; на их обнаженных черных потных телах играли блики огня; опираясь на топоры, они смотрели, как четырехсотъярдовый фронт огня с ревом катится к ним. Не белый жар горящего соснового леса, а в ужасное великолепие оранжевого и красного, выбрасывая дым и искры.
Постепенно удары топоров смолкли по всей линии – люди прекращали работу и смотрели, как это жуткое чудовище приближается к ним. Огонь ясно освещал их лица – на всех был ужас.
Теперь они ощутили жар; от волн горячего воздуха растительность съеживалась перед огнем; неожиданно порыв ветра принес облако черного дыма и скрыл людей друг от друга. Дым рассеялся так же быстро, как налетел, оставив людей кашлять и задыхаться.
– Назад! Назад к дороге! – закричал Майкл, и его крик подхватили по всей линии. Они отходили по пояс в зарослях и, небольшими удрученными группами собираясь вдоль дороги, беспомощно стояли с топорами в руках. На лицах людей был страх перед огнем и дымом.
– Берите ветки, сбивайте огонь! – попытался развеять их апатию Майкл. – Вытянитесь цепью по краю.
Он пробежал вдоль дороги, строя всех в шеренгу, проклиная собственный страх.
– Идемте, пламя стихнет, когда дойдет до поваленных деревьев. Закрывайте лица, обматывайте рубашками. Эй, не стойте без дела!
С новой решимостью все вооружились зелеными ветками и выстроились вдоль дороги.
Стояли молча; от огня было светло как днем; черные лица оставались бесстрастными, белые раскраснелись от жары и тревоги.
– Думаете, мы сможем?.. – начал Майкл, останавливаясь рядом с Кеном Бростером. Но вопрос, который он собирался задать, не имел ответа. И он сказал: – Мы уже потеряли три тысячи акров, но если он пойдет дальше!..
Оба невольно оглянулись на взрослые деревья за собой.
– Здесь мы его остановим, – сказал Бростер с уверенностью, которой на самом деле не чувствовал.
– Надеюсь, вы правы, – прошептал Майкл, и вдруг Бростер закричал:
– О Боже! Смотрите!
На мгновение огонь и дым ослепили Майкла. Деревья горели неровно. Местами они выбрасывали вперед широкие клинья огня, оставлявшие за собой стволы, которые сохли и темнели от жара.
От одного из таких деревьев по пружинящему ковру опавших веток и листьев, шатаясь, шел человек.
– Какого дьявола... – начал Майкл. Человека нельзя было узнать. Его рубашку изорвали ветки, они же исцарапали лицо, превратив его в кровавую маску. Человек сделал два неуверенных шага в сторону дороги, упал и исчез под листьями.
