Джон Бердетт - Бангкокская татуировка
Ради тебя я пожертвовала бы обоими.
Иши отозвался:
Ты не понимаешь, чего просишь.
Чанья тут же отправила:
Мне безразлично. Я тебя хочу.
С явной неохотой Иши согласился встретиться с ней в Бангкоке, но не дома, местонахождение которого по-прежнему таинственно скрывал, а в баре на Сукумвит. Это показалось ей непостижимым, а потому еще более притягательным. Чанья пришла заранее, чтобы успокоить нервы, выпила подряд три порции текилы и понятия не имела, как справиться с еканьем в груди, когда в бар неловко вошел застенчивый гений, заказал сакэ и сел подле нее. В чем дело? Его глаза горели огнем желания, но он отказался пригласить ее к себе в квартиру. Попытался что-то объяснить, но заикался сильнее обычного, и Чанья ничего не сумела понять. Речь вернулась к нему лишь после того, как он влил в себя изрядное количество сакэ, но к тому времени оба почувствовали такое возбуждение, что им стало не до слов.
— Тут рядом есть гостиница, где сдают номера на короткое время, — сказала Чанья.
— У меня нет денег.
— Я заплачу, — с готовностью ответила она.
Увешанной зеркалами комнате добавляло неприличия гинекологическое кресло, установленное здесь для особенно изобретательных. Чанья уложила Иши на кровать и накрыла своим безупречным телом его яркие татуировки, овладела им так, как это много разделали с ней мужчины. По крайней мере попыталась. Впервые в жизни поняла мужчин и их стремление к полному обладанию посредством секса. (Вот и Митч такой же.)
Чанья не могла припомнить, сколько времени они занимались сексом — судя по всему, весь остаток дня. Время от времени она посылала за теплым сакэ для японца и холодной водой для себя. Казалось, оба утоляли накопившийся в течение всей жизни голод. Когда страсть наконец начала утихать, включили телевизор, и на экране автоматически возникли кадры жесткого порно. Насытившись друг другом, любовники лежали на спине и рассматривали свои тела в потолочное зеркало. Иши был уже достаточно пьян, чтобы говорить без запинки. Зеркало сообщало Чанье, что на кровати лежит женщина, а рядом с ней — неземное существо. Девушка не могла понять, что ей нравится в этом соединении, разве то, что в этот момент он был ее мужским выражением. Ведь для нее, как и для него, не существовало такого общества, к которому стоило принадлежать, потому что любое общество — всего лишь искромсанное сплетение фальши, и его лучше сторониться.
Иши объяснил.
Только окунаясь в работу, он на мгновение забывал о своем ужасающем ощущении неполноценности, которое возникло от постоянной неспособности общаться с людьми. Но что происходило, когда работы не было — а такое случалось нередко? Если он не занимался делом больше дня, то начинал испытывать душевную пытку самого мучительного свойства — возникало чувство удушья, хуже того — аннигиляции. Люди, не желая того, погружали его жизнь во мрак тем, что весело болтали друг с другом или проявляли шумное, беспечное дружелюбие, на что мы, тайцы, особенно женщины, большие мастера. Вид сплетничающих старух мог вызвать у него приступ злобной ревности. Даже собравшиеся помурлыкать кошки пробуждали в нем зависть. Его чувство одиночества доросло до такой степени, что ни один человек не мог бы вынести. Возникло безумное желание покрыть наколками всех вокруг, чтобы они унесли в могилу доказательство его существования. Если он проводил без работы два дня, появлялись мерзкие галлюцинации. Внутри черепа, прямо над глазами вспыхивали картины жестокого садизма, убийств и смерти. Существовало всего одно занятие, которое по силе утешения могло сравниться с творчеством.
— Что это? — спросила Чанья, боясь услышать ответ.
— Игра.
— Игра? — хихикнула она. Чанья вообразила нечто более ужасное.
Но, выслушав объяснение, поняла, что это был не тот порок, к которому можно относиться снисходительно. Вот почему он так хорошо говорил по-тайски. Все время Иши проводил на состязаниях боксеров, петушиных боях, скачках и даже на тараканьих бегах. Их устраивали под мостами среди городских развалин, заставляя насекомых носиться среди картонных домиков. Там он просаживал все свои деньги. И чтобы предаваться греховному увлечению, брал взаймы у китайцев, которые всегда оказывались из народности чиу чоу, как правило, из Сватоу или с юга Шанхая — многовековых вотчин крупнейших финансистов и головорезов Тихоокеанского бассейна. Жизнь Иши постоянно висела на волоске, и он, пытаясь расплатиться с одним бандитом, занимал у другого. В этот момент его долг составлял миллион американских долларов. Большую часть денег надо было отдавать японским дельцам, которые спасли его от смерти в руках чиу чоу лишь потому, что он согласился на очень и очень обременительный контракт.
— Что же это за контракт? — спросила Чанья.
— Не спрашивай! Просто не спрашивай!
Даже опьяненная страстью, она поняла, в чем дело. В Таиланде все знали нрав ростовщиков из народности чиу чоу. Видимо, японцы оказались не намного гуманнее. Если они обнаружат, что у должника появилась возлюбленная, она превратится в средство для достижения цели. С ней могут сделать все, что угодно, если решат, что таким образом сумеют выжать из Иши больше денег. Отчаянно стараясь спасти разум, японец заложил жизнь.
— Не только жизнь. — Он насмешливо скривил губы.
Чанья обнаружила, что от безысходности стала приводить такие аргументы, словно была мужчиной.
— Но мы могли бы время от времени встречаться, выбирать безопасные гостиницы и проводить вместе несколько часов.
Иши покачал головой: преследователи не ведали жалости, зато прекрасно знали свое дело. Он боялся даже подумать, что головорезы могли с ней сделать. До сих пор мастер тебори так искусно и старательно уходил от слежки, что по шкале искусствоведов это по меньшей мере тянуло на барокко, но все равно не чувствовал себя в безопасности. Это их последняя встреча. Он был решителен и непоколебим. Хотел спокойно сойти в могилу, сознавая, что по крайней мере сумел уберечь ее от опасности.
Чанья смотрит на меня проницательными глазами женщины, испытавшей все оттенки мужской ревности. Я облизываю губы и глотаю, чтобы избавиться от сухости в горле.
— Все в порядке, — хриплю. — Со мной все в порядке.
— О чем ты думаешь? Что сейчас происходит в твоем сердце?
— Сказать по правде, думаю о Митче Тернере.
ГЛАВА 44
Поражен, насколько часто я в самом деле о нем думаю (кем бы он там ни был на самом деле). В этом человеке отсутствовала настоящая злость — он ни разу не воспользовался своими впечатляющими мускулами. А если произносил жестокие слова в момент ярости на любимую женщину, то больше не от гнева, а от смущения: как могло произойти, что он влюбился в подобную девушку? Я вспоминаю его, потому что он тоже не оставляет меня в покое. Прошлой ночью я увидел его в облике Супермена, запертого в куб из бледного как смерть криптона. Митч не мог воспользоваться своей недюжинной силой, поскольку боялся прикоснуться к стенкам. Однако картина оказалась не более чем отражением моего болезненного воображения. Секундой позже Тернер превратился в скромного парня в майке и джинсах и мягко улыбнулся моей глупости. «Твоя спина!» — воскликнул я. Он задрал рубашку и повернулся: расписанный прямоугольник размерами с багет, внутри иностранными словами был запечатлен некий код, который я не сумел расшифровать. Митч пожал плечами — все это для него больше ничего не значило. Он просто хотел мне помочь распутать дело.
Я снова на заднем сиденье мотоцикла, и пока мы вплетаемся и выплетаемся из неподвижного потока машин, везущих людей из пригородов на работу, слушаю через наушники программу Пайсита. Легковушки, автобусы и грузовики — хоть и участники движения на улицах буддийского города, но это не значит, что они на самом деле двигаются. Чанья быстро уснула в нашем любовном гнездышке, и я оставил ее, помчавшись по вызову Викорна: снова «Т-808». Старик на этот раз как будто встревожился.
У Пайсита весь день посвящен одной теме: на прошлой неделе застрелен настоятель монастыря Нонтабури, на банковском счету которого обнаружилось больше ста миллионов бат. Пайсит цитирует из краткого национального биографического справочника: «Благодаря своему уму и знанию магии он быстро продвинулся в иерархии буддийской сангхи[67] и в тридцать семь лет был назначен настоятелем монастыря».
Пайсит (представителю монастырской общины): Является ли это распространенным явлением, когда честолюбивые монахи пользуются магией для своего возвышения?
Представитель монастырской общины: К сожалению, медитация вызывает к жизни много таких сил, которые могут быть подвержены порицанию.
