Тана Френч - Ночь длиною в жизнь
— Да, конечно. Ага. Но Кевин? Ему только пятнадцать стукнуло.
— Вот именно. Гормоны бурлили, он даже в клубы ухитрялся пролезать, хотя его и не пускали. Однажды вечером Имельда сидела в «Брюсселе», к ней подкатил Кевин, предложил угостить ее выпивкой. Они разговорились, и он просил Имельду — умолял — замолвить за него словечко перед Рози. Имельда чуть со смеха не лопнула, но Кевин так искренне страдал, что, отсмеявшись, она объяснила, что дело не в Кевине: просто Рози занята. Больше она не собиралась ничего говорить, но Кевин продолжал донимать ее расспросами, что да кто, и покупать ей выпивку… — Снайпер тщетно пытался скрыть свой триумф за серьезной миной, но из-под напускной строгости проглядывал прежний, пропитанный дезодорантом подросток с поднятым кулаком и шипением «Гол!» — В конце концов она вывалила ему все, и не видела в том вреда: Кевин был миленьким мальчиком, а Имельда рассудила, что он сразу отвалит, как только узнает, что речь идет о его собственном брате, — так ведь? Нет, не так. Кевин ошалел, начал орать, колотить в стены, бить стаканы. Вышибалам пришлось выкинуть его прочь.
Такое поведение Кевину вообще-то не свойственно — когда он выходил из себя, то в ярости убегал, — но все остальное укладывалось в картину как нельзя лучше. К моему удивлению, Имельда прекрасно владела принципами бартера. Прежде чем вызвать Снайпера, она сообразила: просто так он меня с улицы не уберет, придется взамен дать ему то, что он хочет. Возможно, она даже обзвонила старых приятелей и выяснила, что именно нужно Снайперу. Ребята из убойного, обходя население, наверняка растолковали, что их интересуют любые связи между Кевином и Рози; Фейтфул-плейс без труда домыслила остальное. Мне, пожалуй, повезло, что Имельде хватило ума провести расследование, вместо того чтобы просто психануть и подставить меня.
— Господи! — Я сложил руки на рулевом колесе и разглядывал машины, медленно проезжавшие мимо выезда из проулка. — Кто бы подумал… Когда это было?
— За пару недель до смерти Рози, — гордо ответил Снайпер. — Имельда чувствует себя виноватой во всем этом — когда поняла, к чему это привело. Поэтому она и согласилась дать официальные показания.
«Ага, согласилась», — злорадно подумал я и сказал:
— Да, похоже, это веская улика.
— Извини, Фрэнк.
— Ничего страшного. Спасибо тебе.
— Конечно, это не то, что ты хотел услышать…
— Это точно.
— Но ты ведь сам сказал, что любая определенность лучше. Даже если сейчас ты с этим не согласен. По крайней мере у тебя появилась некоторая завершенность. Когда ты будешь готов, сможешь включить этот факт в свою картину мира.
— Снайпер, а ты ходишь к психиатру?
Он ответил взглядом, одновременно смущенным, самоуверенным и агрессивным.
— Да. А что? Хочешь, порекомендую?
— Нет-нет, я просто интересуюсь.
— Отличный специалист. Помог мне узнать много интересного: как привести внешний мир в соответствие со своим внутренним миром и прочее.
— Звучит очень заманчиво.
— Так и есть. Он бы тебе здорово помог.
— У меня старомодные взгляды: я все еще считаю, что внутренний мир должен приходить в соответствие с внешним. Впрочем, я подумаю над твоим предложением.
— Ага. Подумай… — Снайпер по-отечески погладил приборную доску, как лошадь, выучившую урок. — Приятно было поговорить, Фрэнк. Мне пора возвращаться к работе, но ты звони, если поболтать захочется.
— Обязательно. А сейчас, наверное, мне нужно какое-то время побыть в одиночестве, все обдумать. Мне ведь многое предстоит осознать.
Снайпер исполнил многозначительный номер с киванием и подниманием бровей — видимо, подцепил у психиатра.
— Подбросить до отдела? — предложил я.
— Нет, спасибо. Пешочком пройдусь — для талии полезно. — Он похлопал себя по животу. — Береги себя, Фрэнк. Еще поговорим.
В узком проулке Снайперу пришлось ужом выбираться из едва приоткрытой двери, так что выход лишился должного блеска. Впрочем, лоск вернулся, едва Снайпер зашагал своей «убойной» походкой, пробираясь сквозь толпу усталых торопливых пешеходов, — человек с портфелем и с целью. Я вспомнил, как несколько лет назад мы пересеклись в очередной раз и выяснили, что оба принадлежим к клубу разведенных. Наш выпивальный марафон длился четырнадцать часов и финишировал в Брэе, в каком-то офигительно футуристическом клубе, разрисованном летающими тарелками; там мы со Снайпером пытались убедить двух безбашенных красоток, что мы русские миллионеры и приехали покупать Дублинский замок, только все время сбивались и беспомощно хихикали в кружки, как два пацана. Я понял, что вроде бы даже привязался к Снайперу Кеннеди и что буду по нему скучать.
Меня обычно недооценивают — и это одно из моих преимуществ, но Имельда меня несколько удивила, упустив из виду не самые приятные стороны человеческой натуры. На ее месте я бы на пару дней заручился помощью вооруженного громилы-телохранителя, но утром в четверг дом Тирни, судя по всему, вернулся к будничным делам. Женевьева отправилась в школу с «Кит-Катом» во рту, Имельда сходила на Нью-стрит и вернулась с двумя пластиковыми пакетами, Изабель пошагала куда-то, где требовались собранные в хвост волосы и белоснежная блузка; ни намека на телохранителя, хоть вооруженного, хоть безоружного. Вдобавок меня никто не заметил.
Около полудня парочка девиц-подростков с парочкой младенцев позвонили в звонок, Шанья спустилась к ним, и компания отправилась глазеть на витрины, или воровать с прилавков, или куда там еще. Как только я убедился, что Шанья не вернется за сигаретами, я вскрыл замок парадной двери и поднялся к квартире Имельды.
По телевизору гремело какое-то ток-шоу, участники рычали друг на друга, а зрители требовали крови. Дверь ощетинилась замками, но, рассмотрев щель, я увидел, что заперт только один. Я вскрыл его за десять секунд, и телевизор заглушил звук открывшейся двери.
Имельда сидела на диване, упаковывая рождественские дары — картину несколько портило ток-шоу и тот факт, что в качестве подарков выступали контрафактные «Берберри». Я осторожно приблизился, но Имельда неожиданно обернулась — ее спугнула то ли моя тень, то ли скрипнувшая половица — и приготовилась завизжать. Я ловко накрыл ей рот ладонью, другой рукой прижал запястья к коленям и удобно устроился на диванном подлокотнике.
— Ах, Имельда, — ласково пожурил я. — Ведь на этом самом месте ты клялась, что не стукачка. Ты меня разочаровала.
Она нацелилась локтем мне в живот; а когда я прижал ее крепче, попыталась укусить меня за руку. Я оттянул ей голову назад: шея Имельды выгнулась, губы прижались к зубам.
— Я уберу руку, а ты подумай о двух вещах. Первое: сейчас я ближе к тебе, чем кто-то еще. Второе: что подумает Деко на верхнем этаже, если узнает, что тут живет информатор, — а ему будет очень легко об этом узнать. Как думаешь, он примется за тебя или решит, что Изабель сочнее? Или Женевьева? Скажи, Имельда, я ведь не знаю его вкусов.
Ее глаза полыхнули яростью, как у загнанного зверя. Если бы она могла, то перегрызла бы мне глотку.
— Итак, что решим? — поинтересовался я. — Будешь орать?
Через секунду ее мышцы ослабли, и Имельда покачала головой. Я отпустил ее, скинул кучу псевдо-«Берберри» с кресла на пол и уселся.
— Вот, — сказал я. — Правда, удобно?
Имельда аккуратно потерла челюсть и выпалила:
— Сучонок!
— Крошка, так разве я виноват? Я дважды предлагал тебе поговорить как цивилизованные люди, но нет; ты захотела так.
— Мой приятель придет с минуты на минуту. Он в охране работает, с ним лучше не связываться.
— Ох, не смеши меня, лапочка. Вчера он дома не ночевал и вряд ли вообще существует.
Я отодвинул «Берберри» в сторону и вытянул ноги.
— С чего вдруг тебе понадобилось врать, Имельда? И не говори, что ты меня боишься.
Она съежилась в углу дивана, плотно поджав руки и ноги, но тут встрепенулась.
— И не мечтай, Фрэнсис Мэки. Я дерьмо выбивала из мужиков покруче тебя.
— Не сомневаюсь. А если не можешь сама выбить из кого-то дерьмо, то бежишь и жалуешься тому, кто может. Ты настучала на меня Снайперу Кеннеди… Ну-ка заткни чертову пасть и не пытайся снова врать — я очень недоволен. Но дело поправимое. Расскажи мне, кому ты протрепалась про меня и Рози, — и ать-два, все прощено.
Имельда пожала плечами. Телебабуины продолжали колошматить друг друга студийной мебелью; я откинулся назад, не сводя глаз с Имельды — на всякий случай, — и выдернул вилку из розетки.
— Не слышу, — объяснил я.
Имельда снова пожала плечами.
— По-моему, я бесконечно терпелив, — добавил я. — Но сейчас ты видишь остатки моего терпения, милая. Присмотрись внимательно. Это все цветочки по сравнению с тем, что будет дальше.
— И что?
