Сергей Бакшеев - Конкурс на тот свет
В один из моментов его взгляд упал на нижнюю кромку ворот. Изнутри танцплощадки дверь фиксировал большой штырь, сделанный из толстой арматуры. Но сквозь сетку его не вытащишь. Жавшиеся к ограде девчонки безумно визжали. Пробиться разумным словом к их сознанию было невозможно. Тогда-то, подпрыгнув над головами, Тихон и увидел блеснувшие невдалеке Сашкины очки.
Тот каким-то чудом протиснулся сквозь толпу и уже стоял рядом. Их разделяла только сетка ограждения. Сашка заметил глубокую рану на лице друга. Он попытался спросить, но Тихон его опередил:
— Дай мне этот штырь!
Сашка все понял и выдернул из земли арматурину, согнутую в виде буквы «Г» с очень длинной ножкой. С огромным усилием он, отжав спиной всех от ограды, просунул кусок железа сквозь сетку.
Тихон схватил штырь, вставил его кончик в петлю замка и стал давить на образовавшийся рычаг. Сильные руки дрожали от неимоверного напряжения, на шее вздулись вены, из раны на щеке вновь потекла кровь.
Сталь замка не поддавалась, но приваренное ушко петли дрогнуло. Скоба петли отгибалась, обнажая блестящую зернистую поверхность металла в месте разрыва. Когда оставались считанные миллиметры, Тихон вынул погнувшийся штырь и со всей оставшейся силы ударил крюком по отогнутой петле.
Замок с грохотом сорвался. Тихон распахнул две широкие створки ворот запасного выхода.
Когда все люди выбрались с горящей танцплощадки, под звуки пронзительной сирены примчалась пожарная машина.
Глава 48. Кто убийца?
В госпитале, куда быстро доставили пострадавших из парка, Заколову на рваную рану слева над губой наложили швы. Тихону пришлось туда поехать, потому что кровотечение не прекращалось. Рана оказалась глубокой.
Зашивал щеку зубной врач. Наверное, все хирурги были заняты более сложными случаями, или зубные врачи сами обязаны делать такие операции, думал Тихон, лежа в нелюбимом с детства зубоврачебном кресле.
Когда он вышел из кабинета, то, спустившись вниз, увидел у стойки регистратуры лейтенанта Мартынова, пытавшегося звонить по телефону. Одежда на лейтенанте была порвана, любимая бейсболка потеряна, а левая рука согнута и крепко привязана к животу.
Тихон хотел улыбнуться и спросить Андрея, что с рукой, но прикрепленная к щеке повязка и только что наложенные швы, не допускали никакой активной мимики. Он с удивлением обнаружил, что ему больно дается любое движение губой. Вот те раз, а он думал, что терпеть неприятную боль придется только во время операции.
— Что? — тихо выдохнул он, показывая пальцем на забинтованную руку Андрея.
— А, ерунда, вывих. Правда, сильный, а может быть, еще палец сломан. Вон как распух, но с ним потом. Все врачи заняты тяжелыми больными. А у тебя как?
Тихон показал на повязку и промычал что-то похожее на: «Больно говорить».
— Ясно! — догадался лейтенант. — Кровищи у тебя много было. Еще и меня изляпал. Помнишь? — лейтенант улыбнулся, словно припомнил что-то веселое. — Постой, а ведь это еще до пожара было. Откуда рана?
Тихон пропустил последний вопрос. Ему не терпелось узнать, как обстоят дела у других пострадавших.
— Как? — вымолвил он и показал руками вверх по направлению операционных, расположенных на втором этаже госпиталя.
— Доставили сорок восемь человек, — бодро отрапортовала молодая медсестра за стойкой регистратуры. — Переломы ребер, рук, пальцев, ушибы, порезы, ожоги.
— А…?
— Погибших нет, — поняв вопрос, добродушно ответила медсестра и скромно улыбнулась. Тонкие пальцы поправили белоснежный колпачок, пришпиленный к уложенным волосам.
Чудовищное напряжение сегодняшнего вечера разом отпустило Заколова. Тревожный холодок в груди оттаял, и ему показалось, что в просторном казенном помещении стало тепло и уютно.
Лейтенант, наконец, куда-то дозвонился, покивал невидимому собеседнику и осторожно положил трубку.
— Под завалами сцены пожарные нашли обгоревший труп. Предположительно женщина, — сообщил он. — Тело не поддается идентификации. Кто это? Кассирша? — ни к кому конкретно не обращаясь, размышлял Мартынов.
У Тихона опять все заныло внутри и сжалось. Он вновь вспомнил крик из-под сцены, прозвучавший перед тем, как огонь вырвался наружу, и отрицательно покачал головой.
— Ты знаешь, кто это? — вопросительно уткнулся в него лейтенант.
Тихон кивнул.
— Кто?
Тихон взял у медсестры какой-то бланк, авторучку и на обороте написал: «Убийца четырех девушек».
Лейтенант некоторое время тупо смотрел на листок, потом перевел взгляд на Заколова.
— Но кто это? — лейтенант был крайне удивлен.
Тихон решительно написал на листке имя и пошел к выходу. Он не хотел, чтобы в уголках его глаз заметили выступившие слезинки.
Лейтенант ошарашено смотрел на выведенное рукой Заколова женское имя.
— Постой! Но почему она? — крикнул Мартынов, но Заколов уже вышел из помещения.
Стояла глубокая ночь. Во дворе госпиталя было прохладно, но отнюдь не темно. Многие окна главного корпуса ярко светились. У проходной за забором Тихон увидел большую взволнованную толпу людей. Это были родственники, пытавшиеся выяснить судьбу своих близких. Охрана, усиленная патрулем из двух солдат и офицера, решительно преграждала вход.
Как только Тихон вышел за ворота, его со всех сторон обступили взволнованные женщины. Все наперебой задавали вопросы:
— Как там? Что с ребятами?
— А Лену Егорову ты, сынок, не видел?
— А Мишу ты знаешь?
— Танечку, Танечку не видел, она в новых джинсах и белой футболке была.
Тихон успокаивающе поднял руки, дождался тишины и, несмотря на резкую боль под повязкой, громко выговорил:
— Все живы! Тяжелых нет!
Он прижал руку к щеке, где нестерпимо жег потревоженный шов, и прошел сквозь расступившуюся толпу. Тут к нему подбежал Сашка.
— Ну, как ты?
«Нормально», показал жестами Тихон, скрывая от друга расстроенный взгляд.
— Это оказалось все-таки она? — задал Сашка, мучавший его вопрос.
Тихон кивнул.
— Питоконда! Ее поймали?
«Нет», покачал головой Тихон.
У Сашки округлились глаза:
— Ей удалось уйти?
Тихон еще раз покачал головой, грустно смотря в темноту.
— Она… она сгорела? — догадался Сашка.
Тихон кивнул и отвернул лицо в сторону. В ее гибели была его прямая вина. Можно сказать, он вынес ей приговор и отправил на костер. Эта мысль уже в который раз бередила растревоженную душу и тяжким грузом давила на уставшую психику. Правильно ли он поступил? Можно ли было сделать что-то иначе?
— Но как? — удивился Сашка. — Как это произошло? Она же могла спокойно уйти!
Тихон молчал. Нет, она не собиралась уходить. Он ясно представил, как она стоит неподалеку от бушующего пламени и презрительно наблюдает, как гибнут ненавистные конкуренты. Красная одежда на фоне темных кустов словно вспыхивает ярким пятном, отражая порожденное ею пламя. Она специально оделась сегодня в алое. Она все рассчитала правильно, и план бы полностью осуществился, если бы в последний момент она не встретила Тихона.
Из непроглядной темноты около забора к Заколову и Евтушенко вышел Мурат.
— Вас ищу, — сказал он. — Моя последняя берлога сгорела, и я сваливаю из этого города. Неспокойно тут стало. Пришел попрощаться.
— И куда ты теперь? К родителям? — поинтересовался Сашка. — Придется им признаться, что ты давно не учишься в институте?
— Нет, я сначала к деду рвану. Он тут недалеко один в степи живет. Дед у меня настоящий аксакал. Живет в юрте и все делает по старым обычаям. Говорят, он даже с духами общается.
— Пойдем с нами в общагу. Пристроим тебя куда-нибудь на ночь, — пообещал Сашка.
— Нет. Я ночью уйду из города, пока темно. Документов у меня нет, через КПП нельзя, буду стороной пробираться. А то еще на меня свалят этот поджог. — Мурат с надеждой взглянул в лица Тихона и Сашки. — Вы ведь знаете, что это не так?
— Знаем, — подтвердили Сашка и Тихон.
— Перед милицией замолвите словечко, чтобы плохо обо мне не думали. Я ни в чем не виноват. Ни в этом пожаре, ни в смерти тех задушенных девушках.
— Знаем, — еще раз заверил Сашка, с досадой вспоминая о былых подозрениях.
Мурат мялся, не решаясь уйти. Он отвел глаза и спросил:
— Сейчас не время, но… Тихон, я хочу, чтобы ты проверил мое решение задачи о перестановки бутылок.
Тихон ободряюще кивнул. Мурат живо заговорил:
— Я рассуждал так. После перестановки в каждой куче оказалось прежнее количество бутылок. Допустим, среди больших появилось 5 маленьких бутылок. Значит, их место в другой куче должны были занять 5 больших бутылок. То же рассуждение применимо для любого количества бутылок.
— Это логично, — похвалил Тихон, хотя каждое слово доставляло ему боль.
![Гарольд Пинтер - Лифт [= Кухонный лифт]](/uploads/posts/books/271557/271557.jpg)
