Джейк Арнотт - Подснежник
Правда, в глубине души меня все же терзали сомнения. Я боялась, что в конце концов все это закончится крупными неприятностями, однако об этом я старалась не думать.
Как-то мы вместе отправились в «астон-мартине» на юг Франции. Сначала мы заглянули в Ниццу и остановились в «Вестминстер-отеле» на Променад д'Энглес. Нам обоим нравились широкие бульвары и пальмы, раскачивавшиеся под легким ветерком, дувшим со стороны невероятно голубого и теплого Средиземного моря. Целыми днями мы нежились на солнышке, а по вечерам с удовольствием исследовали чудеса haute cuisine – высокой кухни. Для общения с персоналом мы пользовались разговорником, частенько подтрунивая над французским произношением друг друга, однако в целом наша изысканная и утонченная жизнь доставляла нам бездну удовольствия.
Из Ниццы мы поехали в Канны. Когда мы ехали по Круазетт мимо лучших отелей – «Мажестик», «Карлтон», «Мартинес» и других, – Эдди внезапно повернулся ко мне.
– Когда я проверну по-настоящему крупное дельце, – сказал он, – мы с тобой сможем отойти от дел и поселиться здесь.
– Неплохая идея, – лениво откликнулась я. Эдди частенько мечтал о большом деле, способном обеспечить его на всю жизнь.
– Я серьезно!
– Разумеется, дорогой, – поспешно согласилась я.
– Нет, я действительно имею это в виду, Руби. Ты и я – вместе…
– Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать – выходи за меня замуж.
В конце концов я сказала «да», но сначала я, конечно, заставила его долго себя уламывать и даже предположила, что кольцо, которое он мне показал, скорее всего фальшивое. При этом мне ни на минуту не приходило в голову, что Эдди относится ко мне настолько серьезно. Я думала – он сделал мне предложение просто ради хохмы. Ему было приятно общаться со мной; кроме того, я была весьма полезна ему в качестве пропуска на общественные мероприятия, где он выбирал очередную жертву. Я привыкла к тому, что меня используют, и считала себя не столько его подружкой, сколько сообщницей. Наконец, мне не слишком-то улыбалась перспектива выйти замуж за профессионального вора: Эдди вряд ли был способен сделать из меня честную женщину.
И все равно я чувствовала себя словно в волшебном, романтическом сне. Быть может, все дело было в пьянящем воздухе Лазурного Берега, который ударил мне в голову, словно шампанское. И все же я впервые в жизни почувствовала себя спокойной и свободной. Это было очень похоже на счастье, и я постаралась убедить себя в том, что мы с Эдди любим друг друга.
Вернувшись в Лондон, мы занялись приготовлениями к свадьбе. Весной шестьдесят шестого мы поженились. Моим посаженым отцом был Гарри. Когда в церкви мы давали положенные обеты, моя мать сидела в первом ряду (мой отец умер несколько лет назад). Думаю, в тот день мама была за меня рада. Во всяком случае, мне показалось – она очень довольна, что я наконец-то кого-то нашла. Впрочем, Эдди просто не мог ей не понравиться. «Смотрите, заботьтесь о ней как следует, молодой человек», – сказала она на приеме в «Звездной пыли».
И поначалу Эдди действительно обо мне заботился. Мы провели медовый месяц на Тенерифе. Потом перебрались в очаровательный домик в Гринвиче на берегу реки. Эдди открыл небольшой антикварный магазин, который не только служил прекрасным прикрытием для его основного бизнеса, но и приносил кое-какие деньги. Что касается меня, то я понемногу работала, то тут, то там, а один раз даже получила превосходную роль в телевизионной постановке.
С Гарри мы в этот период виделись редко. Когда же мы встречались, я всегда была с Эдди. Несмотря на это, после нескольких бокалов Гарри пытался, как встарь, поговорить со мной по душам, обсудить что-то или кого-то. Я видела, что он рад за меня, но ему не хватало нашей прежней близкой дружбы.
Летом мы с Эдди снова вернулись на юг Франции. Там мы сняли виллу в От-де-Кан. «Это изысканнее, чем Сен-Пол-де-Венс, – уверил меня Эдди. – Изысканнее и утонченнее». Место действительно было превосходное: наш дом стоял на уступе на склоне холма, откуда открывался великолепный вид на Приморские Альпы. Опьяненные благоуханием тимьяна и бугенвиллеи, мы жили как в чудесном сне. Эдди играл роль преуспевающего бизнесмена с космополитическими вкусами, а я была его обаятельной и утонченной женой. Но чтобы этот сон стал реальностью, нужен был еще один coup. И на этот раз добыча действительно должна была быть очень крупной.
Когда мы вернулись, Лондон показался нам особенно унылым и мрачным. Хорошо еще, что наш дом стоял на берегу реки. Было очень приятно смотреть, как она по широкой дуге огибает Собачий остров и устремляется к морю – это вселяло ощущение перспективы. Мы продолжали верить в свою мечту и держались за нее тем сильнее, чем напряженнее становилась наша совместная жизнь. Эдди никогда не говорил мне, где он находится и что делает. При этом он продолжал требовать, чтобы я оставалась для него чем-то вроде тихой гавани, где он мог бы укрыться от бурь и штормов, неизбежных при его небезопасном образе жизни. Иными словами, я должна была не только вести хозяйство, но и прикрывать его в случае непредвиденных обстоятельств. Никаких регулярных доходов у нас не было. Мы либо сидели на мели и считали каждый пенни, либо перебрасывали с места на место толстые пачки денег – это были «гонорары» Эдди за дела, о которых я не имела ни малейшего понятия. Таким образом, наши отношения не имели под собой твердого фундамента. Наша мечта продолжала удерживать нас вместе, но она же сжигала нас изнутри.
Примерно год спустя наш чудесный сон был неожиданно и грубо нарушен. В том числе и в буквальном смысле слова. В шесть часов утра «Летучий отряд» полиции ворвался в наш дом, надел на Эдди наручники и выволок его наружу. У легавых был ордер на обыск, и они перевернули все вверх дном. Как выяснилось, Эдди оказался замешан в вооруженном ограблении. Это было не в его стиле, но мечта толкнула беднягу на отчаянный шаг. Ограбление, однако, прошло не так гладко, как планировалось, один из налетчиков выстрелил в кассира и тяжело его ранил. Словом, каша заварилась еще та…
Полицейские нашли в моей сумке пачку краденых денег, что дало им основание задержать меня как сообщницу. Но на самом деле это был просто способ как следует нажать на Эдди. В итоге он заключил с полицией сделку, главным условием которой было снятие с меня всех обвинений. Он подписал заявление, в котором признавался в ограблении, и дал показания, касающиеся еще одиннадцати подобных случаев. Благодаря этому меня и выпустили. Думаю, я должна быть благодарна Эдди за то, что он для меня сделал, – меньше всего мне хотелось получить срок и попасть в Холловей, однако это не мешало мне злиться на весь свет. Я была просто вне себя из-за того, что Эдди ввязался в такое серьезное дело. Кроме того, во время грабежа едва не погиб человек, и я не могла думать об этом без содрогания. Но больше всего я злилась на Эдди за то, что он попался.
Его дело было передано в суд три месяца спустя. Эдди полностью признал себя виновным, и его адвокат попытался на этом основании добиться смягчения наказания. Но в ходе следствия Эдди не назвал никого из участников ограбления, к тому же не все похищенное удалось разыскать. Наконец его небезупречное прошлое также свидетельствовало против него, поэтому Эдди приговорили к семи годам тюрьмы.
Для прессы это была невероятная удача. Страницы газет пестрели фотографиями, на которых я в слезах покидала зал судебных заседаний. «РУБИ И РАЗБОЙНИКИ», – гласили заголовки. «КИНОЗВЕЗДА ОПЛАКИВАЕТ МУЖА-НАЛЕТЧИКА». Интересно, с каких таких пор я стала кинозвездой? Это было просто унизительно! Меньше всего я нуждалась в подобной популярности. Вот и конец моей карьере, думала я, наверное, уже в сотый раз.
Но самое неприятное заключалось в том, что я снова осталась совершенно одна. Ни работы, ни денег. Антикварный магазинчик был конфискован. Правда, «Санди пипл» предложила мне эксклюзивное интервью. Руби Райдер рассказывает правду и все такое прочее… Я едва не соблазнилась, но эти скряги давали всего пятьсот фунтов.
Эдди отправили в Уондсвортскую тюрьму. Ужасное место. Не зря заключенные прозвали ее «Фабрикой ненависти». Единственный плюс заключался в том, что она располагалась относительно недалеко, и я могла часто навещать Эдди. Наша мечта о собственной вилле на средиземноморском побережье казалась теперь невероятной глупостью. Мы исчерпали ее до дна и теперь переживали горькое похмелье реальности. Я стала женой заключенного. В низкопробных пабах Ист-Энда, где проводили время разные уголовные элементы, регулярно устраивался сбор средств в пользу тех, кто, подобно Эдди, отправился «к дяде на поруки», и время от времени ко мне являлись незнакомые люди и вручали фунтов двадцать пять – тридцать, чтобы я могла «выкрутиться». Они всегда приходили по двое, чтобы визит к жене осужденного не был неверно истолкован. Никто из них никогда не переступал порога, никогда не заходил в дом. Все это как бы подразумевало, что, пока Эдди отбывает срок, мне не следует встречаться с мужчинами. Отныне мне предстояло вести непорочный образ жизни – сидеть дома и дожидаться очередного поступления материальной помощи. Нет, не то чтобы у меня были какие-то варианты, просто мне было не по душе навязываемое мне целомудрие. Можно было подумать – я наложница в гареме или что-то в этом роде. Впрочем, поначалу я брала деньги и делала вид, что очень благодарна. Наличные действительно были мне нужны.
