Торкиль Дамхауг - Взгляд Медузы
61
В начале восьмого Нина Йенсен была уже в своем кабинете. Она беспокойно спала и проснулась рано. Проворочавшись в постели больше часу, она решила лучше встать и заняться чем-нибудь полезным.
Выплюнув изо рта никотиновую жвачку, она напечатала свой пароль и вошла в систему.
— Ну, вперед, по новой, — пробормотала она обреченно.
После того как с Гленне обвинение было снято, им пришлось заново пересмотреть все показания свидетелей и другие документы Это напоминало настольную игру «лила», которая была популярна во времена ее детства. Когда до цели оставалось совсем чуть-чуть, можно было споткнуться и скатиться к одному из первых полей. Нина постаралась не вспоминать о том, сколько тысяч страниц документов по этому делу у них уже скопилось. И снова вернулись мысли о посещении кафе вечером накануне, не дававшие ей уснуть всю ночь. «Ну пока, Арве», — сказала она, когда они подошли к гаражу Управления полиции, и прозвучало это скорее как приглашение. И он подошел поближе и погладил ее по щеке, глядя при этом ей в глаза. В какой-то момент она подумала. «Вот сейчас случится это». Но он сказал: «Пока» — и пошел к двери гаража, оставив ее стоять там. Но, отойдя на пару шагов, он обернулся и предложил снова куда-нибудь сходить на днях. Может быть, сходить выпить пива вместе.
Нина схватила ручку и написала: «Арве». Сидела и смотрела на эту надпись. Почерк у нее всегда был красивый, и его имя очень хорошо смотрелось. Она достала пакетик с жевательным табаком и, пощелкав мышью, добралась до файла, посвященного Мириам Гайзаускас. Ей вспомнилось кое-что, о чем они разговаривали накануне. Возраст жертв.
Паульсен — 56, Давидсен — 46, Эльвестранн — 36. Три месяца тому назад Мириам исполнилось 26. В животе забурчало: Нина еще не завтракала. В ящике письменного стола нашлось яблоко, она схватила его и надкусила. Что-то там было еще. Первая жертва была обнаружена в лесопарке Нурмарка, следующая — во Фрогнер-парке, а третья — под дверью Мириам. На двери у нее обнаружили царапины от медвежьих когтей. Все как бы приближалось да приближалось. Нина внимательно прочла все комментарии Арве к записям в файле и с улыбкой отметила, что он исправил ошибку, о которой она ему сообщила. В Норвегии проживает семь лет — было там теперь написано. Первый год обучалась в народной школе «Сандане», поселок Нурфьорд.
Нина закрыла этот документ и вывела на экран обзор всего, что было написано ею самой за то время, что она работала над этим делом. Ее мучило ощущение, что она что-то прозевала, ка-кую-то важную деталь, что-то, на что в свое время не обратила внимания. Она открыла отчет о посещении пансионата в Рейн-коллене, вовсе не будучи уверенной в том, что найдет эту информацию здесь. Она услышала в коридоре шаги и узнала их, выплюнула табак и задвинула мусорную корзину поглубже под стол. Арве всегда приходит на работу рано. Если бы ее, которая, безусловно, относилась к совам, допросить с пристрастием, она бы, пожалуй, призналась, что у нее, может, и не один был повод прийти сюда раньше всех в это утро.
Кабинет Арве располагался немного дальше по коридору, и он должен был пройти мимо ее двери, которую она оставила приоткрытой. Но чтобы уж наверняка быть уверенной в том, что он сообразит, что она здесь, она пнула мусорную корзину и выругалась. Шаги в коридоре затихли, в дверь постучали. Она развернулась в своем кресле.
— Привет, Нина. У тебя проблема?
— Да нет, я просто… споткнулась.
Обо что можно было споткнуться сидя, она не уточнила.
— Спасибо за вчерашний вечер, — улыбнулся Арве.
От того, как он это сказал, у нее зарделись щеки. Наверное, он заметил это, потому что добавил:
— Мне очень понравилось.
— Мне тоже, — пролепетала она и, взяв себя в руки, показала на его запястье. — Ты порезался, Арве?
Он взглянул на руку:
— Вот черт, я думал, что все вытер. Ободрал руку сегодня утром, когда жиклёр в машине прочищал. — Он подмигнул ей. — Не беспокойся, я и это переживу.
Выглядел он более бледным, чем обычно, лицо осунулось, глаза воспаленные.
— Ты хорошо спал? — заботливо спросила она.
— Не могу сказать, такое впечатление, будто мой мобильный звонил всю ночь.
— Что-то важное?
Он провел рукой по небритому подбородку. Отрастающая щетина была темнее, чем волосы на голове.
— Вот, например, некий Аксель Гленне звонил несколько раз.
Нину разобрало любопытство:
— И что ему было надо?
— Да кто его знает? Он что-то невнятное талдычил про эту студентку-медичку, про какое-то письмо, которое она якобы получила. Мне кажется, он с нами ведет какую-то свою игру. Мне удалось его убедить в том, что мы все, кто сейчас на месте, тут же срочно помчимся выполнять его указания. Остальное услышишь на утреннем совещании.
«Не уходи!» — подумала она, и, видимо, он почувствовал, потому что Арве подошел поближе.
— А ты чем тут занимаешься? Мне казалось, что ты вовсе не ранняя пташка. — Он поглядел на экран ее монитора. — Оснесский район? Ты же мне так и не рассказала подробнее, как вы туда ездили.
Нина закинула ногу на ногу. И сегодня тоже на ней была надета облегающая блузка. Она заметила, как его взгляд скользнул по ее груди.
— Там лес стеной! — вздохнула она. — Ты, наверное, не можешь себе представить, что это за испытание для женщины, выросшей в Бергене, забуриться в такую глушь! Ты-то сам ведь вырос в такой же чащобе.
Он доброжелательно улыбнулся. Нине показалось, что он собирался присесть на край ее стола, так что она могла бы прикоснуться к его бедру.
— Два таких выезда за две недели, — защебетала она, очищая стол от лишних бумаг. — Викен заехал в какой-то глухой тупик. Мы доехали до шлагбаума и застряли там. Ты только представь себе: я одна с Викеном в девственном лесу. Нервы щекочет, скажу я тебе. Я себя почувствовала Красной Шапочкой на пути к бабушке. А в первую поездку и того хуже, я тогда оказалась в таком месте, называется Рейн-воллен…
— Рейн-коллен.
— А, и правда. Место обитания неземных существ с диковинными синдромами.
Арве молчал, и она почувствовала смущение, начала в подробностях рассказывать о посещении пансионата, о пожилой женщине, которая там работает, и о похожей на мумию иссохшей бедняге неопределимого возраста в инвалидной коляске.
Она излагала эту историю весьма живо, как ей самой показалось, и Арве пару раз улыбнулся.
— В какой-то момент я здорово струхнула. Из одной комнаты вдруг вышел такой огроменный детина, даун. Встал посреди комнаты, ударил себя кулаком в грудь и заревел. — Она воспроизвела его ужимки и слова: — «Освальд мишку ловить! Освальд мишку ловить!» А тетки на это — ноль внимания. Уселись себе с ним вместе на диванчик и давай его поглаживать по шерстке — он и успокоился.
Нурбакк кивнул:
— Они умеют с ним обращаться.
Нина отодвинулась от него вместе с креслом.
— Ты знаешь?.. Ты там был?
Он посмотрел ей в лицо. Выражение его глаз изменилось, ей показалось, они стали какими-то жестокими, но потом его взгляд вновь стал приветливым. Арве облокотился о ее стол и улыбнулся:
— Освальд мой брат.
62
Нина изо всех сил пыталась сосредоточиться. Она прошлась по всему тексту заметок о посещении Рейн-коллена, потом еще раз перечитала показания Мириам Гайзаускас. Арве ушел к себе в кабинет, а кроме него, никого еще не было. Она пыталась сосредоточиться на чтении материалов по делу, но в ушах все еще звучал ее собственный голос — как она изображает страдающего монголизмом Освальда. Она закусила губу. Давно она не чувствовала себя такой дурой. Она несколько раз попросила прощения. Арве пытался обратить все в шутку. Заверил ее, что не принимает ничего на свой счет. Что его не задевают такие подтрунивания. Что ему делали и говорили вещи и похуже. Что дело тут в недостатке знаний, а не в злом умысле. «А ты правда не сердишься на меня?» — повторяла она раз за разом. Перед тем как уйти, он погладил ее по голове. Легонько так прикоснулся. Хотел утешить, наверное, а может, и по какой-то другой причине.
Не успела она решить, что об этом думать, как позвонили с центрального поста:
— Тут один человек звонит, он у меня на связи. Просит соединить с тобой. Говорит, что он католический священник из какой-то церкви здесь, в Осло.
«Мириам!» — пронеслось в голове у Нины. Звонивший представился отцом Раймондом Угельстадом из ордена доминиканцев.
— Это касается Мириам? — вырвалось у Нины.
— Да, — сказал святой отец. — Она называла ваше имя, когда заходила ко мне на днях; я так понял, что вы, видимо, беседовали с ней.
Голос у него был высокий, и говорил он немного в нос. Она представила себе пожилого полноватого человека, монаха в коричневой рясе.
— Я звоню, потому что очень беспокоюсь. Я, откровенно говоря, боюсь, что с ней могло что-нибудь случиться…
