Линдси Фэй - Прах и тень
— Я шел за ним, но не имел никакого понятия, где нахожусь. Все эти извилистые улочки и повороты…
— Мистер Тависток, — прервал его детектив, — сейчас вы расскажете обо всем, что запомнили, когда проследовали за Беннеттом до его жилища. И не забывайте, что перед вами человек, терпение которого на исходе.
Презренный трус повернулся к окну, спрятав в тень свое все еще кровоточащее лицо, и закрыл глаза в отчаянной попытке сосредоточиться.
— Это было темное, грязное место. Дома низкие и очень старые.
— Кирпичные или деревянные?
— Деревянные.
— Отдельно стоящие дома или коридоры, ведущие к многочисленным входам, как в трущобах на Флауэр-энд-Дин-стрит?
— Там было много дверей и проходов. Только дом Беннетта располагался отдельно.
— Какие-нибудь склады?
— Нет, только эти жуткие жилища.
— Торговцы, рынки там были?
— Ничего такого.
— Какой-нибудь транспорт?
— Простите?
— Кэбы, кареты «Скорой помощи», возы с сеном, высокие двухколесные экипажи с местами для собак под сиденьями? — рявкнул Холмс.
— Никаких санитарных карет. Тележки были.
— Значит, это не рядом с больницей. Поездов не было слышно?
— Не припомню.
— Колокола не звенели?
— Да, мистер Холмс! — вскричал Тависток. — Я слышал звон колоколов. Очень близко, над самой головой.
— Тогда вы находились рядом с церковью Крайстчерч, далеко от железной дороги. Проходили мимо каких-то заметных объектов?
— Там был паб на углу с облупившимися позолоченными буквами над дверью и изображением девушки…
— Это «Принцесса Алиса» на пересечении Коммершиал-стрит и Уэнтворт-стрит. В какую сторону вы шли?
— Не помню…
— Паб остался справа или слева? — настаивал Холмс, сжав зубы.
— Справа.
— Вы сначала пересекли более узкую улицу на углу, где расположено это здание, или более широкую несколько дальше?
— Узкую, да, точно.
— Тогда вы шли на север. Вы и дальше направились этим путем?
— Насколько я помню, повернул направо.
— Проходили до этого мимо еще одного паба?
— Кажется, нет.
— Значит, вы не шли мимо «Квинз Хед», а были или на Трол-стрит, или на Флауэр-энд-Дин-стрит. Аптека на углу была?
— Нет, сэр. Кажется, конюшня.
— Лошадей видели?
— Да. Дом, в который он вошел, был один такой, с отдельным входом и пространством перед ним. Он стоял слева по ходу.
— Тогда получается, что он живет или в доме двадцать шесть или двадцать восемь по Трол-стрит. — Сыщик сделал пометку в блокноте. — Итак, мистер Тависток…
— Что, мистер Холмс?
— Я предлагаю вам все это забыть. Я тоже постараюсь не вспоминать о вас. Ясно я выразился?
— Абсолютно понятно, мистер Холмс.
— А теперь, — сказал мой друг очень тихо, но я почувствовал, что его терпению приходит конец, — вон из моего дома!
Тависток выдохнул что-то невнятное и исчез.
— Холмс, — сказал я. — Это было удивительно.
— Чепуха, — ответил он, глубоко вдохнув табачный дым. — Элементарная цепочка умозаключений.
— Нет, даже не ваши выводы. Тот хук справа, что вы нанесли.
— А, это, — сказал он, глядя на костяшки пальцев, на которых появились синяки. — И впрямь удивительно.
Через некоторое время, когда мы зарылись в утренние газеты, устало потягивая горячий кофе, сильно приправленный спиртным, Холмсу пришла телеграмма. На тонкой желтой полоске бумаги было написано:
Новое убийство обнаружено на Миллерз-Корт в Спиталфилдзе. Никаких улик, позволяющих установить личность преступника. Завершено первичное медицинское обследование, причина смерти — перерезанное горло. Повреждения трупа слишком многочисленны, чтобы их перечислять. Орудие убийства, по всей вероятности, тот же шестидюймовый обоюдоострый нож. Сердце вырезано. Помоги нам всем, Господи.
ЛестрейдМоя рука непроизвольно сжалась в кулак, скомкав телеграмму. Я уронил бумагу в огонь. Когда я отвернулся от очага, в моих глазах стояла влага, и мне показалось, что выражение на лице моего друга, как в зеркале, отразило мое собственное.
Глава 30
Дар
Большую часть дня Холмс просидел в своем кресле совершенно неподвижно, если не считать незначительных усилий, потраченных на то, чтобы закурить трубку. Еще утром прекратился дождь, небо расчистилось от туч, о непогоде напоминала лишь грязь на Бейкер-стрит, летевшая из-под колес кэбов и тележек.
Ближе к вечеру появился посыльный с желтым листком бумаги. Взглянув на Холмса, я не понял, бодрствует он или заснул, побежденный страшной усталостью. Я слегка тронул его за плечо.
— Прочитайте мне вслух, Уотсон, будьте так любезны.
Телеграмма гласила:
Извини, Шерлок. Тут ничем нельзя помочь. У тебя полная свобода действий. Желаю удачи, мой дорогой. Майкрофт.
Мгновение Холмс молчал, рассеянно поглаживая плечо.
— Ну что ж, как видно, это окончательный ответ.
— Холмс, — спросил я уныло, когда он выбрался из кресла и позвонил, чтобы ему принесли обувь, — что значит «полная свобода действий»?
— Вынужден признаться: глава правительства попросил меня об одной небольшой услуге.
— Понимаю, — сказал я. — Нельзя ли узнать: задание, которое они хотят вам поручить, имеет криминальный характер?
Мой вопрос, похоже, сильно удивил сыщика, но он быстро пришел в себя.
— У нас уже было несколько дел, когда мы задерживали преступника, но закон оказывался целиком на его стороне. В этих случаях не оставалось ничего другого, как отпустить правонарушителя, поскольку мы действовали вне рамок британского правосудия. Сейчас у нас схожий случай.
— Значит, «свобода действий» — термин, используемый для того, чтобы принести извинения? — уточнил я.
— Мой дорогой Уотсон…
— Они больше не желают, чтобы мы арестовали этого безумца.
— Нет, — коротко ответил Холмс, подошел к письменному столу, в котором хранились наши револьверы, вытащил свой и сунул в карман. — Увы, совесть не позволяет мне рассчитывать на вашу помощь.
— Ясно. Возможно, вы и самоотверженны, но при этом одиноки.
— Я должен сделать то, что необходимо, но не вправе просить того же от вас. — Он прислонился к каминной доске и взглянул мне в лицо. Я молча ждал. — Они хотят, чтобы я убил его.
Я кивнул, без лишних слов выражая ему свое сочувствие.
— И вы пойдете на это?
— Не знаю, — мягко сказал он. — Логика, как видно, мне изменила. Еще одна неудача.
— Холмс, вы ни в чем не виноваты, — решительно заявил я. — Но вы сделаете то, о чем они просят?
— Полагаю, если заглянуть в дуэльный кодекс, этот негодяй дал мне достаточно поводов, чтобы его вызвать. А так просто я не в силах… Мой дорогой Уотсон, вы, конечно, не имеете ни малейшего желания быть замешанным в этом богопротивном деле?
Никогда прежде мне не доводилось видеть Шерлока Холмса столь преисполненным решимости и одновременно таким растерянным. И я даже помыслить не мог, что в этот критический момент брошу его на произвол судьбы.
— Как человек долга, я не имею права оставаться в стороне, — сказал я. — Если ситуация выйдет из-под контроля, возможно, этой ночью кому-то потребуется медицинская помощь.
Холмс мрачно улыбнулся и пожал мне руку. Распрямив плечи, он направился к двери и, сняв мою шляпу с крючка, бросил ее мне.
— У них веские аргументы: нельзя позволить извергу спокойно разгуливать по улицам, так что наша задача — как минимум лишить его свободы. Возьмите револьвер, но не думаю, что нам следует сегодня прибегать к маскировке. Для сыщика этот фарс с переодеванием, может, и имеет смысл, но для убийцы он попахивает мошенничеством. Я не имею права потерять за один день всякое уважение к себе. Утратив его, я и за новое дело не смогу взяться.
Мне мало что остается поведать читателю о нашей схватке с убийцей, известным как Джек Потрошитель. И все же продолжу свой рассказ, поскольку обстоятельства этого дела удивительны, а исход драматичен. Холмс, конечно, вправе порицать меня за желание всячески приукрасить свои истории, но он их читает, чтобы скоротать зимний вечер, когда исчерпана вся хроника происшествий в газетах. Впрочем, я отвлекся, о чем мой друг никогда не забывает мне напомнить. Постараюсь придерживаться избранной темы.
Кэб довез нас до угла Трол-стрит, и мы оказались в густонаселенном районе, расположенном южнее печально знаменитой Флауэр-энд-Дин-стрит. Темно-синее вечернее небо было подернуто дымкой. По боковой улочке мы подошли к небольшому извозчичьему двору, где танцевали на ветру клочья бумаги.
— Думаю, именно здесь логово, о котором шла речь. — Детектив кивнул на дом с осевшей дверью и мерцающим желтоватым светом окном с дырами, закрытыми грязной бумагой. — Вы готовы, доктор?
