Коллин Хувер - Безнадежность
Когда я просыпаюсь и вытягиваю руку, чтобы прикоснуться к Холдеру, его нет рядом. Сажусь на кровати. За окном темно, и я включаю лампу. Его обувь не лежит там, где он её оставил. Я одеваюсь и выхожу из комнаты, чтобы найти его.
Пересекаю внутренний двор отеля, но не вижу Холдера ни в одной из беседок. И только повернувшись, чтобы уйти, замечаю его. Он лежит у бассейна, заложив руки за голову, и смотрит на звёзды. В его позе — такой невероятный мир и покой, что я решаю не отвлекать его, и молча устраиваюсь в беседке.
Сворачиваюсь в комочек на сиденье, прячу ладони под свитером и наблюдаю за своим возлюбленным. Сейчас полнолуние, и в мягком, призрачном свечении луны он почти похож на ангела — умиротворённый, погружённый в созерцание. Я рада, что он нашёл в себе силы обрести покой, чтобы пережить этот страшный день. Я знаю, как много значила для него Лесли, и понимаю, через что пришлось сегодня пройти его сердцу. Отчётливо понимаю его чувства, потому что мы разделили друг с другом боль. Что бы ни переживал он, я это чувствую. Что бы ни переживала я, это чувствует он. Вот что происходит, когда два человека становятся единым целым. Они разделяют между собой не только любовь, но и боль, страдания, скорбь.
Вопреки постигшим меня несчастьям, после ночи, проведённой с любимым, я чувствую тепло и комфорт. Что бы ни случилось, я знаю совершенно точно, что Холдер будет поддерживать меня каждую секунду, может, даже вынесет меня на себе из любой печали. Он доказал, что я никогда не испытаю абсолютную безнадёжность, пока он со мной.
— Иди ко мне, — говорит он, не отрывая взгляда от звёзд.
Улыбнувшись, я поднимаюсь на ноги и следую его зову. Когда я оказываюсь рядом, он снимает куртку, укутывает мои плечи, я ложусь на холодный бетон и сворачиваюсь в клубок, положив голову Холдеру на грудь. Он поглаживает мои волосы, и мы молча смотрим в звёздное небо.
Обрывки новых воспоминаний мелькают перед моим внутренним взором, и я закрываю глаза, на сей раз желая их поймать. Кажется, это счастливые воспоминания, и мне нужны они все, сколько удастся ухватить. Я крепко обнимаю Холдера и позволяю себе провалиться в собственную память.
Тринадцатью годами ранее
— Почему у тебя нет телека? — спрашиваю я.
Я живу у неё уже много дней. Она очень милая, и мне здесь нравится, но я скучаю по телевизору. Хотя и не так сильно, как по Дину и Лесли.
— У меня нет телевизора, потому что люди становятся зависимыми от техники, а значит, ленивыми, — отвечает Карен.
Не понимаю, что она имеет в виду, но прикидываюсь, что поняла. Мне правда очень нравится в её доме, и я боюсь ляпнуть что-нибудь не то, чтобы она не отправила меня обратно к папе. Мне туда совсем не хочется.
— Хоуп, помнишь, несколько дней назад я упомянула, что нам нужно поговорить о чём-то крайне важном?
Вообще-то я забыла, но всё равно киваю и делаю вид, что помню. Она придвигает свой стул поближе к моему.
— Слушай меня внимательно, ладно? Это очень важно.
Я снова киваю. Только бы она не сказала, что собирается отвезти меня домой! Я не хочу. Я правда очень-очень скучаю по Дину и Лесли, но не хочу домой, к папе.
— Ты знаешь, что значит «удочерение»? — спрашивает она.
Я мотаю головой — никогда раньше не слышала этого слова.
— Удочерение — это когда человек так сильно любит какую-то девочку, что хочет, чтобы она стала его дочерью. И тогда этот человек удочеряет её, чтобы стать её мамой или папой. — Она берёт мою руку и сжимает её. — Я очень сильно тебя люблю и собираюсь удочерить, чтобы ты стала моим ребёнком.
Я улыбаюсь, но на самом деле не понимаю, что она имеет в виду.
— Ты будешь жить со мной и папой?
Она качает головой.
— Нет, солнышко. Твой папа очень-очень тебя любит, но больше не может о тебе заботиться. Он решил, что о тебе теперь буду заботиться я, потому что он хочет, чтобы ты была счастлива. Так что ты будешь жить не с папой, а со мной, и я стану твоей мамой.
Мне хочется заплакать, сама не знаю, почему. Мне очень нравится Карен, но и папу я тоже люблю. Мне нравится её дом, мне нравится, как она готовит, мне нравится моя комната. Мне страшно хочется остаться здесь, но я не могу улыбнуться, потому что у меня вдруг разболелся животик. Он заболел, когда Карен сказала, что папа не может больше обо мне заботиться. Неужели я его чем-то рассердила? Но я не спрашиваю, сердится ли он на меня. А вдруг Карен подумает, что я всё-таки хочу жить с папой, и отвезёт меня к нему? Я правда его люблю, но мне страшно возвращаться и жить с ним.
— Ты рада, что я решила тебя удочерить? Хочешь жить со мной?
Я хочу жить с ней, но мне грустно, потому что отсюда очень долго ехать до моего дома. А это значит — мы далеко от Дина и Лесли.
— А мои друзья? Я увижу снова своих друзей?
Карен склоняет голову набок, улыбается и закладывает прядку моих волос за ухо.
— Солнышко, у тебя появится много новых друзей.
Я улыбаюсь в ответ, но живот всё болит. Мне не нужны новые друзья. Мне нужны Дин и Лесли. Я скучаю по ним. В глазах жжёт, и я стараюсь не расплакаться. Не хочу, чтобы она подумала, будто я не рада стать её дочкой, потому что на самом деле я рада.
Она наклоняется и обнимает меня.
— Не волнуйся, солнышко. Когда-нибудь ты снова встретишь своих друзей. Но сейчас мы не можем туда вернуться, поэтому заведём новых друзей здесь, хорошо?
Я киваю. Она целует меня в макушку, а я смотрю на браслет у себя на запястье. Дотрагиваюсь до половинки сердечка и надеюсь, что Лесли знает, где я. Надеюсь, они знают, что у меня всё хорошо — не хочу, чтобы они волновались за меня.
— И ещё кое-что, — говорит Карен. — Тебе понравится.
Карен отклоняется назад, берёт лист бумаги и карандаш и кладёт на стол перед собой.
— Лучше всего в удочерении то, что можно самой выбрать себе имя. Ты знаешь об этом?
Я мотаю головой. Не знала, что люди могут сами выбрать себе имя.
— Сначала про те имена, которые мы не можем использовать. Мы не можем оставить прежние имена и прозвища. У тебя есть какие-нибудь прозвища? Например, как тебя звал папа?
Я киваю, но ничего не говорю.
— Как он тебя звал?
Я опускаю взгляд на свои руки, прокашливаюсь и говорю тихо:
— Принцесса. Но мне не нравится это прозвище.
Она почему-то грустнеет.
— Тогда ладно, мы никогда не будем называть тебя Принцессой, хорошо?
Я киваю. Здорово, что ей тоже не нравится это прозвище.
— Скажи, что тебя радует, делает счастливой? Что-то красивое, что ты любишь. Мы можем выбрать имя из этого.
Мне даже не нужно записывать. На свете существует только одна вещь, которая вызывает у меня радость.
— Я люблю небо, — отвечаю я, думая о том, что Дин велел мне помнить всегда.
— Скай, — произносит она с улыбкой. — Мне нравится это имя. По-моему, оно идеально. А теперь давай подумаем о ещё одном имени, потому что их нужно два. Что ещё ты любишь?
Я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить что-то ещё, но не получается. Небо — единственное, что я люблю, оно такое красивое, и думая о нём, я счастлива. Открываю глаза и смотрю на Карен.
— А что любишь ты?
Она улыбается и, опершись локтём о стол, кладёт подборок на ладонь.
— Я очень много чего люблю. Больше всего пиццу. Назовём тебя Скай Пицца?
Я хихикаю и качаю головой.
— Какое глупое имя.
— Ладно, дай подумать. А может, плюшевый мишка? Может, назовём тебя Плюшевый Мишка Скай?
Я смеюсь и снова качаю головой.
Она отрывает подбородок от ладони и наклоняется ко мне.
— Хочешь знать, что я по-настоящему люблю?
— Ага.
— Я люблю травы. Они лечат, и я люблю выращивать их, чтобы помогать людям чувствовать себя лучше. Я хочу когда-нибудь открыть свой бизнес на лекарственных растениях. Может, на удачу мы выберем тебе имя из названий трав? Их сотни, и у некоторых очень милые названия.
Она встаёт, уходит в гостиную и возвращается с книгой. Открывает её и тычет пальцем в страницу. — Например, чабрец? — говорит она и подмигивает.
Я смеюсь и мотаю головой.
— А… календула?
Я снова мотаю головой.
— Слово какое-то заковыристое.
Она морщит нос.
