Гильермо Мартинес - Долгая смерть Лусианы Б.
— И ты пошла на первое слушание?
Лусиана кивнула.
— Я попросила маму пойти со мной, так как все-таки побаивалась с ним встречаться. Клостер опаздывал уже на десять минут, и адвокатша прошептала со злобной радостью, что, наверное, он на более важном судебном заседании — по делу о разводе. Оказывается, ее коллега и подруга представляет интересы жены Клостера. Видимо, его супруга прочитала наше заявление, в том числе и упоминание о сексуальном домогательстве, и тут же решила с ним развестись. Они предъявили миллионный иск, а поскольку с ее подругой шутки плохи, то Клостер, несомненно, окажется на улице. Я прямо-таки оцепенела, никак не ожидала подобного поворота. Прошло еще пять минут, и наконец появился адвокат Клостера, по виду спокойный, уравновешенный человек. От имени своего клиента он предложил нам двухмесячную зарплату в качестве компенсации. Мой адвокат с ходу отвергла это предложение, даже не посоветовавшись со мной, и через месяц было назначено второе слушание в мировом суде. Судья сказала, что за это время все смогут подумать и прийти к соглашению. Когда мы вышли, я спросила маму, не отказаться ли нам вообще от этого дела. Я и вообразить не могла, что все зайдет так далеко и из-за меня разрушится его брак. Мама рассердилась и заявила, что не понимает, как я могу ему сочувствовать. Совершенно очевидно, что этот брак разрушился уже давно, если он пытался проделать такое со мной. Я промолчала — на самом деле я не столько раскаивалась, сколько боялась. Мои худшие предчувствия сбывались. Ведь он просто-напросто хотел меня поцеловать, а мы раздули целую историю, последствия которой уже вышли из-под контроля. С каждым днем беспокойство мое нарастало, и мне хотелось только одного — чтобы второе слушание поскорее прошло и все закончилось. Я была готова принять любое новое предложение вопреки желанию мамы и советам адвоката. За день до назначенной даты судья позвонила и предупредила, что слушание откладывается на неделю. Раздосадованная, я спросила почему. По просьбе другой стороны, был ответ. Я спросила, можно ли вот так менять дату по собственному желанию. В чрезвычайных ситуациях — да, можно, ответила она и, понизив голос, сообщила, что у Клостера умерла дочка. Я не могла в это поверить и в то же время, как ни странно, сразу поверила и восприняла эту трагедию как логическое следствие того, что началось после отправки моего письма. Несколько секунд я была не в силах вымолвить ни слова, но потом все-таки спросила, из-за чего она умерла. Судья знала только то, что сообщил его адвокат: дома произошел какой-то несчастный случай. Повесив трубку, я подошла к письменному столу и вынула из ящика рисунки, которые подарила мне Паули. На одном были нарисованы ее папа огромных размеров и я на маленьком стульчике перед квадратом, изображавшим компьютер. К тому времени она как раз научилась писать свое имя и подписала рисунок. На втором сквозь открытую дверь виднелся маленький парящий в воздухе папа, а мы с ней, почти одного роста, держались за руки, как сестры. Радостные и наивные рисунки, а теперь она мертва. Весь оставшийся день я проплакала. Наверное, я плакала и о себе тоже, хотя вряд ли в тот момент предвидела, что так просто все не закончится и произойдет еще немало ужасных вещей.
— Но почему? Если это был несчастный случай, почему ты чувствовала себя виноватой?
— Не знаю, но я чувствовала, а главное — он чувствовал то же самое. Во всяком случае, это единственное объяснение случившемуся, какое приходит мне в голову.
Она замолчала и закурила вторую сигарету — рука у нее по-прежнему дрожала.
— Итак, ты пошла на второе слушание, — сказал я.
Она кивнула.
— Как и в прошлый раз, мы пришли первыми, и нас попросили пройти в комнату для переговоров. Я думала, Клостер снова пришлет своего адвоката, но через несколько минут дверь открылась, и вошел он сам. Лицо его так изменилось, словно он тоже умер вместе с дочерью. К тому же он сильно похудел и, казалось, не спал уже несколько дней: красные глаза, ввалившиеся щеки… Он был невероятно бледен, будто из него выкачали всю кровь, но при этом решителен и энергичен, как человек, который должен выполнить определенную задачу и хочет сделать это побыстрее. Под мышкой он держал книгу, которую я сразу узнала: это была отцовская Библия. Он пересек комнату и подошел прямо ко мне. Мама дернулась на стуле, словно хотела встать на мою защиту, но думаю, он этого даже не заметил — он смотрел только на меня, и смотрел так жутко, что я до сих пор по ночам вижу его глаза. Несомненно, он считал меня виноватой. Молча он протянул мне Библию. Я тут же убрала ее в сумку, а он повернулся к судье и спросил, какую сумму сейчас составляет иск. Узнав цифру, он достал из кармана чековую книжку и собрался выписывать чек. Судья сказала, что он может подать встречный иск, но Клостер движением руки остановил ее, будто ничего больше не желал слышать. Он выписал три чека: один — мне на всю сумму, которую мы требовали, и два — с гонорарами судье и моему адвокату. Я подписала бумагу о полном удовлетворении иска, он взял полагающуюся ему копию и, ни на кого не глядя, вышел. Все продолжалось не более десяти минут. Судья была потрясена: в ее практике дело впервые закончилось таким образом.
— И что же случилось потом?
— Потом… я вернулась домой, вынула из сумки Библию и поставила на полку над письменным столом, рядом с учебниками. Отец давно ею не пользовался, вот я и дала ее Клостеру несколько месяцев назад и не вспоминала о ней. И тут мне пришло в голову, что книга, вернее, возвращение ее было лишь предлогом, чтобы подойти и так жутко посмотреть на меня. Я не могла избавиться от его взгляда, а по ночам мне снилось, будто дочка Клостера протягивает мне руку и говорит, как раньше, что ей скучно одной в комнате и хочется со мной поиграть. Я открыла счет в банке, но дни шли, а я все не решалась трогать деньги, которые внушали мне прямо-таки суеверный ужас. Одно время я собиралась отдать их какой-нибудь благотворительной организации, но тоже побоялась — мне казалось, если они будут лежать на месте, все в конце концов образуется, но стоит взять хоть немного, и расплата не заставит себя ждать. Постепенно мной овладела мысль, что Клостер замышляет против меня что-то страшное, поэтому и отдал всю сумму без возражений. Я даже поделилась своими опасениями с женихом, но поскольку не рассказывала ему, как Клостер хотел меня поцеловать, то сказала, что иск был связан с моей работой у него, что ему пришлось много заплатить и я боюсь, вдруг он начнет мстить. В то время Клостер опубликовал новый роман — не тот, который он мне диктовал, а тот, который закончил до меня и правил, находясь в Италии.
— «День мертвеца», я прекрасно помню, он вышел одновременно с моим, тем, который ты печатала. Тогда Клостер впервые добился настоящего успеха.
— Да, роман очень быстро возглавил список самых продаваемых книг, он мелькал во всех витринах, даже в супермаркетах продавался. Каждый раз, проходя мимо книжного магазина и видя его имя, я вздрагивала. Стараясь успокоить меня, жених сказал, что Клостер с лихвой возместил отданную мне сумму и думать обо мне забыл, но я кое-что заметила.
— Что?
— То, о чем мы уже говорили. Раньше Клостер терпеть не мог появляться на людях, а тут вдруг начал превращаться в настоящую знаменитость. Создавалось впечатление, будто он стремился одновременно находиться повсюду.
— Возможно, это связано с тем, что он остался один.
— Сначала я тоже думала, что всеобщее признание служит ему утешением, а постоянная занятость позволяет хотя бы на время забыть о смерти дочери, но это совсем на него не похоже. Тогда я заподозрила, что такое поведение является частью определенного плана. Как бы то ни было, я дала жениху убедить себя, что Клостер слишком занят книгой и ему некогда думать обо мне. В тот год Рамиро получил диплом преподавателя физкультуры и устроился спасателем на один из пляжей в Вилья-Хесель, но до начала сезона хотел съездить в Мексику. Он давно задумал это путешествие и предложил поехать с ним, чтобы отвлечься. Я согласилась и истратила на поездку часть полученных от Клостера денег. Мы проездили по всяким городкам и деревушкам на месяц дольше, чем собирались, и вернулись только в начале декабря, когда ему нужно было выходить на работу. Я осталась в Буэнос-Айресе сдавать экзамены, но мои родители с Валентиной и Бруно уже были в Хеселе, поэтому я, освободившись, тут же на ночном автобусе отправилась туда. Я хотела сделать Рамиро сюрприз и с автобусной станции пошла прямиком в его гостиницу, чтобы вместе позавтракать. Мы устроились в маленьком баре на пляже. В такую рань народу еще мало, я огляделась по сторонам и за одним из столиков увидела мужчину в плавках и сандалиях, который наверняка приехал несколько дней назад, так как успел здорово загореть. Узнав его, я чуть не закричала. Это был Клостер. Он пил кофе, читал газету и делал вид, что не замечает меня, хотя сидел в нескольких метрах от нас.
