Вячеслав Энсон - Эра беззакония
Манера общения соответствует лицу. С суровостью он переигрывает. Эксплуатирует образ громилы и простака, а настоящего себя не показывает. Спрятал он глубоко и врожденную совесть, и воспитанную родителями порядочность. Спрятал давно, чтобы не вступали в диссонанс с серой формой и такими же серыми буднями. Не вяжутся и мешают работать.
И глаза у него не плакатные, без стали и железобетона. Задумчивые глаза, внимательные. Читается в них юрфак ЛГУ, опыт и сотни распутанных преступлений. С глазами у него беда – трудно спрятать умный взгляд под фуражкой с кокардой. Особенно от начальства. Глаза Калмычков опускает. Или отводит, когда не ведет допрос.
Таким он пришел служить в Главк. Заточенным на борьбу и победу. Но восемнадцать спокойных месяцев смягчили наработанные черты. Сбили жесткость, разбавили смесью апатии и растерянности. «Кто я, где я?.. Зачем?..» Заржавел, одним словом, колун. Расползлись вдруг залысины, приросли к переносице очки. Помягчел, натянул маску клерка, готового выслушать, и понять, и исполнить, если прикажут. Вроде он уже не боевая единица, а винтик в чужом механизме. Спрятался Калмычков под новую маску. Многие верят, только Женька все время морщится: «Опять ты включил ментовскую улыбочку?»
Женьке можно. Женька Привалов друг и соратник, второе калмычковское «я».
– Что-то долго тебя в начальники отдела не переводят, – сказало это «Я», подкладывая кусочек семги на бутерброд. – Обещали. Или развели?
– Хрен поймешь! Ситуация изменилась. Макарыч хотел за полгода продвинуть… – Калмычков вспомнил про затухаюшую сигару и принялся ее растягивать. Одновременно говорил. – Макарыча на пенсию выперли. С кого теперь спрос? Погоди, Жека, дай раскурю…
– А новый начальник отдела? – пристал Женька. – Тот, что вместо Макарыча. Ты про него говорил. Перельман, кажется?
– Московский засланец. Под него Макарыча и схарчили. Место расчищали, – Калмычков справился с сигарой и теперь наслаждался, пуская кольца. Коньяк, закуску и сигары привез Женька. «Надо же, – подумал Калмычков, – пять лет назад пиву «Балтика» радовались, а теперь «Хеннеси ХО», «Коиба»… Растет жизненный уровень населения».
– Фамилия у него странная… – сказал Женька. – Он кто?
– Неважно, – ответил Калмычков. – Не в национальности дело.
– А имя-отчество его как?
– Иван Иваныч его зовут, – отрубил Калмычков. – Что, своих козлов вокруг мало?
– Хватает, – упрямо гнул Женька, – только, на карьере теперь поставь крест… Напрасно ушел с «земли». Как жили!.. Все под рукой: ресурс, уважение… А что сейчас? Где результат?
– Ты за мои результаты не переживай, – обиделся Калмычков. – Мне даже завидовать можно. Все, что планировал к тридцати пяти годам – выполнил. Все есть…
– Что у тебя есть, нищита милицейская? – съехидничал Женька.
– Все! Звание, должность. Заметь, не «на земле» сижу, в Главке. Дальше по списку: квартира, машина, деньжата кое-какие… Жена, дочь-красотуля… Друган есть! Ни за какие бабки не купишь!
– Так и помрешь идиотом! – засмеялся Женька. – Ладно, бабла мы нарубим. Без проблем. А карьера? Пора к кормушке пробиваться!
– Карьера, Жека, под вопросом. Повисла. С приходом Перельмана потянуло сквознячком. Копает, что ли, не пойму, – Калмычков наполнил рюмки. – Давай, за удачу! Она мне понадобится. Прокололся где-то…
Женька поперхнулся лимончиком.
– Ты, прокололся? Не смеши…
– Спинным мозгом чую, – сказал Калмычков. – После твоих соплей, когда по первой выпили, «бзик» заскочил. Аж переклинило.
– Ты просто устал! – замахал руками Женька. – Бумаги кого хочешь до «бзика» доведут. Какие проколы? Дела – как в аптеке!
– Нет, Женя, ты меня знаешь. На ровном месте волну не гоню. Что-то будет…
– Будет – не будет!.. Устал! Кризис среднего возраста. Климакс-с-с… Хы-хы…
Женька принялся разливать коньяк в маленькие калмычковские рюмочки – память о водочном периоде.
– Когда посуду нормальную заведешь? – журил он Калмычкова. – Рука устала… Сейчас жахнем, дождемся конца твоей каторги, и в баньку! Смоем «бзики», взбодримся. Там новых девок завезли, я тебе рассказывал…
Жахнуть они еще успели, успели и закусить. Но банька для Калмычкова отъехала в необозримое будущее вместе со звонком телефона. Звонил Перельман.
– Как обстановка? – справился он у Калмычкова.
– Нормально, – ответил тот.
– Отдыхаете, значит, – гул стадиона прорывался сквозь занудное перельмановское мычание. – Что хочу сказать. Здесь возможны эксцессы. Фанаты и прочее. Застрянем надолго. Слышите?.. А генерал задачу ставит: на Лиговке, где-то, суицид непонятный. Газетчики, телевидение понаехали… Кто, что – я не в курсе… Местные там работают. Нет, нам ничего расследовать не надо. Генерал хочет предупредить возможные недоразумения. На месте разберитесь!.. Да!.. Генерал лично вас велел послать. Остальные заняты. Поезжайте, Николай Иванович, утром доложите.
Калмычков положил трубку. Бросил взгляд на часы: двадцать два девятнадцать. Запомнил.
– Гавкнула наша банька, Евгений! Разбегаемся… – банканул преждевременный посошок. – Досидеть не дал, засланец хренов!
Женька выпил и засобирался.
– Моя банька, положим, не гавкнула…
– Душу не трави, сволочуга. К жмурикам еду! Страсть люблю ночью, да под коньячок.
На том и расстались.
«Ничего не меняется в ГУВДе! – мысленно возмущался Калмычков. – Хоть бы раз у дежурного оказалась машина. Хоть бы раз! То «через час будет», то «все на выезде». Или водители болеют, или срочный ремонт. Сегодня, тем более! Спросил ради интереса, без особой надежды. Дежурный чуть из штанов не выпрыгнул от возмущения. «Разве не понятно – где сегодня весь транспорт?!» Пришлось осадить маленько.
Перельмановское «где-то на Лиговке» – из той же оперы. Подняли в регистрации происшествия за последние два часа – пусто. Ни Лиговки, ни самоубийства. И за три – ничего. Оказалось, сигнал поступил еще в восемнадцать тридцать, да не с Лиговки, а с улицы Достоевского, 4.
«Понимаю, – злился Калмычков. – Перельман в операх не бегал и москвич, к тому же. Но элементарной оперативной грамотностью обладать обязан! Адрес сформулировать – в лом? Чтобы десять человек потом твою тупость не распутывали.
А временной разрыв? Ни в какие ворота! Посылать офицера Главка через четыре часа после выезда опергруппы! Зачем? Там все уже отработали. И местные, и медики, и прокуратура».
Бухтя и чертыхаясь, Калмычков завел собственную «Ладу-112» и вырулил на проспект. Ощущение прокола утихло, но, похоже, никуда не исчезло. Свернулось калачиком в подсознании и поехало вместе с ним в адрес.
Вождение успокоило Калмычкова. Простые и понятные задачи (объехать колдобину и не подставить бок кому-нибудь пьянее себя), остудили эмоции. Можно и мозгами пошевелить. Что он упустил?
«Думай, ментяра, думай. Напрягай память, может, что и всплывет.
Допустим, прокол по линии службы. Где? Документы… Разговоры… Старые дела. Вряд ли. Там всякого хватает, но явных нарушений, без возможности отмазаться, он не оставил. Не лейтенант сопливый. Разве, что за того придурка, что ребята по голове перестучали, прижать могут. Мой был приказ, а дуболомы перестарались. Почти два года прошло, и оперов тех уволили, а журналюги все правду ищут. Летом репортаж с могилы невинно убиенного на пятом канале мусолили. Случайно? Четвертый раз прогнали. То в одну, то в другую передачку монтируют. Вдруг в УСБ на моем проколе какой-нибудь козел звездочку заработать решил? Возможно? Возможно, но маловероятно. Что еще?
Крышевание?.. Недоказуемо. Взяток не беру. Еще бы сдуру не просил за мало знакомых. Черт дернул! Хотел Макарычу удружить. Корешей в Адмиралтейской прокуратуре за того пидора попросил. Что на малолетках залетел. Отмазали, а сами попались. Какие-то свои у них разборки, кормушки всем не хватило. Чудом проскочил. Если бы лично деньги возил… Может оттуда звоночек звякнуть? Кто знает…
У бандюков, случайно, не накосорезил? Нет, все под контролем… И бандюки теперь бизнесмены. Им шуму не надо. Тогда – где?
Может, Валентина, что прослышала? Город маленький, а бабам рот не заткнешь. Какой-нибудь придурок со своей поделился, и пошли трепать! Про пьянки по службе, про совещания в баньках с проверяющими. Мало ли всякого.
Стоп!.. Об этом жена знает. Третий год пилит его за общественные нагрузки. Куда от них денешся? С начальством не пить – в вечных капитанах ходить… Знает так знает.
А вот про главное – откуда в семье деньги берутся, ей догадываться не следует. Пока… Неправильно поймет. Старое воспитание. Для их же с Ксюней пользы стараюсь! Потом оценят. Вот, блин, работенка. Как на вулкане!
Нет, семейный прокол так не «пахнет». Что-то другое.
Думай, Калмычков, думай!»К половине двенадцатого ночи припарковался в темном дворе указанного в сводке дома. Прошедший дождь почти не оставил луж. Но как освежил коктейль ароматов питерских подворотен: людская и кошачья моча, гнилой арбуз, помойный бак во всем многообразии. Прелое дерево и асфальт. Что-то еще, не поддающееся идентификации… Незабываемый микс, память сердца! Живое напоминание об оперских годах.
Искать парадное, этаж и квартиру в едва освещенных домах улицы Достоевского – то еще адреналин-шоу. Особенно ночью, когда надписи скрывает тьма, а спросить не у кого. «Даже лучше, что не у кого. Надо было пистолет прихватить», – запоздало посетовал Калмычков.
