Деннис Берджес - Врата «Грейвз»
– О таком не говорят, – откликнулся я, поскольку не придумал ничего лучше.
– Именно так. Из-за этого люди могут начать опасаться за самих себя. Наследственность и все такое.
– Но вы сохранили альбомы? – спросил я.
– Из сентиментальных побуждений. К тому же отец был талантливым художником. Даже опередил время. Знаете, он проектировал прекрасные здания для завода в Эдинбурге.
– И никто не мог знать о случившемся? Никто не присутствовал, когда вы вырвали страницу?
– Нет. Полагаю, Гассман мог описать кому-нибудь эту сцену, но самого рисунка не видел никто. Видите ли в этом-то и проблема. Вы знаете, над чем я сейчас работаю, – да все это, впрочем, знают. Это письмо может привести меня к настоящему открытию, если это не подделка.
Так вот в чем дело. Я понял, к чему он клонит: пытается вовлечь меня в какие-то спиритические расследования, которые не только отнимут у меня время, но и навредят моей репутации.
– Но ведь это, вполне вероятно, и есть подделка.
Я всматривался в лицо Конан Дойла. Доказательство истинности спиритизма стало для него чуть ли не профессиональным интересом. Он посвятил ему всего себя, при этом лучше, чем кто-либо другой, знал, насколько это вредит его репутации.
– Существует большая вероятность того, что это подделка, – согласился он. – Я уже пару раз подвергался унижению. – Он помедлил в ожидании ответа, но я промолчал. – Вот поэтому мне и нужны вы. Если вы займетесь этим делом, никто не догадается, что я обратил внимание на записку. В зависимости от того, что вы обнаружите, я решу, продолжать ли расследование. Мне не придется признавать, что я в этом участвую, до тех пор пока все не разрешится тем или иным образом. Я навел справки об этой женщине – ее повесят через неделю. В этом смысле речь действительно идет о жизни и смерти.
– Полагаете, у вас получится осуществить то, о чем просят в записке? – указал я на листок бумаги на столе. – Вы можете провести кого-либо в камеру смертников?
– Естественно, и, как намекает эта записка, это могут очень немногие. Для этого требуется человек с существенным влиянием.
Я обдумал его просьбу. Вероятнее всего, никто об этом не узнает, а я окажу услугу человеку, обладающему «существенным влиянием».
– Так вы хотите, чтобы на встречу со смертницей отправился вместо вас я?
– Я хочу, чтобы завтра вы приехали в Уиндлшем. Я покажу вам альбом и расскажу, что уже успел узнать. – Он положил мне руку на плечо. – Когда я наводил о вас справки, вас рекомендовали как совершеннейшего скептика в подобных вопросах. Но поверьте, в этом деле мне и нужен скептик, – добавил он с подчеркнутой искренностью.
Я был совершенно убежден, что спиритисты разделяются на две категории плутов и глупцов. Конан Дойла я отнес бы ко второй. Хуже того, я подумал, что, вероятно, душевная болезнь его отца постигла и сына. К тому же я никогда не занимался расследованиями подобного рода. Не по душе мне что-то соседство тюрем и виселиц.
– Безусловно, – сказал я. – Я приеду в Крауборо утренним поездом.
Не успели эти слова сорваться у меня с губ, как я уже недоумевал, как это произошло. И так же быстро понял, 'что никаким способом не мог бы отклонить просьбу Конан Дойла.
Мы снова пожали друг другу руки, он сказал, что заберет меня завтра на станции, поскольку собирается выехать в Уиндлшем на автомобиле рано утром. Когда я покинул библиотеку, в гостиной не было никого, кроме двоих слуг, наводивших порядок. Я вышел на улицу; замаячила перспектива бодрящей прогулки длиной примерно в милю. Я оставил машину дома и приехал на такси, надеясь, что меня кто-нибудь подвезет. Теперь для этого было уже поздно.
Однако все вышло иначе: не успел я пройти и ста футов, как услышал сзади шум подъезжающей машины. Когда она медленно проезжала мимо меня, я обернулся и увидел, кто сидел за рулем.
Глава 3
Женщины по природе скрытны и сами хранят свои секреты.
Скандал в Богемии[4]– Вы замерзнете, мистер Бейкер, – произнес голос из машины.
Я немедленно узнал Брайана Донливи, клерка, работавшего в Уайтхолле, и моего хорошего друга, который тоже был на приеме.
Я нагнулся и, заглянув в машину, увидел, что с ним был Том Куртленд. На приеме я немного с ними пообщался. Мы регулярно встречались, чтобы пропустить пинту в «Улане», ночном пабе возле моего дома в Пимлико. Для моей работы требовалось иметь друзей среди нужных государственных служащих, но эти двое были моими друзьями еще с войны, выжившими. Их я никогда не использовал для выуживания информации. В результате я часто получал ее, хоть они прекрасно знали, что я американец.
Я не мог понять, почему они все еще здесь, ведь прием закончился уже давно. Не успел я задать вопрос, как Брайан предложил заехать в «Улан». Поскольку он был на машине, а паб находился всего в нескольких сотнях футов от моего жилья, я с радостью согласился.
«Улан» располагался в современном здании, но оформлен был так, чтобы напоминать о раннем Возрождении. Кружевной накрахмаленный воротничок выглядел бы вполне уместно в зале, где стены обиты темными панелями. На них даже висели некоторые подлинные образцы оружия вперемежку с портретами, казавшимися скорее голландскими, нежели английскими. В этот поздний час заведение было почти пустым, и мои друзья без труда отыскали столик. Было ясно, что они хотят поговорить со мной конфиденциально, и, пока официантка не отошла, мы обменивались самыми банальными фразами.
Наконец Брайан Донливи с хитроватым выражением лица объявил:
– Должен сообщить, что на этой неделе вовсю склонялось твое имя, Чарльз.
– Склонялось? – повторил я с усмешкой.
Донливи был известным шутником, и я чувствовал, что меня собираются разыграть.
– Да, именно склонялось, – подтвердил Том.
– То есть не «превозносилось» и не «упоминалось», – пошутил я в ответ. Однако я занервничал. Я бы не хотел, чтобы мое имя слишком уж часто всплывало в тех кругах, где они вращаются.
– Нет, – сказал Донливи. – «Склонялось» – вот что я сказал, и сказал всерьез.
– Склонялось на все лады, – откликнулся Куртленд. Затем оба стали смеяться.
Это настораживало, но я не позволил себе выказать беспокойство. Мне пришлось позволить им шутить дальше.
– Итак, что же новое вы услышали обо мне? – спросил я. – Я немецкий шпион или все же американский?
Брайан Донливи прекратил смеяться и понизил голос.
– На самом деле все гораздо неприятнее, Чарльз. Нечто гораздо более личное…
– Ходят слухи, что у тебя кое-что с женщиной, гораздо превосходящей тебя по положению, старик, – вмешался Куртленд.
Он улыбался, но глаза его были серьезны. Куртленд был благоразумным молодым человеком с хорошим положением. Если уж он обеспокоился, я ни в коем случае не должен отнестись к этому легкомысленно.
Если люди заметили мое излишнее внимание к Адриане Уоллес и сплетничают, это чревато большими неприятностями.
– Слухи? – переспросил я. – То есть об этом действительно говорят?
Донливи махнул своим пивом в мою сторону:
– Некоторые утверждают, что некую миссис У., под каковой я разумею персону, состоящую в браке с джентльменом, чья фамилия начинается на букву «У», слишком уж часто встречают в обществе некоего американского репортера И когда это говорят, Чарльз, то приподнимают брови.
– Когда это склоняют, – со смешком вставил Том Куртленд и взглянул на меня в ожидании реакции.
Я надеялся, что никак не реагировал, но не мог поклясться, что не покраснел.
– Я догадываюсь, что именно я и есть этот американский репортер, но какая же из многих женщин, с которыми я встречаюсь и беседую, является таинственной миссис У.? – Мой голос зазвучал выше на октаву.
На мгновение мои друзья переглянулись со смущенным видом. Мое мнимое неведение не обмануло их ни на минуту.
– Ладно, хватит глупостей. Нехорошо с нашей стороны смеяться над тобой, Чарльз. Это была неудачная шутка, – сказал Куртленд.
От этого ситуация стала еще хуже. Я понял, что он подумал, что смутил меня, заговорив о том, что я хотел бы скрыть.
– Конечно. Прости, приятель, – подхватил Донливи, откидываясь на спинку стула.
Я поприветствовал их своим стаканом, выказав воодушевление, которого на деле не испытывал.
– Считайте, что я вас простил. – Я немного помолчал и заметил: – Но все же не годится вводить людей в заблуждение. Мне стоит более открыто заявлять о своем профессиональном интересе, когда я беру интервью у замужней женщины с положением, не так ли? – Я полагал, что вновь овладел голосом.
Том и Брайан обменялись быстрыми взглядами.
– Да, сегодня на приеме ты не облегчил свое положение, приятель, – сказал Куртленд. – Ты был даже чересчур общителен.
Лицо Донливи заметно посерьезнело.
– Совершенно верно, Чарльз, совершенно верно, – согласился он. Потом прибавил: – Слушай, пока еще не говорят ничего действительно неприятного. Просто ребячество: выдумки из зависти, обычные сплетни, Чарльз, нет ничего хуже скучающих бюрократов.
