Эйс Аткинс - По закону плохих парней
– Для чего ты меня сюда привез?
– Я же говорил, что заплачу тебе, если поможешь.
– Ты говорил?
Квин распахнул дверь, почуяв тот же самый неприятный запах, что и прошлой ночью, тот же смрад, что заставил его и Лили убраться во двор, заперев за собой дверь. Они решили обследовать по комнате за каждое посещение. Гостиная была обставлена изъеденной мышами мебелью, везде стояли коробки со старой одеждой и тряпками, не имеющими никакой ценности. Затхлая одежда, вышедшая из моды несколько десятилетий назад. Джинсовые костюмы, мужские белые сорочки, пожелтевшие от никотина. Тут же лежали кипы газет и древесные отходы, груды штор и свернутые ковры. Мужчины сложили ненужные вещи в поле подальше от дома, и Бум направился к одному из старых сараев за керосином или соляркой, чтобы разжечь костер.
В одном из чемоданов Квин обнаружил старые семейные фотографии и выложил их на кухонный стол. Также в комнатах было полно оружия, повсюду это чертово оружие. Хэмптон хранил пистолеты в подушках своего дивана, на книжных полках, пистолет 38-го калибра лежал даже на крышке сливного бачка в туалете. Здесь было много коробок с патронами, сувениры и медали из Кореи, потускневшие за десятилетия награды за службу в полиции.
Бум разжег костер, и клубы серого дыма, извиваясь, устремились в красноватое сумрачное небо. Квин обнаружил в доме в общей сложности двадцать четыре пистолета, а также карманные часы, принадлежавшие прадеду, битый хрусталь и фарфор, горы старых книг и пластинок, которые он собирался рассортировать позже. Еще он нашел Евангелие и много записей Джорджа Джоунса и Чарли Прайда. Чарли Прайд напомнил Квину о дяде. Его песни всегда звучали, когда они собирались за ужином.
Раскопал Квин и две бутылки старого виски, которые Хэмптон хранил до лучших времен или, возможно, просто забыл среди хлама. Бирка на одной из бутылок гласила: «Счастливого Рождества. От семейства Стэгов».
Квин раскупорил зубами бутылку и достал из шкафа коричневую куртку дяди, ту самую куртку, которая была на Хэмпе в день, когда Квин потерялся в лесу. Бум бродил у костра неуклюжей тенью, держа в руке совок и наблюдая, как превращается в пепел память десятилетий. Квин вручил бутылку Буму, и тот, прочитав бирку в свете костра, одобрительно кивнул.
– Мой надзиратель говорил, что эта штука – корень всех моих проблем.
– Тебя слишком сильно тряхнула жизнь.
– Ценю за то, что ты меня не осуждаешь.
– Пока ты отвечаешь мне взаимностью.
Порывистый ветер толкал их в спину, свистел в ушах. Бум сделал продолжительный глоток и вернул бутылку Квину. Они пили, пока ночь не опустилась над фермой. Стало холодать, температура воздуха резко падала. Квин был благодарен дяде за теплую куртку и костер. Мелькнул в огне лоскут старого цветастого платья, которое, как он хорошо помнил, тетя надевала на один из его дней рождения. Ткань зашипела, обратилась в оранжево-голубое пламя и исчезла.
Часом позже на гравиевую дорожку въехал большой грузовик. Лучи его фар осветили дом и примыкающее поле. Из кабины вышли двое неизвестных. Квин и Бум переглянулись. Квин передал Буму полупустую бутылку и направился к грузовику.
Пока две плохо различимые фигуры стояли в приглушенном свете фар, Квина пронзило знакомое ощущение своей обнаженности и уязвимости. Ему хотелось иметь при себе оружие, желательно его М-4, но эта мысль тотчас его смутила. Одна из фигур выступила вперед, и даже на расстоянии, несмотря на прошедшие годы, он узнал резкие черты лица Джонни Т. Стэга.
– Рад видеть тебя, парень, – сказал тот, протягивая маленькую руку. – Думаю, нам нужно обсудить сложившуюся ситуацию.
Джонни Стэг происходил из семьи обитателей холмов, самогонщиков, нечистоплотных фермеров, которые чурались общества. У них всех была одинаковая ярко-красная кожа и кривые зубы, побуревшие от мутной колодезной воды. Стэг отличался небольшим ростом, он не доходил даже до плеча Квина. На его лице играла постоянная улыбка, как у человека, ежесекундно радующегося жизни или находившего мир забавным. Квин из вежливости пожал протянутую руку, ожидая от Стэга подвоха. Его волосы были зализаны назад, и от него исходил запах дешевого крема после бритья и сигарет. Темный костюм сидел на нем плохо, на лацкане Стэг носил булавку в виде американского флага. Своего спутника он представил как брата Дэвиса, пастора его церкви.
– Брат Дэвис присутствовал на похоронах Хэмпа, но у него не было возможности выступить, – сказал Стэг. – Он полагает, что мы оба дадим ему сейчас шанс, хотя бы на короткую проповедь.
У брата Дэвиса была морщинистая кожа и золотые зубы. Из-за мутных линз очков глаза его глядели смущенно и виновато.
– Хотите выпить? – предложил Квин, протягивая бутылку Стэгу.
Стэг втянул щеки, улыбка на его лице исчезла и опять появилась.
– Нет, я больше не переношу этого.
– Что же вы продаете на автостоянке? – спросил Квин. – Порошок Kool-Aid?
– Я больше не имею с этим ничего общего, – возразил Стэг. – Я продал этот бизнес два года назад.
Стэг снова улыбнулся. Брат Дэвис тоже.
– Да благословит вас Господь, – сказал Квин, подходя к другой куче барахла и бросая в кузов пикапа очередную вещь.
Стэг последовал за ним, продолжая говорить. Он словно не усматривал оскорбления в том, что Квин повернулся к нему спиной. Куча барахла состояла большей частью из туфель и спецодежды, выпусков журнала Field and Stream и лоскутов фланели, которыми Хэмп затыкал дыры в стенах дома.
– Не хотелось бы, чтобы ты услышал это от адвоката, – продолжил Стэг, все еще посмеиваясь.
Квин бросил в кузов новую порцию тряпья и остановился, чтобы выслушать его.
– Твой дядя задолжал мне много денег за этот старый дом. Некоторое время назад я оказал ему кое-какие услуги, но он так и не вернул долг. Сожалею, но я не хочу разориться на этом деле.
– Он оформил передачу земли?
Стэг взглянул на брата Дэвиса, и пастор улыбнулся, обнажив золотые зубы.
– Бумаги со мной, – объяснил Стэг, передавая документы Квину.
Тот взял их и в свете фар стал изучать юридический документ, выглядевший так, словно его печатала обезьяна. Примерно три параграфа и закорючка Хэмптона внизу.
– Здесь кредит, – сказал Квин. – Вам придется доказать, что он не оплачен.
– Я полагал, что мы сможем обойтись без всей этой кутерьмы, – возразил Стэг. – Юристы лишь выхолостят все. Ты вернешь мне бумагу?
– Нет, – сказал Квин, сложив документ и сунув его в карман куртки. – Я покажу это своему адвокату утром.
Лицо Стэга осветил блуждающий огонек кривозубой улыбки.
– Всегда одно и то же. Пожалуйста, верни.
– Ты пришел в дом дяди через день после его похорон с каким-то грошовым пастором, чтобы отнять у меня землю, которой владело несколько поколений моей семьи. Неужели ты думаешь, что я буду смирно сидеть и молиться? Убирайся отсюда.
– Между нами была заключена сделка, – возразил Стэг. – А этот человек – священнослужитель.
– Мне известно, кто он, – сказал Квин. – Он очищал выгребные ямы во времена моего детства.
Брат Дэвис нахмурился и облизнул губы.
Бум подошел к Квину и молча встал рядом.
– Продолжим, Квин.
– Можешь поступать, как тебе заблагорассудится, – заявил Стэг. – С бумагами или без них, но твой дядя задолжал мне крупную сумму денег на закупку машин и личные цели. Аренда одного только гусеничного экскаватора стоит две тысячи долларов в неделю.
Квин кивнул и занялся работой. Стэг метнулся назад к машине, пастор последовал за ним с наглой ухмылкой на лице. Бум не отрывал взгляда от горящей кучи хлама, пока она не исчезла.
– Нам придется пробыть здесь всю ночь? – спросил Бум.
– Вроде того.
– У твоего дяди была еще одна бутылка?
– Мы эту еще не прикончили.
– Надо думать на два хода вперед. Разве не рейнджеры прокладывают путь?
Бутылка закончилась вскоре после полуночи. Большая часть ее содержимого досталась Буму, который лежал на спине рядом с костром, глядя в небо. Они долго молчали. Квин привык к продолжительным периодам молчания и ожидания, привык к разным звукам, умел различать их. Последние несколько лет черт знает что сделали с его слухом. Когда устанавливалась мертвая тишина, он мог слышать пронзительный и напряженный свист. Он напрягался в ожидании артиллерийского огня и взрывов, в ожидании мощного рева вертолетов перед их отрывом от песчаного грунта и посадкой в горах или на краю горной деревни.
Квин бросил пустую бутылку в огонь, присел на корточки и порылся палкой в горячих углях. Заговорил Бум. Квин с удивлением услышал его голос.
– Хочешь, расскажи мне об этом?
– Тебе интересно? – спросил Квин.
– Просто я думал, что ты не появишься в этом городе снова.
– Пока кто-нибудь из близких не умрет.
– Даже в этом случае.
– Ты что хочешь знать?
– Что тебя злит?
– Меня ничто не злит.
