Деннис Лихэйн - Остров проклятых
Они поднялись на второй этаж и свернули в коридор, пропахший лесным мылом. Дубовый пол блестел, отражая свет, проникавший через большое окно в конце коридора.
— Секьюрити у вас хватает, — сказал Тедди.
— Мы принимаем все меры предосторожности, — ответствовал помощник смотрителя.
— За что общественность вам благодарна, мистер Макферсон, не сомневаюсь, — вставил Чак.
— Поймите одну вещь. — Макферсон снова обращался к Тедди. Они шли мимо закрытых офисов с именами врачей на серебряных табличках. — Другого такого заведения в стране просто нет. Мы принимаем самых сложных пациентов. Тех, с кем больше ни одна больница не справится.
— Здесь находится Грайс, верно? — спросил Тедди.
Макферсон кивнул:
— Винсент Грайс, да. В корпусе С.
— Грайс — это тот, который… — обратился Чак к напарнику.
— Да. Укокошил всю свою родню, потом скальпировал и сделал себе из их скальпов головные уборы.
— И в них разгуливал по городу, — продолжил Чак.
— Если верить газетам.
Они остановились перед двустворчатой дверью. Медная табличка гласила:
НАЧМЕД ДОКТОР ДЖ. КОУЛИМакферсон, взявшись за ручку двери, повернулся к ним и посмотрел пронзительным взором.
— В менее просвещенный век, — сказал он, — этого Грайса посадили бы на электрический стул. А здесь его изучают, выявляют патологию, возможно, даже сумеют купировать отклонения в мозгу, заставившие его столь радикально нарушить общепринятые нормы поведения. Если так, то можно надеяться, что наступит день, когда подобные аномалии в нашем обществе будут полностью искоренены.
Его пальцы застыли на дверной ручке. Казалось, он ждал ответной реплики.
— Мечтать не вредно, — сказал Чак. — Не так ли?
3
Доктор Коули был до того худ, что казался истощенным. Не то чтобы ходячий скелет, каковых Тедди насмотрелся в Дахау, но немного откормить его не мешало бы. Его маленькие темные глаза сидели глубоко в глазницах, на лицо легли тени. Его щеки даже не ввалились, а провалились, и кожа вокруг была вся в застарелых прыщах. Тонкость губ и носа могла поспорить с его собственной худобой, подбородок практически отсутствовал. Остатки волос были такими же темными, как глаза и тени под ними.
Зато он обладал яркой взрывной улыбкой, в которой сквозила уверенность в себе, отчего радужницы делались светлее, и ее-то он и пустил в ход, выходя из-за стола им навстречу с протянутой рукой.
— Пристав Дэниелс. Пристав Ауле. Рад, что вы смогли так быстро выбраться.
Его рука оказалась сухой и гладкой, как у статуи, а пожатие жестоким, до костей, и оно отозвалось у Тедди до самого предплечья. В глазах Коули зажегся огонек — дескать, не ожидал, да? — а затем он повернулся к Чаку:
— Очень рад, сэр. — Улыбка пулей улетела, он уже обращался к помощнику смотрителя. — Пока всё, Макферсон. Спасибо.
— Да, сэр, — откликнулся тот. — Мое почтение, господа. — И с этими словами вышел из кабинета.
Улыбка вернулась на лицо Коули в клейкой версии, напомнившей Тедди пленку на супе.
— Хороший человек. Макферсон. Неравнодушный.
— К чему? — спросил Тедди, присаживаясь возле стола.
Улыбка трансформировалась, съехав на одну сторону и там застыв.
— Простите?
— Он неравнодушный, — повторил Тедди. — К чему?
Коули, сев за стол из тикового дерева, развел руки:
— К работе. В нашем случае это моральный сплав закона, порядка и врачебного внимания. Еще пятьдесят лет назад, а то и меньше, отношение к таким пациентам, как наши, было однозначное: в лучшем случае заковать в кандалы и пусть гниют в собственном дерьме. Их систематически избивали, как будто психоз можно выбить из человека. Их демонизировали. Их истязали. Подвешивали на дыбе. Загоняли шурупы в черепную коробку. Иногда топили.
— А сейчас? — спросил Чак.
— Сейчас мы их поддерживаем. Морально. Мы пытаемся их вылечить, поставить на ноги. А если это не удается, то, по крайней мере, обеспечиваем им необходимый покой.
— А как же их жертвы? — спросил Тедди.
Коули поднял брови. Он ждал продолжения.
— Это ведь люди, совершившие жестокое насилие, — сказал Тедди. — Так?
Коули кивнул:
— Весьма жестокое, да.
— Они кого-то мучили, — продолжал Тедди. — Кого-то даже убили.
— Подавляющее большинство.
— Тогда почему их покой важнее покоя их жертв?
Коули подбирал слова:
— Моя работа состоит в том, чтобы лечить этих людей, а не их жертв. Их жертвам я уже не в силах помочь. В любой работе существуют свои рамки. В моей тоже. Она ограничена кругом моих пациентов. — Он улыбнулся. — Разве сенатор не объяснил вам ситуацию?
Тедди и Чак обменялись короткими взглядами.
— Мы ничего не знаем ни о каком сенаторе, доктор. Нас назначила окружная судебная палата.
Коули поставил локти на зеленую книгу записей, сложил ладони и, положив на них подбородок, воззрился на них поверх очков.
— Стало быть, я ошибся. И что вам сказали на инструктаже?
— Нам известно, что пропала заключенная. — Тедди положил на колени блокнот и перелистнул несколько страниц. — Рейчел Соландо.
— Пациентка, — поправил его Коули с застывшей на лице улыбкой.
— Пациентка, — согласился Тедди. — Прошу прощения. Если мы правильно поняли, с момента побега еще не прошло двадцати четырех часов.
Коули чуть наклонил подбородок вместо кивка.
— Побег был совершен прошлой ночью. Между десятью и полуночью.
— И до сих пор ее не нашли, — уточнил Чак.
— Верно, пристав…
Доктор поднял руку, как бы извиняясь.
— Ауле, — напомнил Чак.
Лицо Коули вытянулось поверх сложенных рук. Об оконное стекло за его спиной шлепнулось несколько капель. То ли с неба, то ли с моря — Тедди не смог определить.
— А имя — Чарльз?
— Да.
— Я буду вас звать Чарльз, если не возражаете, — сказал Коули.
— Мне повезло.
— В смысле?
— Имена не выбирают, — сказал Чак. — Хорошо хоть с именем угадали.
— И кто же его выбрал?
— Мои родители.
— Нет, фамилию?
Чак пожал плечами:
— Кто знает. Нам придется вернуться на двадцать поколений назад.
— Или на одно.
Чак подался вперед:
— Простите?
— Вы грек или армянин, — сказал Коули. — Кто же?
— Армянин.
— А фамилия Ауле…
— Когда-то была Анасмаджан.
Коули перевел свой прищур на второй объект:
— А ваша?
— Дэниелс? Ирландская фамилия в десятом поколении. — Губы Тедди тронула улыбка. — И я знаю всех своих предков, доктор.
— А полное имя? Теодор?
— Эдвард.
Коули отвалился на стуле, руки упали на стол. Он постучал ножичком по краю столешницы; звук был тихий и настойчивый, как падающий на крышу снег.
— Имя моей жены Маргарет, но, кроме меня, никто ее так не называет, — сказал он. — Для старых друзей она Марго, и в этом есть смысл, все же прочие зовут ее Пегги. И вот это мне совершенно не понятно.
— Что?
— Как из Маргарет получилась Пегги. И ведь это распространенный случай. Или как из Эдварда получается Тедди. В Маргарет нет «п», в Эдварде нет «т».
Тедди пожал плечами.
— Как ваше имя?
— Джон.
— Вас никогда не называли Джеком?
Коули покачал головой:
— Для большинства людей я просто «доктор».
Вода поплевывала в оконное стекло. Коули как будто прокручивал в уме их разговор, глаза его сделались блестящими, а взгляд отсутствующим. И тут голос подал Чак:
— Мисс Соландо считается опасной?
— Все наши пациенты склонны к насилию, — ответил Коули. — Поэтому они здесь. Как мужчины, так и женщины. Рейчел Соландо — вдова убитого на войне. Она утопила троих своих детей в озере за домом. Отводила по очереди и удерживала их головы под водой, пока они не захлебнулись. Потом принесла их обратно домой, рассадила за кухонным столом и спокойно ела, когда к ней заглянул сосед.
— Она и его убила? — спросил Чак.
Брови Коули приподнялись, он тихо вздохнул.
— Нет. Пригласила с ними позавтракать. Он, естественно, отказался и позвонил в полицию. Рейчел по-прежнему считает, что дети живы и дожидаются ее дома. Это может объяснить мотив ее побега.
— Желание вернуться домой, — уточнил Тедди.
Коули кивнул.
— А где ее дом? — спросил Чак.
— Маленький городок в Беркшире. Приблизительно сто пятьдесят миль отсюда. — Коули мотнул головой в сторону окна за спиной. — Отсюда вплавь до материка одиннадцать миль. А на север пришлось бы плыть до самого Ньюфаундленда.
— Остров прочесали? — спросил Тедди.
— Да.
— Достаточно тщательно?
Коули поиграл серебряной статуэткой лошади, что стояла в углу стола, прежде чем ответить.
