Дэниел Сильва - Убийца по прозвищу Англичанин
И вскоре голова его прояснилась. Он знал, что это временно – так продлится лишь до тех пор, пока он не закроет глаза и не заставит себя долго ни о чем не думать, но на данный момент он способен был сосредоточить все внимание на том, как вздымалась и опускалась под ним лодка, а не на том, как его избивали, или на том, что он видел. Бывали ночи, когда, лежа в своей одинокой постели, он не мог понять, как он сможет жить, зная то, что знал, – зная то, что так жестоко изложил ему Отто Гесслер. В минуты слабости он даже подумывал самому выступить в международной прессе, рассказать свою историю, написать книгу, но он знал, что Гесслер укроется за законами о тайне банков. И Габриель будет выглядеть как еще один беглец из тайного мира, рассказавший непроверенную историю конспирации.
Приближаясь к скале Августа, он посмотрел на запад, и ему не понравилось чрезмерное нагромождение облаков. Он спустился в кабину и включил морское радио. Приближался шторм: сильный дождь, волнение от шести до восьми баллов. Он вернулся к рулю, развернул парусник и помчался, накренившись на кормовую мачту. Парусник тотчас набрал скорость.
К тому времени когда он достиг устья реки Хелфорд, уже вовсю шел дождь. Габриель натянул капюшон своей куртки и стал работать над парусами – сначала спустил кормовой парус, потом кливер и главный парус. Он выключил мотор и повел парусник вверх по реке. Целый эскадрон чаек собрался над его головой, требуя пищи. Габриель разорвал свой второй сандвич в мелкие кусочки и бросил их в воду.
Он прошел заброшенную устричную отмель, обогнул мыс и поплыл по тихой приливной реке. Деревья расступились, и стало видно крышу коттеджа. Приближаясь, он уже мог различить фигуру, стоявшую на пристани, – руки в карманах, воротник куртки поднят от дождя. Габриель сбежал вниз по сходному трапу и схватил цейссовский бинокль, висевший на крюке возле камбуза. Он поднял бинокль к глазам и навел его на лицо мужчины, затем быстро опустил. Этого ему было достаточно, чтобы установить личность.
* * *Ари Шамрон сел за маленький стол на кухне, пока Габриель варил свежий кофе.
– А ты и в самом деле начинаешь выглядеть как прежде.
– Вы всегда хорошо умели врать.
– Со временем одутловатость пройдет. Ты помнишь Баруха, как его избили до того, как мы сумели вытащить его оттуда? После двух-трех месяцев он выглядел почти как прежде.
– Для начала Барух всегда был некрасив.
– Это правда. Ты был красавчиком. А вот я – я бы пережил избиение. Может, даже стал бы лучше выглядеть.
– Я уверен, что могу найти несколько горящих нетерпением добровольцев.
Лицо Шамрона превратилось в железную маску. На секунду он стал казаться не усталым стариком, а скорее воином-сабра, который тридцать лет назад вытащил Габриеля из Бетсальельской школы искусств.
– Они бы выглядели хуже тебя, когда бы я с ними покончил.
Габриель сел и налил им обоим кофе.
– Мы сумели удержать все это в тайне?
– Ходили слухи на бульваре Царя Саула – слухи о необъяснимых передвижениях персонала и странных расходах, произведенных в Венеции и Цюрихе. Эти слухи каким-то образом дошли до кабинета премьер-министра.
– Так он знает?
– Подозревает и доволен. Говорит, что если это правда, то он не хочет ее знать.
– А картины?
– Мы втихую работаем с несколькими агентствами по возвращению произведений искусства и с американским министерством юстиции. Из шестнадцати картин, которые ты обнаружил в сейфе Рольфе, девять возвращены наследникам их законных владельцев, включая ту, что принадлежала отцу Джулиана.
– А остальные?
– Они останутся в Музее Израиля, как того хотел Рольфе, пока не найдутся их владельцы. Если таковые не найдутся, картины будут висеть там всегда.
– А как Анна?
– Мы по-прежнему охраняем ее. Рами просто сходит с ума. Говорит, что сотворит что угодно, лишь бы уйти из команды. Он готов добровольно включиться в патрульную службу в Газе.
– Есть угроза?
– Пока – нет.
– Сколько же мы должны держать ее под нашей защитой?
– Так долго, как ты хочешь. Это была твоя операция. Решение за тобой.
– По крайней мере год.
– Согласен. – Шамрон налил себе кофе в чашку и закурил одну из своих вонючих турецких сигарет. – Ты знаешь, на будущей неделе она приезжает в Англию. Выступление в Альберт-Холле. Это последняя остановка в ее турне.
– Я знаю, Ари. Я ведь тоже могу читать газеты.
– Она попросила меня передать тебе это. – Он положил на стол маленький конверт. – Это билет на ее выступление. Она просила тебя зайти после концерта за сцену, чтобы поздороваться.
– Я сейчас еще не закончил одну реставрацию.
– Себя или картины?
– Картины.
– Устрой перерыв.
– У меня нет времени, чтобы поехать сейчас в Лондон.
– Принц Уэльский выбирает время, чтобы присутствовать на ее концерте, а ты слишком занят.
– Да.
– Я никогда не пойму, почему ты даешь красивым талантливым женщинам проскользнуть мимо твоих пальцев.
– А кто сказал, что я намерен это сделать?
– Ты думаешь, она вечно станет ждать?
– Нет, но до тех пор, пока у меня не опадет отечность.
Шамрон жестом толстой руки отмел это заявление.
– Ты используешь свое лицо в качестве удобного объяснения, чтобы не видеть ее. Но я-то знаю подлинную причину. Жизнь дана, чтобы жить, Габриель, а эта приятная маленькая тюрьма, которую ты сотворил для себя, – не жизнь. Пора тебе перестать винить себя за то, что произошло в Вене. Если тебе необходимо кого-то винить, вини меня.
– Я не поеду в Лондон в таком виде.
– Если ты не поедешь в Лондон, ты позволишь мне сделать другое предложение?
Габриель с раздражением издал долгий вздох. Больше сопротивляться он уже не мог.
– Я слушаю, – сказал он.
49
Корсика
В тот же день Англичанин пригласил Антона Орсати на свою виллу на ленч. Дул сильный ветер и было холодно – слишком холодно, чтобы есть на террасе, так что они ели за кухонным столом и обсуждали относительно срочные проблемы, связанные с компанией. Дон Орсати только что выиграл контракт на поставку масла двум десяткам бистро, разбросанных от Ниццы до Нормандии. Теперь одна американская экспортно-импортная компания захотела включить масло в число продуктов, продаваемых в специализированных магазинах в Соединенных Штатах. Спрос начинал превышать поставки. Орсати требовалось больше земли и больше деревьев. Но будут ли плоды удовлетворять его высоким требованиям? Не пострадает ли качество от расширения? Этот вопрос они и обсуждали во время еды.
После ленча они уселись у огня в гостиной, потягивая красное вино из глиняного кувшина. Вот тогда-то Англичанин и признался, что поступил не по чести в деле Рольфе.
Орсати подлил себе вина и улыбнулся.
– Когда синьядора рассказала мне, что ты вернулся из Венеции без своего талисмана, я понял: произошло что-то необычное. Кстати, что с ним случилось?
– Я отдал его Анне Рольфе.
– Каким образом?
Англичанин рассказал. На Орсати это произвело впечатление.
– Должен сказать, ты выиграл по очкам. Как ты сумел достать блейзер?
– Одолжил его у охранника в Скоуле.
– А с ним что произошло?
Англичанин уставился в огонь.
Орсати пробормотал:
– Бедняга.
– Я сначала попросил у него.
– Вопрос: почему? Почему ты не оправдал моего доверия, Кристофер? Разве я плохо к тебе относился?
Англичанин поставил пленку, которую он забрал у Эмиля Якоби в Лионе. Затем он дал Орсати материал, подготовленный им на основе собственного расследования, и ушел на кухню мыть посуду после ленча. Корсиканец читал медленно, как умел.
Когда Англичанин вернулся, Орсати заканчивал чтение. Он закрыл папку, и его черные глаза остановились на Англичанине.
– Профессор Якоби был очень хорошим человеком, но нам платят за то, чтобы мы убивали людей. Если мы все время будем ломать голову над тем, где добро, а где зло, мы никогда никакой работы не выполним.
– Разве так ваш отец вел свое дело? И его отец? И его?
Орсати нацелил толстый указательный палец на лицо Англичанина.
– Моя семья тебя не касается, Кристофер. Ты работаешь на меня. Никогда этого не забывай.
Орсати впервые так разозлился на него.
– Я не хотел выказать неуважение, дон Орсати.
Корсиканец опустил палец.
– Я так и не считаю.
– Вы знаете историю синьядоры и что случилось с ее мужем?
– Ты знаешь многое из истории этих мест, но не все. Как, ты думаешь, синьядора умудряется иметь крышу над головой? Ты считаешь, она способна существовать на те деньги, которые получает за то, что прогоняет злых духов своим волшебным маслом и святой водой?
