Марк Найканен - Парад скелетов
Так много принести в жертву, пройти такой путь и теперь отдать все в руки филистимлян – такое оскорбление, перенести которое я вряд ли буду в силах. Я даже не могу позволить себе траур. Если я не буду быстро действовать, то они выяснят мои методы и постараются дискредитировать всю мою работу. Заголовки будут кричать о безумии моих методов, придумывать какие-нибудь термины. А все из-за этой Шлюхи от прессы, хотя должен признать, что в этом есть доля и моей вины. Я не должен был допускать на свои земли проклятую собаку. Я должен был сразу же пристрелить ее, как делаю со всеми бродячими собаками в своих владениях. И пусть бы Шлюха побежала жаловаться властям. Кому бы они поверили? Этой ведьме или мне. Я бы пожаловался, что эта зверюга на меня напала. Ротвейлеры очень злобны. Кто этого не знает? Так что ее жалобы ни к чему бы не привели.
Горькая ирония в том, что эта мямля сумела все разрушить. Величайший скульптор последних нескольких столетий вынужден бегать в ночи, как изгой. А все потому, что мне в жизни повстречалась эта кляча.
Но разве это не обычное явление: низшие пытаются подчинить высших. Именно так я понимаю демократию.
Мое самое страстное желание – медленно разрезать эту Шлюху, нарезать на мелкие кусочки. Но я сейчас не могу себе позволить такое удовольствие. Как я уже говорил, мне надо пересмотреть все, что я могу сделать. Лучшим выходом будет взорвать шахту. Это закроет вход в могилу нескольких дюжин, а заодно спрячет лица, лица тех, чьи жизни я забрал. Я буду глубоко скорбеть об этой утрате. Я хотел, чтобы мир взглянул на них после моей смерти. Но пока их надо похоронить. Это единственная возможность сохранить надежду на возвращение.
Я очень тщательно спланировал оформление моего смертного суда, но я никогда не лишу себя жизни. Только тех, кто был отдан мне в руки, можно сказать, доверен мне Судьбой. Это она, которая предназначила их мне в рабство. Мне надо будет перенести в шахту парад скелетов. Это может занять несколько часов, но, в конце концов, все они присоединятся к Бриллиантовому и многим другим.
Жаль терять шахту. Но после этого все физические улики против меня будут уничтожены. Ни один шериф не рискнет тратить сотни тысяч долларов на вскрытие шахты, не зная о тех ценностях, которые там хранятся. А никто из живущих, включая Ее Светлость и Шлюху от прессы, не знает об этих сокровищах. Они знают только о подвале и клетке. И пусть власти делают, что хотят. Иметь клетку – это еще не преступление. Многие официальные представители мест заключений позавидуют ее прочной конструкции.
А затем я буду ждать, как выжидают в пустыне койоты. Если возникнет такая необходимость, буду ждать годами и смотреть, что они смогут сделать. Будут возмущенные слова двух ведьм, их заявления шерифу и для прессы, но без тел все это ничего не стоит. А когда месяцы превратятся в годы, когда внимание прессы и полиции обратится на тысячи других заурядных убийств, они испытают глубокие страдания и смерть, которые вполне заслуживают.
Бульварные газетки заметят их внезапное исчезновение... Возможно... Но опять не будет никаких подозреваемых, только отметят исчезновение когда-то знаменитого скульптора. Шериф, кто бы им ни был к тому времени, заявит, что дело остается открытым, но в душе он и его следователи будут прекрасно понимать, что без свидетелей и тел сделанные несколько лет назад заявления абсолютно бесполезны.
Так что через десять лет, думаю, обо мне снова заговорят. Я буду еще достаточно молод. Я заявлю, что ужасы нашего века заставили меня искать уединения и, как основатель современной культуры, я буду не только прощен. Обо мне заговорят еще громче, чем когда-либо. Появятся рок-группы с именем «Штасслер», а мои скульптуры будут продаваться в несколько раз дороже первоначальной стоимости. Меня с радостью примут обратно в мир искусства, потому что такова природа коммерции. Я буду снова работать с плотью, но уж на этот раз буду бесконечно осторожен.
Это успокоило мою больную душу. Я отправился в обратный путь. Но это все утешения, которые может позволить себе человек, достаточно предусмотрительный, чтобы учесть все возможные последствия. Мне не надо много времени. Полагаю, что я вернусь к полуночи и сделаю все необходимое. У меня есть все документы, чтобы начать новую жизнь, а в зарубежных банках у меня накоплено денег больше, чем мне может понадобиться. Впереди у меня будет уйма времени для печали и для планирования неизбежной смерти этой парочки.
Далеко на севере, над горами разорвалось небо, и через несколько секунд я услышал раскаты грома. Действительно, звук грома напоминает грохот обвалившихся кирпичей. Я взглянул на ночное небо, испытывая удовольствие от того, что еще могу любоваться простой красотой, ее буйными чудесами, не потерял вкуса к жизни, несмотря на все неприятные события этого неудачного дня.
Внезапный порыв воздуха, словно я открыл дверь чулана, ведущего в шахту, обдал холодом кожу. Ее рука легла на фальшивую дверь, когда Шлюха осматривала литейку. Я прямо тогда готов был заколоть ее. Но она отошла в сторону, и моя рука выскользнула из кармана, где лежал нож. Я увидел в ее глазах пустоту и понял, что мне нечего беспокоиться.
Но я ошибся, не так ли? Ошибся, проглядев ее настырность и любопытство ее тупорылой собаки. Сколько собак я убил и здесь на ранчо, и во время своих набегов, как например ту колли, которую я в последний раз использовал как приманку? Две дюжины? Три? И каждый раз я испытывал удовольствие. А тут появился этот зверь с настолько глупой мордой, что я такой еще в жизни не встречал, и он еще умудрился проскочить в сарай мимо меня. А может, она именно так и планировала? Не пустить его в дом, не пустить его в литейку, а когда я потерял бдительность, дать ему проскочить к двери. Ну уж нет, я слишком хорошо о ней подумал. Ей такого не сделать. Зверюга проскочил в сарай. С ее точки зрения в этом не было ничего особенного. Пусть себе болтается. Я сам вспомнил про него только тогда, когда он начал рыться в соломе.
Были и другие вещи, о которых мне стоило пожалеть, еще сильнее. Теперь, когда уже поздно, невозможно этого не понять. Мне не надо было терять время на то, чтобы обрабатывать рану. Лучше было рискнуть получить инфекцию, чем дать им возможность уйти. «Но каков шанс у них на успех?» – думал тогда я. У них не было никакого шанса. Они все время, черт меня подери, находились у меня на глазах. Я потерял их из виду, когда спускался по лестнице. Но тогда я надеялся, что они заблудятся, может, даже умрут там. Любой здравомыслящий человек подумал бы то же самое. Я никак не ожидал, что они доберутся до камней, и я потеряю след. Вполне возможно, что они сейчас идут обратно. В таком случае мне надо просто немедленно бежать, оставить надежду разрушить шахту и восстановить карьеру самого знаменитого скульптора в мире.
Буря подбиралась все ближе. Молнии освещали землю, словно маяки, на секунду делая ее белой.
Порывы ветра ударяли меня. Я вдохнул и почувствовал запах озона. Скоро пойдет дождь. При вспышках молний я разглядел на севере падающую с неба пелену. Дождь возродит жизнь в пустыне, рычащий зверь встанет на ноги. У скалы, на которой я стою, появятся крылья, как у водяной птицы, она направит потоки на прожаренную землю вокруг ранчо, наполнит высохшие устья бурлящими коричневыми потоками воды, песка и грязи. Эти потоки будут перекатываться через валуны и уходить в глубь сыпучих песков, которые лежат спящими, как жабы. Дождь напоит жидкостью это место скорби.
Скоро пустыня наполнится всевозможной жизнью. Такие ночи превращаются в безумие, чудовищное действо. А если буря окажется достаточно сильной, то она может сотрясать небо, буйствовать потоками на земле и сносить с поверхности все, что не имеет корней.
Я внимательно смотрел в сторону ранчо. Мне надо было преодолеть несколько километров. Я стал изучать склоны холмов, подождал, пока снова сверкнет молния. В меня может ударить молния, но я не верил, что такое может случиться. Не странно ли, в такой уязвимый момент моей жизни я испытываю такую уверенность в защите свыше?
Длинные скрюченные белые пальцы разорвали темноту. Алмазные вспышки. Картина, достойная самого Данте. И тут я увидел их. Казалось, безбожная, опустошенная вселенная говорила мне: «Вот они. Бери их обеих. Они твои. Ты заслужил их. Ты заслужил их своими муками, своим искренним отчаянием».
Между нами было менее двадцати метров. Я поднял голову к небу, и мои руки раскрылись для объятий нарастающей ярости. Первые беременные капли упали мне на щеки. Мимо меня прокатился гром, уносимый яростным порывом ветра. Скала, на которой я стоял, вздрогнула, и я выкрикнул неповторимую клятву. Звук был таким чистым и первобытным, что мог означать только одно: убийство и выживание, одно порождает другое. И оба рождают кровь.
Глава двадцать шестая
Они отдыхали на козырьке, похожем на гроб, около часа. И все же этого оказалось недостаточно, чтобы Лорен почувствовала себя комфортно. Само окружающее пространство не способствовало этому. Ее поражала та легкость, с которой Керри вставала, подходила к струйке, чтобы попить, и, вероятно, при этом даже не задумывалась об опасности падения.
