Том Клэнси - Живым или Мертвым
— Так, может быть, стоит сообщить об этом в «Нью-йоркере»? — невинным тоном осведомился Кларк.
— Такие вещи делаются по-другому. Хитрость заключается в том, чтобы опередить время и вдохновить людей, которые стремятся привлечь к себе наше внимание, на выбор иного пути.
— Но как именно это делается — хотя бы теоретически?
— Эту проблему мы и решаем здесь, на седьмом этаже, применительно к каждому конкретному случаю.
— Когда подобные проблемы сваливаются на человека в полевых условиях, у него не всегда оказывается возможность обратиться за советом к начальству. Нужно доверять своим людям, поощрять их на инициативу и поддерживать их, когда эта инициатива разумна. Я много бывал там. Там, как говорится, в поле, чувствуешь себя ужасно одиноко, особенно если не чувствуешь доверия в людях, стоящих за твоей спиной, особенно если до них пять тысяч миль.
— Инициатива хороша в кино, но не в реальном мире.
Кларку очень хотелось спросить: интересно, когда ты в последний раз был в поле, то есть в реальном мире? — но он решил этого не делать. Он пришел сюда не для споров и даже не для обсуждения чего бы то ни было. Он находился здесь лишь для того, чтобы выслушать глас божий, который транслировался через этого засранца-теоретика. В Управлении уже случалось такое, но тогда, в 1970-х, когда он с помощью Джеймса Грира в первый раз спасся от отставки, в которую его пытались отправить против воли, он сделал себе определенное имя, работая в СССР на «особых» заданиях. Хорошее было время, когда имелся враг, в существовании которого никто не мог позволить себе усомниться.
— То есть я уволен?
— Вы получите почетную отставку с благодарностью от нации, которой вы верно служили, не считаясь с опасностью для жизни. Знаете, читая эти материалы, я не раз задумывался, почему вы так и не получили звезду на стене вестибюля. — Он имел в виду стену из белого мрамора, на которой сверкали золотые звезды в память агентов ЦРУ, погибших при исполнении служебных обязанностей.
Книга, в которой перечислялись имена — она хранилась в ящике из стекла и бронзы, — зияла многими пробелами, в которых имелись только даты, поскольку многие имена оставались засекреченными и через пятьдесят лет после гибели их обладателей. По всей вероятности, Олден пользовался отдельным лифтом для начальства, вход в который находился прямо на охраняемой стоянке, так что ему крайне редко приходилось смотреть на эту стену, черт возьми, да не то что смотреть, а хотя бы проходить мимо нее.
— А как насчет Чавеса?
— Как я вам уже сказал, он имеет право выйти в отставку недель через десять — учитывая его службу в армии. Он получит пенсию, исходя из двенадцатого разряда по шкале ставок, естественно, со всеми привилегиями. Или, если он будет настаивать, ему может быть предложено место инструктора на Ферме на год или два, а потом мы отправим его за границу, возможно, в Африку.
— Почему в Африку?
— Там много чего происходит — вполне достаточно для того, чтобы нам нужно было пристально наблюдать за регионом.
Как же, понятно. Отправить его в Анголу — где испанский акцент примут за португальский, — чтобы его там прикончил какой-нибудь партизан, так ведь? Вряд ли тебя, Олден, это хоть сколько-нибудь расстроит. Эти аккуратные, осторожные и добросердечные типы никогда не переживают из-за отдельных людей. Их куда больше интересуют глобальные проблемы, они тратят все силы на запихивание квадратных штырей реальной жизни в круглые дыры, поставляемые теоретическими рассуждениями о том, как миру следует выглядеть и существовать. И эта дурь свойственна всем без исключения политиканам, которые мнят себя самыми хитрожопыми на свете.
Эти мысли он оставил при себе.
— Ладно, в конце концов, это, полагаю, его дело. Что касается меня, то, думаю, за двадцать девять лет службы я вполне заработал себе право на отставку, верно?
— Совершенно верно, — согласился Олден, изобразив улыбку, которая своей натуральностью могла бы поспорить с оскалом торговца, чувствующего, что ему вот-вот удастся впарить какому-то простофиле «Форд-пинто» 1971 года выпуска.
Кларк поднялся. Он не протянул руку Олдену, но тот протянул, и Кларку пришлось все же ее пожать — просто ради приличия, а нриличное поведение всегда обезоруживает таких вот засранцев, в какой бы части мира ни происходило дело.
— Ах да, чуть не забыл! Кое-кто хотел с вами повидаться. Вам знаком такой Джеймс Хардести?
— Когда-то служили вместе, — ответил Кларк. — Он еще не в отставке?
— Пока еще нет. Он занимается архивами спецопераций, это входит в проект департамента оперативной работы, который мы ведем уже около четырнадцати месяцев — так сказать, засекреченная история. В общем, его кабинет на четвертом этаже, возле лифтов, рядом с киоском. — Олден протянул Югарку лист бумаги, на котором был записан номер помещения.
Кларк взял листок, сложил и убрал в карман. Значит, Джимми Хардести все еще здесь? Каким же чудом ему удалось укрыться от внимания всей этой дряни, того же м…ка Олдена?
— Что ж, спасибо. Загляну к нему на обратном пути.
— Ну что, я им нужен? — спросил Динг, когда Кларк закрыл за собой дверь.
— Нет, на этот раз им требовался только я. — Кларк поправил галстук, подав тем самым условный сигнал, но Чавес никак не дал понять, что понял его. Они сразу же спустились в лифте на четвертый этаж. Они миновали киоск, где слепые продавцы торговали всякой ерундой вроде шоколадных батончиков и коки — на посетителей это всегда производило жуткое и отталкивающее впечатление, но в ЦРУ это рассматривали как похвальное желание поддержать людей с ограниченной дееспособностью, предоставив нескольким из них работу. Если, конечно, они и в самом деле были слепыми. В этом здании никто и никогда не мог быть уверен в чем бы то ни было, но такое положение было всего лишь частью местной мистической атмосферы.
Отыскав кабинет Хардести, они постучали в дверь, снабженную кодовым замком. Через несколько секунд она открылась.
— Большой Джон! — воскликнул Хардести.
— Здорово, Джимми. Что ты делаешь в этой крысиной норе?
— Пишу историю оперативной работы, которую никто не будет читать. По крайней мере пока я жив. А ты — Чавес? — обратился он к Дингу.
— Да, сэр.
— Входите, входите. — Хардести обвел жестом свою каморку, в которой были два свободных стула, небольшой столик, за которым кое-как можно было писать, и ровно столько места, чтобы двое гостей могли бы не поджимать ноги.
— На каком ты сейчас периоде? — поинтересовался Джон.
— Ты не поверишь, но на 1953 годе. Всю прошлую неделю потратил на Ханса Тофта и дело с норвежскими поставками. Кровавое было дело, и далеко не все погибшие были такими уж плохими парнями. Полагаю, такова была цена вопроса, и морякам с судна нужно было сто раз подумать, прежде чем соглашаться на это дело.
— Это было еще до нас, Джимми. Ты не говорил с судьей Муром? Мне кажется, он имел отношение к этой операции.
Хардести кивнул.
— Он был здесь в минувшую пятницу. В молодости, до того как он пересел в судейское кресло, у него накопилось немало всякой всячины. И у него, и у Риттера.
— Кстати, что поделывает Боб Риттер?
— А ты не знаешь? Умер три месяца назад, в Техасе, от рака печени.
— Сколько ему было? — спросил Чавес.
— Семьдесят пять. Лежал в военном отделении Андерсоновского онкологического центра, так что лечение и уход были самыми лучшими, но ничего не помогло.
— Все так или иначе умирают, — заметил Кларк. — Рано или поздно. Никто не сообщил нам, в Англию, о Риттере. Догадываюсь почему.
— Нынешняя администрация относилась к нему без особой симпатии.
«Вполне понятно», — подумал Джон. Он был воином из самых суровых давних времен, работал в Красной зоне, боролся против главного врага, который существовал в ту эпоху, а рыцари «холодной войны» редко умирают легко.
— Нужно будет выпить, помянуть его. Мы иной раз крепко цапались, но он никогда не делал гадостей. Я все думаю насчет этого типа, Олдена.
— Джон, это не наш человек. От меня требуют полного отчета о тех людях, которых мы устранили в ходе работы, какие законы при этом были нарушены, ну и все такое.
— Так, чем я могу быть тебе полезен? — спросил Кларк хозяина кабинета.
— Олден заговаривал с тобой об отставке?
— Я прослужил двадцать девять лет. И все еще жив. Даже самому не верится, когда думаешь об этом, — произнес Кларк после небольшой паузы.
— Что ж, если захочешь чем-нибудь заняться, могу дать тебе несколько телефонов. Твои знания и опыт — это же капитал. Ты можешь обратить их в деньги. Например, купить Сэнди новую машину.
— Какого рода работа?
— Возможно, тебе будет интересно. Хотя не уверен, что это впрямь по твоей части, но, черт возьми, какая разница? Даже если не сойдетесь, все равно тебя угостят ленчем.
