Чеви Стивенс - Похищенная
Никогда в жизни я не чувствовала себя такой обманщицей, как в тот момент, когда, разговаривая с ним о собаках и его работе, ждала телефонного звонка и лихорадочно соображала, что стану делать, если Гари позвонит, пока Люк будет еще здесь.
Наш разговор изобиловал многочисленными паузами, и Люк практически не прикоснулся к чаю, а потом сказал, что ему пора идти. Когда в дверях он обнял меня на прощание, я заставила себя тоже обнять его, думая, чувствует ли он через мою кожу, какое чувство вины я сейчас испытываю.
— Энни, у тебя точно все в порядке?
Мне хотелось во всем сознаться. И я не могла сознаться ни в чем.
— Просто голова тяжелая.
— Тогда отдыхай, ладно? Доктора советуют. — Он улыбнулся.
Я выдавила из себя улыбку в ответ.
— Так точно, сэр.
После того как Люк ушел, я поняла, что никогда не смогу рассказать ему о том, что произошло между мной и Гари. И еще я поняла, что больше никогда не смогу быть с ним. Люк принадлежал той женщине, которую похитили, а не той, которая вернулась после этого домой.
Через час, снедаемая неизвестностью и беспокойством, я позвонила Гари, но его телефон молчал, а сотовый был выключен. В конце концов он все-таки позвонил чуть позже, после обеда. Лучше бы он этого не делал.
Настоящее имя Выродка было Симон Руссо, и на момент смерти ему было сорок два года. Он вырос в небольшом городке в провинции Онтарио, потом переехал в Ванкувер, когда ему было чуть больше двадцати, и в конце концов поселился на острове. Его совмещенное фото в профиль и анфас было сделано, когда его в тридцать девять лет арестовали за избиение мужчины, который на несколько недель попал в больницу. Выродок, который утверждал, что его наняла жена этого человека, которой тот изменял, тогда получил срок. Через год обвинительный приговор был пересмотрен на основании того, что какие-то улики по делу были использованы Королевской канадской конной полицией неправильно. После освобождения из тюрьмы Кинсол он уехал на материк и исчез из поля зрения полицейских, пока я не опознала его на фотографии.
Теперь, когда стало известно его имя, они принялись отслеживать его прошлое, пытаясь сопоставить местопребывание Руссо с нераскрытыми преступлениями. Они выяснили, что его мать в самом деле умерла от рака, а отец действительно исчез, причем ни его машину, ни тело так и не нашли.
Не найдя подходящих нераскрытых дел, они прошлись по «раскрытым» и наткнулись на дело молодой женщины по имени Лорен, которая была изнасилована, избита и брошена умирать на аллее позади собственного дома. С ее окровавленным свитером и сумочкой был задержан какой-то бездомный, которого и обвинили в убийстве. Через год после этого он скончался в тюрьме.
Симон Руссо, который жил тогда в нескольких кварталах от Лорен, много лет поддерживал связь с ее близкими и даже каждое Рождество навещал мать Лорен, вплоть до ее смерти пять лет назад. Я только порадовалась, что бедная женщина так и не узнала, что каждое Рождество принимала у себя в доме убийцу дочери.
В возрасте от двадцати до тридцати лет Руссо жил в Ванкувере, работал в лагерях лесорубов поваром. Действительно, в одном из таких лагерей была обнаружена мертвая женщина — пилот вертолета. Но этот случай никогда не рассматривался как убийство. Ее бой-френд, вернувшись в лагерь после работы, заметил, что подруги нет слишком долго, и отправился ее искать. Найти ее ему не удалось. На поиски была выслана специальная группа, но тело обнаружили только через месяц на дне водостока. Она была полностью одета, и у нее была сломана шея. Поскольку в лагерь женщина возвращалась уже в сумерках, все решили, что она сбилась с пути и сорвалась с крутого откоса.
Где был Руссо после освобождения из тюрьмы и чем занимался, точно неизвестно, и Гари сказал, что они могут так никогда и не узнать, был ли он причастен к другим преступлениям.
Пока Гари рассказывал все это, я сидела у себя на диване и теребила пальцами нитку на покрывале. И уже почти вытянула эту чертову штуковину.
— Ты уже в Клейтон-Фолс? — спросила я.
— Нет, все еще в Игл Глен.
— Но ты же сказал, что сегодня едешь в Кинсол.
— Я и собирался, но один человек из персонала мотеля, с которым я должен поговорить, придет только к вечеру.
— Поговорить о чем? Я думала, ты просто показываешь фотографию. Его кто-нибудь узнал?
— Я просто хочу убедиться, что рассмотрел все возможности, а в Клейтон-Фолс приеду утром. Все ясно?
— Да уж…
— Прости, Энни, но я не могу сказать больше, пока не соберу все факты. Потому что, если мы ошибемся, это доставит тебе много ненужных страданий…
— Ты о чем? Ты хочешь сказать, что знаешь, кто нанял Выродка? Ты можешь хотя бы сказать, знаю я этого человека или нет?
— Энни… слишком много поставлено на карту…
— Я прекрасно знаю, что именно поставлено на карту: моя жизнь! Ты еще помнишь об этом? Или уже забыл о таком пустяке?
Голос мой звучал настолько сурово, что Эмма вышла из комнаты.
— Послушай, все, что я могу сказать сейчас, — это то, что, когда ты опознала Руссо, мы получили его досье и на основании этого по-новому взглянули на его подельников, известных нам, и это стандартная процедура в любом расследовании.
Пока Гари ждал эту информацию, он переговорил с несколькими горничными из дневной смены мотеля в Игл Глен. Одной из них фоторобот Выродка показался знакомым, но когда ей предъявили его совмещенное фото из досье в профиль и анфас, она его не узнала. Но если это все-таки был тот же человек, что на фотороботе, тогда она видела, как к нему в номер однажды утром заходила женщина в больших солнцезащитных очках, которая вышла оттуда минут через пятнадцать. Машину ее горничная не видела, но она думала, что ее могла видеть другая горничная, которая убирала номера на первом этаже возле парковки. Именно ее Гари и дожидался.
Голова у меня кружилась. Кто была эта женщина, которая встречалась с Выродком?
Я сказала:
— Извини, я просто пытаюсь… Слишком много всего нужно переварить.
— Я понимаю. Но сейчас действительно очень важно, чтобы ты не…
— Прости, это мама звонит по второй линии. Я сейчас отвечу и быстренько от нее отделаюсь, а то она может…
— Не отвечай ей!
— О’кей, о’кей. — Но когда гудки наконец прекратились, я сказала: — Она все равно перезвонит мне.
— Ты рассказывала ей что-нибудь из того, что мы обсуждали вчера ночью? — Голос его звучал твердо.
— Сегодня я разговаривала только с Люком, но я не…
— Ты ничего не должна обсуждать с ней, Энни.
Что-то в его голосе насторожило меня.
— Гари, это же моя мама. Если ты сейчас же не объяснишь мне, что происходит, я немедленно позвоню ей и выложу все, до последнего слова.
— О господи! — На мгновение в трубке стало тихо, а потом я услышала, как он тяжело вздохнул. — Тебе будет непросто услышать об этом…
— Говори.
— Когда ты вчера поздно вечером приехала ко мне, то упомянула о своем дяде из тюрьмы Кинсол, поэтому я проверил, не сидел ли он там в одно время с Симоном Руссо. Они действительно сидели вместе. Также подтвердилось, что у твоего дяди на стенах камеры висели фотографии племянниц. Поэтому после того описания, которое мы получили от горничной, мы по факсу сделали запрос в банк, чтобы проверить, не было ли каких-нибудь необычных движений средств на счете твоей матери.
— Я что-то не понимаю… Какого черта нужно было это делать?
— Конечно, мне нужно еще переговорить со второй горничной, но… — Голос его стал мягким. — В общем, похоже, что в этом деле может быть как-то замешана твоя мама.
Вот черт!
Это все, что я знаю. Гари, после того как сообщил мне эту ошеломляющую информацию, должен был сделать еще один звонок. Он взял с меня обещание ни с кем не говорить и сказал, что перезвонит позже. Поэтому-то я и связалась с вами, док, поэтому и сижу, вцепившись в свой сотовый так, будто от него зависит моя жизнь, — мне нужно было вырваться из всего этого, нужно было с кем-то поговорить. Я не могу просто наматывать круги по своему дому и терзаться мыслями, какую еще бредовую идею сейчас разрабатывают эти копы. Какая-то невменяемая горничная видела в мотеле неизвестную женщину, а они решили, что это была моя мама? Наугад хватаются за любую соломинку.
Я вот думаю, может, Гари оставил мне сообщение на автоответчике дома, и не знаю, помнит ли он номер моего сотового, — не могу сообразить, надиктовала ли я его ему на голосовую почту. Или того хуже: возможно, он звонил мне, пока я ехала сюда, и просто не было связи? На шоссе есть такие мертвые зоны. Я должна бежать, нужно попробовать связаться с ним.
Сеанс двадцать четвертый
— Я знаю, что выгляжу сегодня отвратительно, но можете мне поверить, док: когда вы узнаете, как прошла у меня эта неделя, вам все станет ясно, и заодно вы поймете, почему на этот раз я попросила о более продолжительном сеансе.
