Чеви Стивенс - Похищенная
Прижавшись к нему щекой, я шепнула:
— Я должна… быть под контролем. Это единственный способ, каким я могу…
Расслабившись, он обхватил мое лицо ладонями и повернул к себе, чтобы я посмотрела ему в глаза. Большим пальцем он погладил меня по скуле и усталым, но нежным голосом сказал:
— Ты уверена, что на самом деле хочешь этого, Энни? Если ты действительно готова зайти так далеко, то я только рад.
От накатившего страха тело мое содрогнулось, но я потерлась о его руку и тихонько укусила подушечку его большого пальца. Потом я наклонилась, так что мои волосы накрыли нас обоих, и прижалась к нему губами.
Но когда он начал отвечать на мои поцелуи и я почувствовала его у себя между ног, во мне снова поднялась паника и я замерла. Он сразу заметил перемену и хотел что-то сказать, но я отвела его руки и, покраснев от унижения, пробормотала:
— Ты не должен прикасаться ко мне… И не должен двигаться.
Я не была уверена, что он поймет меня, но губы его расслабились, и когда я снова прижалась к его рту, он мне не ответил. Я целовала его губы, покусывала, тянула. Пробравшись к нему в рот, я ласкала и посасывала его язык, пока он не застонал.
Потом мы разделись, и я целовала ему грудь, мягко щекоча его волосами, пока его соски не затвердели, а тело не покрылось гусиной кожей. Оставаясь сверху и глядя ему в глаза, я подвела его руку к своей груди, погладила ею вокруг сосков, провела по животу и, все больше успокаиваясь, сунула ее себе между ног. Я ласкала себя его рукой, и это была первая рука, которая прикасалась ко мне после Выродка. Мое тело начало откликаться волной наслаждения, но я еще не была готова поддаться этому и снова переложила его ладонь себе на грудь. Я опять поцеловала его, подцепила пальцами ног его трусы и стянула их вниз. Потом, продолжая целовать его, сняла свои трусики и отшвырнула их в сторону.
Удерживая его руки за головой, так что наши лбы соприкасались, я неподвижно лежала на нем, слегка прикасаясь губами к его губам, чувствуя его вздымавшуюся и опускавшуюся грудь, его горячее дыхание, которое смешивалось с моим. Сначала оно было прерывистым, но он смог справиться с ним.
Приподнявшись на цыпочки, я раздвинула ноги и соскользнула вниз. Не он вошел в меня, это я его взяла.
Вдох застрял у Гари в горле, и я замерла, ожидая, что он шумно выдохнет, перевернет меня на спину, навалится на меня, сделает хоть что-нибудь. Но он ничего не сделал. Мне хотелось плакать. Из-за этого его подарка.
Я скользила по нему вверх и вниз, а он не шевелился. Толчок за толчком… Его дыхание было единственным индикатором происходившей внутри него борьбы, а сознание того, что я уложила на лопатки этого сильного, уверенного в себе мужчину, заставляло меня двигаться энергичнее. Быстрее. Грубее. Позволив ему прикоснуться ко мне, я сгоняла злость на его теле. Используя в качестве оружия секс. Когда он кончил, бедра его так и не приподнялись мне навстречу, только руки чуть согнулись, а тело напряглось. Я почувствовала ликование. Почувствовала свою власть. Я продолжала двигаться на нем, и ему, должно быть, было больно. Но он так и не прикоснулся ко мне. Наконец я остановилась, отвернулась в сторону и отпустила его руки. Он положил ладонь мне на затылок и начал потихоньку меня укачивать. И тогда я разрыдалась.
Потом мы лежали рядом, глядя в потолок. Никто из нас не произнес ни слова. Это была полная противоположность моему опыту с Выродком — тотальный контроль против абсолютной бесконтрольности, и мне фактически удалось изгнать воспоминания о Выродке и его образ из этой комнаты, из этой постели, из моего тела. Но когда я немножко протрезвела и стала думать о том, что на самом деле происходит в моей жизни и что я сейчас сделала, голову снова начало заволакивать туманом. Гари заговорил, но я тут же перебила его:
— Это впервые после возвращения домой, когда я занималась… ну, тем, чем мы только что занимались. И я хочу сказать, что очень рада, что это произошло, но ты можешь не беспокоиться — я не связываю с тобой каких-то ожиданий или чего-то в этом роде. И надеюсь, что это не отразится на наших отношениях.
Ритм его дыхания нарушился, наступила пауза, потом все возобновилось. Он повернулся ко мне и попытался что-то сказать, но я снова перебила его:
— Пойми меня правильно, я ни в чем не раскаиваюсь, ничего такого, и очень надеюсь, что ты тоже, но я не хочу заводить обо всем этом большой обстоятельный разговор. Давай лучше продолжим то, на чем остановились. Так каким будет следующий шаг расследования?
Я чувствовала, что его взгляд готов испепелить меня, но продолжала смотреть в потолок. Он негромко сказал:
— Утром я допрошу персонал гостиницы, покажу им фоторобот и предоставлю словесный портрет, а потом отправлюсь в следующий город. Кинсол.
Я и забыла, насколько близко была от Кинсола. Это небольшой городок — в нем, вероятно, всего один или два мотеля, а большая часть населения работает в тюрьме.
— Я могла бы заехать туда поздороваться со своим дядей, но его недавно освободили.
Гари приподнялся на локте и внимательно посмотрел на меня.
— Что за дядя?
Я подумала, что он должен был бы об этом знать, но у дяди с мамой разные фамилии, так что, возможно, и не знает.
— Это сводный брат моей мамы, Дуайт. Он ограбил несколько банков. Его фото было в газете — вы, в смысле полиция, разыскиваете его, чтобы допросить по поводу еще одного ограбления. Только у нашей семьи нет с ним ничего общего, так что ничем помочь не можем.
Гари снова лег на спину и уставился в потолок. Мне хотелось спросить, о чем он думает, но я уже знала, что, если давить на него, ответа не получишь.
— Могу я еще чем-нибудь поспособствовать продвижению расследования? — спросила я.
— Просто постарайся какое-то время держаться от всех подальше. Мне нужно еще немного покопать, но завтра должна появиться новая информация, и тогда я дам знать, как мы будем действовать дальше. Если найдешь или вспомнишь что-нибудь важное, сразу звони мне. А еще можешь звонить, если просто захочется поговорить.
Голос Гари начал уплывать, и я поняла, что скоро он заснет, поэтому сказала:
— Я должна идти. Эмма одна дома.
— Я бы хотел, чтобы ты осталась.
— Спасибо, но я не могу бросить ее на всю ночь.
На самом деле я просто не была уверена, что смогу спокойно пролежать всю ночь рядом с ним среди смятых простыней — было бы трудно объяснить ему утром, почему я проснулась в шкафу.
— Мне не нравится, что ты так поздно будешь ехать совсем одна.
— Но я ведь как-то сюда приехала, разве не так?
В полумраке комнаты он вопросительно приподнял бровь, а я уткнулась лицом в ложбинку между его плечом и шеей и прошептала:
— Только приму душ, о’кей?
Быстро сполоснувшись под душем, стараясь не думать. о том, что только что сделала, я на цыпочках прокралась мимо него и выскользнула на улицу. По пути домой на дорогах было пустынно, и я словно оказалась в собственном маленьком мирке. Если бы со мной была Эмма, я могла бы так ехать и ехать.
Мысли мои вернулись к разговору с Гари, и я пожалела, что пересказала ему то, что мама слышала о Люке и Кристине. Копы ищут скрытые мотивы где угодно. Но я знала, что эти двое не стали бы вредить мне. И все же оставалось ощущение, что я должна была увидеть что-то такое, чего не вижу до сих пор. Я перебирала в голове все, что мне было известно, но так и не смогла ткнуть пальцем в отсутствующий фрагмент этого пазла.
Ночь выдалась долгой. Я спала в шкафу, но неспокойно, ворочалась и крутилась, насколько в шкафу вообще можно крутиться, и проснулась рано утром. С тяжелой головой я уселась на заднем крыльце и положила рядом радиотелефон, ожидая, когда позвонит Гари, чтобы рассказать мне, что он выяснил.
Я совсем забыла, что должен был заехать Люк, чтобы завести рецепты и еще какие-то книги для меня, поэтому удивилась, услышав, как к дому подъехал грузовик. Когда я поняла, что это он, ноги у меня стали ватными. Взяв себя в руки, я открыла дверь. Он попытался обнять меня, но я не ответила.
— Все в порядке? — спросил он.
— Извини, я просто устала, плохо спала сегодня ночью.
Я старалась говорить легко и беззаботно, но голос мой был напряжен. Я избегала его взгляда.
— Выяснилось еще что-нибудь насчет того человека, фотографию которого ты опознала?
Я промямлила что-то вроде того, что Гари этим занимается. Потом я уронила одну из книг, которые он принес, и, когда нагнулась за ней, мы едва не стукнулись головами. Я отшатнулась, и Люк внимательно посмотрел на меня, так что я быстренько предложила ему чаю. Молясь про себя, чтобы он пил поскорее, я свою чашку просто проглотила.
Никогда в жизни я не чувствовала себя такой обманщицей, как в тот момент, когда, разговаривая с ним о собаках и его работе, ждала телефонного звонка и лихорадочно соображала, что стану делать, если Гари позвонит, пока Люк будет еще здесь.
