Сергей Кулаков - Не смотри в глаза пророку
«После того как я выхватила пистолет, – печатает она, – я была ранена и потеряла сознание. Когда очнулась, вызвала подмогу. Майор Вировойша, капитан Сергеев и ст. лейтенант Ивакин были убиты».
Она решила не указывать, что покинула место боя и два часа пролежала в яме. Это ведь по большому счету и боем нельзя было назвать. Бойня – точнее. А кому это интересно? Тем более что она и в самом деле была ранена и могла потерять сознание, сойдя за труп.
Рите немного стыдно за вранье. Но ведь это не принципиальное вранье. Вот она – рана, и потом она с самого начала была против затеи Вировойши! Поэтому все по-честному. Шляпников, кстати, тоже ругал Вировойшу. А ее, Риту, хвалил. Очень хвалил. Сам приезжал в больницу, жал ей руку, говорил, что гордится ею, обещал дать серьезное задание.
Щеки Черновой краснеют от удовольствия. Теперь и она кое-чего стоит. Человек, побывавший под пулями, получивший серьезное ранение, заслуживает особого отношения. Она уже не бумажный работник, а опытный, видавший виды оперативник. И пусть теперь кто-нибудь посмотрит косо в ее сторону – мол, не женское это дело. Она его в два счета поставит на место!
Рита усмехается и тянется за очередным кусочком шоколада. Самые смелые ее мечты сбылись. Ради этого можно вытерпеть боль в простреленном плече. И все, что угодно, можно вытерпеть.
Чернова перечитывает доклад и чувствует себя героем. Горин, правда, снова пропал, но пока не в нем дело. Рано или поздно писатель найдется, и, скорее всего, ей и будут поручены его поиски. Но это – после. А пока она вкушает сладкие плоды своего геройства.
Как все-таки здорово, что ее ранили!
Рита шевелит простреленной рукой и с удовольствием чувствует, как она болит. Чернова довольно улыбается. Она счастлива.
Эпилог
Егор стоял у ограды Чистого пруда и смотрел на отраженные в воде кроны деревьев и плывущих лебедей.
Стояла солнечная безветренная погода, вокруг было полно народу, преимущественно молодежь, и все радостно бежали по своим делам, а то присаживались на скамейки и ели нехитрую снедь, болтая, смеясь и не обращая внимания на окружающих. Близился большой праздник, который столица собиралась отметить с небывалым размахом, и погода счастливо тому сопутствовала.
Смутно сожалея о том, что он не может вместе со всеми отдаться этому радостному ожиданию, Егор думал о предстоящем свидании с Жанной. Вопросов у него накопилось предостаточно, и он очень хотел получить ответы хотя бы на часть из них.
Он увидел, как девушка вышла на бульвар и направилась к нему. На ней были голубые брюки и белый жакет. На шею она повязала газовый шарф, губы накрасила красной помадой и выглядела потрясающе.
Егор в последний раз взглянул на лебедей, повернулся и двинулся по бульвару. Той, кого он ждал, еще не было, но он знал, что она появится через минуту. И не успел он дойти конца ограды, как навстречу ему вышла Жанна, одетая именно так, как он ее увидел.
– Привет, – сказал Егор, подойдя к девушке.
– Привет, – сказала она.
Они улыбались друг другу, радуясь, что никто не может поставить им это в упрек. Горин смотрел в голубые ясные глаза и видел в них то, что всегда хотел видеть – доверие и обещание взаимности.
– Спасибо, что пришла, – сказал он.
– Я не могла не прийти, – возразила Жанна.
– Надеюсь, теперь мы сможем поговорить? – спросил Егор.
Девушка смерила его долгим взглядом.
– А ты, правда, хочешь поговорить?
– Очень.
– Хорошо, – Жанна повернулась, сделала шаг и оглянулась на него. – Тогда пойдем?
– Куда? – поинтересовался Егор, шагнув за ней.
– Скоро узнаешь.
Он остановился.
– Опять загадки?
– Нет, – покачала головой Жанна. – Никаких загадок. Пойдем. Здесь рядом.
Упорствовать после того, как Горин хотел видеть девушку, было глупо. Он двинулся вслед за ней, и когда Жанна подала ему свои тонкие теплые пальцы, взял их и не выпускал до конца пути.
Они вышли на улицу Чаплыгина, миновали «Табакерку», где недавно состоялась премьера пьесы Егора, и свернули в один из ближайших дворов.
Здесь была старая Москва, с темными переулками, с громадными лестничными пролетами, со стенами, хранившими сам дух этого города. Однако жилье здесь стоило недешево, и Егор удивился, когда Жанна открыла своим ключом дверь подъезда и начала уверенно подниматься наверх.
– Ты ведешь меня к себе домой? – спросил он.
– Почти, – сказала девушка.
Они поднялись на второй этаж, и Жанна открыла деревянную двустворчатую дверь одной из двух квартир, расположенных на площадке.
– Проходи, – шепнула она. – Сейчас ты все узнаешь.
Егор вошел в просторный коридор, мебель и вся искусно стилизованная обстановка которого живо напомнили ему об эпохе Советского Союза. Квартира по прежним меркам была скромна и состояла всего из двух комнат. Правда, потолки вздымались на четыре метра, а в коридоре можно было разместить две современные спальни.
– Сюда, – сказала Жанна, подходя к одной из дверей.
Говорила она полушепотом, и это было так странно, учитывая, что она пришла к себе – или почти к себе – домой, что Егор, завороженный этой таинственностью, молча подошел к девушке и замер в ожидании.
Что он увидит за этой дверью?
Он попытался использовать свой дар, но тщетно. Тот словно разбивался о невидимую преграду, и только какая-то мишура маячила перед внутренним взором.
Егор вздохнул и посмотрел на Жанну.
Открывай, что ли?
Она ободряюще улыбнулась и открыла дверь.
– Это мы, – сказала она кому-то, кто ей не ответил.
Затем она шагнула внутрь и поманила Горина.
– Входи.
Он вошел в комнату и остановился у порога. Глаза его сразу же наткнулись на старика, сидевшего в кресле, – и застыли, Егор узнал этого человека.
Старик был страшно худ. Прозрачные от худобы руки бессильно лежали на подлокотниках кресла. Ноги были укутаны пледом, но даже сквозь плед было видно, как они тонки. Череп с зачесанными назад редкими седыми волосами был туго обтянут серой кожей и казался черепом мертвеца. Но желтые глаза смотрели пристально и даже властно, и эти-то глаза Егор узнал в одно мгновение. Он замер, испытывая такое чувство, словно вернулся в далекие-далекие времена.
– Добрый день, Егор, – сказал старик гулким, сильным голосом, наполнившим всю комнату.
Было даже удивительно, что в этом иссохшем теле сохранился такой голос.
Горин невольно вздрогнул.
Оказывается, как много он помнит!
– Добрый день, профессор, – сказал он.
– Ты узнал меня? – спросил старик.
– Да, я узнал вас.
– И я тебя узнал. Ты стал взрослым мужчиной, но твой взгляд… Он остался прежним. Ты все еще ребенок.
Профессор сделал слабый жест рукой.
– Пожалуйста, садись.
Егор покосился на Жанну, но она вдруг молча вышла из комнаты и закрыла дверь.
Он понял, что ему предстоит серьезный разговор.
Опустившись в кресло напротив профессора, Горин выжидательно уставился на него. Тот не спешил, набираясь сил перед тем, как заговорить.
– Скажи, Егор, – медленно спросил он, – что ты помнишь из своего детства?
– Вы хотите спросить, помню ли я ваши эксперименты? – криво усмехнувшись, уточнил бывший подопечный профессора.
– Да, я хотел спросить именно об этом, – подтвердил старик, строго глядя на него.
Егор пожал плечами.
– До недавнего времени ничего не помнил. Хотя и сейчас я мало что могу сказать. Коридор, стены… Ваш взгляд! Да, ваш взгляд, пожалуй, это самое сильное мое воспоминание. И серебристый ободок.
– И это все?
– Все.
Егор осторожно взглянул на профессора.
– Мне сказали, что мою память корректировали.
– Да, – вздохнул Никитин. – Эти идиоты заставили меня проделать очистку памяти. Я говорил им, что дети могут погибнуть. Но они настояли. Ты был самый способный из всех, и тебе досталось больше других. Ты едва не умер. Тебя уже посчитали мертвым, и только чудом удалось вернуть тебя к жизни. Прости меня за это, Егор. Прости.
Профессор закрыл глаза и обессиленно замолчал.
Егор не решался прервать его молчание. С улицы не доносилось ни звука, старик казался умершим, и Егору показалось, что он сидит у саркофага с мумией.
Но вот профессор шевельнулся.
– Теперь спрашивай, – сказал он.
Егор так и подался вперед.
– Скажите, профессор, это того стоило? – задал он один из самых важных для себя вопросов.
Никитин слабо улыбнулся, обнажив коричневые зубы.
– Стоило, Егор. Ты даже не представляешь, каких мы с твоим отцом добились результатов.
– Что?! – вскричал Горин. – С МОИМ ОТЦОМ?
Профессор поднял сухую ладонь.
– Всему свое время. Ты все узнаешь.
Едва сдерживая волнение, Егор с трудом усидел на месте. У него был отец, и профессор Никитин его знал. Он-то всю жизнь полагал, что он безродный подкидыш! А оказалось, имя его отца известно! С ума сойти.
И Жанна столько это от него таила. Впрочем, едва ли она сама об этом знала. У Егора голова пошла кругом.
