Жан-Кристоф Гранже - Полет аистов
Все плитки были в крови. Со стен стекали красные капли. На столах стояли кровавые лужи. Я никогда не думал, что из человека может вытечь столько крови. И повсюду этот мерзкий запах падали. Я просто остолбенел.
В глубине комнаты, в темном углу спокойно спал старина Макс, укрытый белой простыней. А вот молодой Бём лежал гораздо ближе ко мне. От него осталась только куча развороченного мяса и внутренностей. Ты знаешь, парень, что я за человек. Я не боюсь смерти и всегда любил делать людям больно, особенно неграм. Но такого я никогда не видел, ни прежде, ни потом. Тело было изрезано во всех направлениях. Некоторые раны я даже не смог толком рассмотреть. У мальчонки грудь была распахана от горла до лобка. Кишки вылезли наружу и свисали с живота.
Тут и дурак бы понял, что сотворил этот хирург. Он вырезал сердце мальчика и вставил его в тело отца. Конечно, это гениально — проделать такое прямо в джунглях. Но то, что было у меня перед глазами, никто не назвал бы работой гения. Такое мог устроить только сумасшедший, или проклятый нацист, или черт его знает кто. Клянусь, парень, я не мог этого вынести. За пятнадцать лет не прошло ни одной ночи, чтобы я не вспоминал об этом. Я подошел еще ближе, к самому стеклу. Я хотел увидеть лицо молодого Бёма. Голова его была вывернута совершенно неестественно, на сто восемьдесят градусов. Я рассмотрел его глаза, выпученные, полные ужаса. Мальчику заклеили рот. Я понял, что мерзавец резал его по живому, без наркоза. Я вынул ствол и вернулся на улицу. Мясник уже ждал меня, а с ним — четверо черномазых, вооруженных до зубов.
Они направили на меня фонари, и я сразу ослеп. Послышался сладенький голос доктора, буквально сверливший мне мозги: «Будьте благоразумны, Кифер. Не делайте лишних движений, а не то я пристрелю вас, как собаку. Теперь вы соучастник убийства ребенка. Это гарантирует вам смертный приговор, как в Конго, так и в Центральной Африке. Однако если вы будете следовать моим указаниям, не случится никакого скандала и, возможно, вы даже прилично заработаете». И врач объяснил, что мне следует сделать. Я должен отвезти тело сына Бёма в Мбаики и с помощью черного врача состряпать официальный документ. И за это я получу несколько миллионов франков старыми. Это для начала. Потом я, скорее всего, поучаствую в более выгодном деле. Выбора у меня не было. Я привязал тело Филиппа Бёма к носилкам и с двумя неграми, тащившими их, отправился к поселку ЦААК. Старшего Бёма я оставил в руках того психа. Ван Доттен удрал. Я добрался до своего грузовика и покатил в Мбаики, увозя тело малыша. История вышла отвратительная, и я мечтал, чтобы лес сожрал чокнутого врача вместе со всем этим кошмаром.
Вот так и получилось, что в ту ужасную ночь Бём, Кифер и ван Доттен помимо своей воли продали душу дьяволу. Раньше я даже не представлял себе, что этим трио может дирижировать кто-то четвертый. С августовской ночи 1977 года трое белых оказались под неусыпным надзором. Титановая капсула, вшитая в тело Макса Бёма, теперь обрела смысл: это было доказательство — своего рода «автограф» доктора, предмет, подтверждающий совершение преступления и позволяющий хирургу держать в своей власти Бёма, а через него и двух остальных.
— Я знаю, Кифер, что было дальше, — произнес я. — Мдиае во всем сознался. Ты продиктовал ему текст отчета о вскрытии и поехал с телом мальчика в Банги. Что произошло там?
— Я наплел Бокассе какую-то чушь. Сказал, что на нас напала горилла, что она убила молодого Бёма, а старый Бём уехал на родину через Браззавиль. Это выглядело подозрительно, но Бокассе было плевать. Его тогда волновало только одно: что мы нашли алмазы. Оставалось всего три месяца до его коронации. Он везде искал камни. Для своей «императорской короны». В строжайшем секрете в джунгли тут же снарядили геологическую партию. Я руководил строительством. Уже в начале октября мы нашли потрясающие камни. Их сразу отправили на огранку в Антверпен.
— А когда ты снова встретился с Бёмом?
— Через полтора года, в январе семьдесят седьмого, в Банги. Я не поверил своим глазам. Старина Макс ужасно похудел. Он двигался медленно, осторожно. И волосы стали еще белее, чем раньше. Мы нашли тихий уголок на берегу Убанги и сели поговорить. В городе было неспокойно: уже вовсю начались студенческие демонстрации.
— Что сказал тебе Бём?
— Он предложил одно дело, самое странное из тех, что мне когда-либо предлагали. Вот что вкратце он мне сказал: «Кифер, Бокассе скоро конец. Его смещение — вопрос нескольких недель. Никто, кроме меня и тебя, не знает истинных возможностей ЦАГПО. Ты руководишь прииском. Ты следишь за работниками и контролируешь добычу. Мы-то с тобой знаем, как все устроено там, в джунглях, правда? Ничто тебе не помешает припрятывать самые хорошие камни. Никто не приедет проверять, что на самом деле достают из болота». Ты представляешь, парень: Бём, этот африканский праведник, предлагал мне сбывать алмазы налево. Ничего не скажешь, та «операция» в корне его изменила. Ну вот, дальше он сказал: «Для меня с Африкой покончено. Я не хочу сюда возвращаться. Никогда. Но я могу получать твои камни в Европе и продавать их в Антверпене. Как тебе это?» Я стал думать. Контрабанда алмазов — дело соблазнительное, особенно при моей работе: сидишь сутками в дерьме да только и смотришь, как богатство уплывает в чужие руки. И все же я знал, что придется рисковать. Я спросил: «А курьеры, Бём? Кто станет перевозить алмазы?» Бём мне ответил: «Вот в этом-то и суть, Кифер. У меня есть курьеры. Такие, которых никто никогда не выследит и не арестует. Курьеры, не нуждающиеся ни в самолетах, ни в кораблях, ни в каком-либо другом транспортном средстве. Им не надо проходить ни таможню, ни паспортный контроль». Я лишь молча смотрел на него. Тогда он предложил мне поехать на запад, в Байангу, чтобы познакомить меня с «перевозчиками». Там, в долине, мы увидели тысячи аистов, собиравшихся улетать в Европу. Швейцарец дал мне свой бинокль и показал мне одну птицу с кольцом на лапке. Бём мне сказал: «Кифер, я занимаюсь аистами вот уже двадцать лет. Когда они в марте возвращаются в Европу, я встречаю их, кормлю, кольцую их птенцов. Двадцать лет я изучаю маршруты их перелета, циклы их жизни и еще множество подобных вещей. Я увлекаюсь этим с самого детства. А теперь мои занятия могут принести нам выгоду, да такую, что никому и не снилась. Посмотри на эту птицу».
И он показал мне окольцованного аиста. «Представь себе, что я спрячу у него в колечке один или несколько сырых алмазов. Что произойдет? Через два месяца алмазы окажутся в Европе, в специально подготовленном гнезде. Это абсолютно верный расчет. Аисты каждый год непременно возвращаются в одно и то же гнездо. Если применить этот метод ко всем окольцованным аистам, можно без проблем переправлять тысячи драгоценных камней. Весной я разыщу наших аистов и заберу у них алмазы. Останется только поехать в Антверпен и продать камни».
Так проект швейцарца стал вдруг вполне конкретным. Я спросил: «У меня-то какая будет роль?» Бём ответил: «Во время сезона добычи ты забираешь себе самые лучшие камни. Потом едешь в Байангу и прячешь их в кольца на лапках аистов. Я дам тебе ружье и парализующие пули. Ты хороший стрелок, Кифер. Вся работа отнимет у тебя не больше двух недель. Каждый год будешь получать по десять тысяч долларов». Сущие крохи по сравнению с тем, какой доход могла принести эта комбинация. Но швейцарец объяснил мне, что он в деле не один. Тогда я понял, что в действительности затевается.
План разработали другие люди. Идея принадлежала тому гнусному лекарю из джунглей. Мы были у него в руках, и он мог заставить нас наладить эту контрабанду. Точно такой же канал в то же самое время создавался в Южной Африке, только там мою роль играл ван Доттен. Я согласился войти в дело. Что было дальше, тебе известно, Эксперимент с алмазами прошел блестяще. Каждый год я привязывал к лапам аистов примерно тысячу камешков. Моя доля перечислялась на номерной счет в швейцарском банке. Схема работала исправно, как на востоке, так и на западе. До апреля нынешнего года…
Кифер смолк. Его губы издали какой-то чмокающий звук, а тело судорожно изогнулось, словно от внутренней боли. Кифер откинулся на подушки, потом снизу вверх скользнул по мне взглядом из глубины запавших глазниц.
— Извини, малыш. Мне пора приложиться к бутылочке.
Кифер взял с маленького столика шприц и один из флаконов и достал ампулу с дозой морфина. Несколькими движениями он наполнил шприц. Руки его не дрожали. Он взял полоску коричневатой резины, вытянул левую руку и задрал рукав. Его рука была сплошь усыпана темными бугристыми пятнами, похожими на засохшую кровь: они были словно причудливая группа островов в море молочного цвета. Кифер умело наложил жгут, зажав шприц между губами. Вены быстро вздулись. Кифер ощупал их кончиком иголки в поисках подходящего места для укола. И резко вонзил иглу. Под действием препарата он скорчился и замер. Луч света упал на его белесоватый лысый череп, напоминавший блестящий валун. Под кожей чуть заметно сокращались суставы. Текли секунды. Потом Кифер обмяк. Наркотик подействовал, и старик, издав глухой смешок, откинулся в тень полога.
