Тэми Хоуг - Прах к праху
— Извращенец. Это надо же, убивать женщин из-за каких-то собственных комплексов… Да его надо было, как только родился, — в мешок и утопить.
— Эти мерзавцы всегда перекладывают вину на мать. Как будто у них нет своей головы на плечах.
Боже, с каким удовольствием он схватил бы двух теток, что произносят эти слова. Схватил за горло и, сдавив железной хваткой, кричал бы свое имя в их посиневшие лица, после чего голыми руками передавил бы им трахею. Гнев в его душе пылает постоянным огнем, жаркий, обжигающий.
— Я читала про этого Куинна. Говорят, он сыщик от бога. Это он поймал убийцу детей в Колорадо.
— Я бы не отказалась попасть к нему на допрос, — говорит вторая женщина. — По сравнению с ним Джордж Клуни отдыхает.
Они смеются. Он же мысленно хватает в руки молоток и вдребезги разносит обеим черепную коробку. Он чувствует, как огонь изнутри жжет грудь. Голова пульсирует. Потребность убивать подобна лихорадке и готова вот-вот прожечь ему кожу.
Парковка рядом с общественным центром забита до отказа. Он идет к своей машине и, сложив на груди руки, прислоняется к ней спиной.
— Нечего даже пытаться! — кричит он одному из копов, которые стараются разрулить ситуацию.
— Да, лучше подождать.
Идиот. И кто, скажите, после этого дурак? Только не Крематор, а те, кто его ищут, те, кто смотрят на него и видят перед собой рядового гражданина.
Он наблюдает, как другие выходят на тротуар. Их тотчас омывает желтоватый свет фонарей. Некоторые — обычные граждане, другие — из полиции, третьи — из числа приписанных к следственной группе. Некоторых он узнает.
Куинн выходит из боковой двери, расположенной ближе к задней части здания — место, которое представители прессы проигнорировали. Агент без пальто. Он останавливается в дверном проеме, на самой границе тени. Руки в карманах, плечи гордо расправлены. Фэбээровец оглядывается по сторонам и вьется серебристым облачком.
Ищешь меня, агент Куинн? Убогого неудачника с комплексом неполноценности по отношению к собственной матери? Монстра с мозгами набекрень? Ты вскоре узнаешь, что такое настоящий монстр.
У него есть план. Крематор станет легендой. Убийца, который погубил Джона Куинна. Высший триумф добычи над преследователем.
Он садится за руль автомобиля, заводит мотор, включает обогрев и проклинает мороз. Нет, он предпочел бы охотиться где потеплее. Задним ходом машина покидает стоянку и, пристроившись вслед серебристой «Тойоте», выезжает на проезжую часть.
Глава 18
Кейт осторожно заводит свою «Тойоту» в тесный, старый гараж в темном переулке позади дома. В зимние месяцы она постоянно мечтает о пристроенном гараже. Но стоит наступить весне, и клумбы на ее заднем дворе расцветают всеми цветами радуги. И она тотчас забывает про необходимость топать по снегу и про опасности, которые могут подстерегать ее в темном переулке в городе, где в последнее время участились преступления на сексуальной почве.
Ветер разметал в стороны сухие листья, что лежали, прибившись к стене соседнего гаража. По спине ее пробежал холодок. Она остановилась и оглянулась назад, всматриваясь в темноту у себя за спиной — так, на всякий случай. Это лишь паранойя, плюс тот факт, что собрание было устроено исключительно с той целью, чтобы закинуть наживку, на которую должен клюнуть убийца.
На нее почему-то нахлынули воспоминания о тех днях, когда она работала в Бюро. Воспоминания о жутких преступлениях, которые обсуждались в разговорах у кофейного автомата. Серийные убийства были частью ее мира, и досужая болтовня о них с коллегами воспринималась как нечто само собой разумеющееся. По крайней мере, в самом начале. А потом умерла Эмили. И смерть тотчас приобрела личное качество, а она сама больше не могла говорить о ней как о чем-то далеком, а ведь это необходимое условие, если вы работаете в полиции. В конце концов она была вынуждена уйти.
Интересно, подумала она, а как с этим справляется Джон?.. Или никак? Сегодня он был бледен. В холодном зимнем свете его лицо казалось каким-то серым, осунувшимся. В былые дни он изматывал себя работой. И если чувства мешали работе, попросту их игнорировал. Возможно, он до сих пор такой, ничуть не изменился. Впрочем, какая ей разница?
Кейт вставила ключ в замок задней двери и, прежде чем его повернуть, на мгновение замерла на месте. По коже пробежали мурашки. Она медленно обернулась, вглядываясь в темноту заднего двора. Неожиданно она вспомнила, что оставила мобильник в машине, которая сейчас стоит по ту сторону заднего двора в старом гараже.
Ладно, бог с ним. В конце концов, при необходимости ей позвонят домой. Если бог действительно существует, клиенты не станут донимать ее сегодня. Она залезет в ванну со стаканом любимого успокоительного средства. Это дело точно ее доконает, но по крайней мере она умрет чистой и приятно расслабленной.
Никаких маньяков за спиной так и не материализовалось. Никто не ждал на кухне с ножом мясника. Лишь только Тор громким мяуканьем выразил возмущение по поводу столь позднего возвращения. Кейт бросила сумочку на стол и включила телевизор, чтобы посмотреть последние новости. Одной рукой она расстегнула пальто, другой — открыла холодильник, чтобы достать коту еды, а себе — бутылку джина.
Главной темой выпуска было собрание в общественном центре. На экране промелькнули знакомые лица: крупным планом Тони Эрскин и ее подопечные. Шеф Грир, поднимающийся на сцену. Джон, с серьезным лицом рассказывающий о роли Бюро в этом расследовании.
Он всегда хорошо смотрелся на телеэкране. Нет, конечно, годы взяли свое, но даже они были не способны испортить его внешность. Морщинки у глаз, седина на висках в некотором роде ему даже шли. Его физическая привлекательность ударила на клеточном уровне, который она была не в состоянии контролировать. В лучшем случае стоит притвориться, что не замечает.
Между тем на экране снова возник ведущий. Он еще раз прошелся по подробностям убийств, и пока он говорил, угол экрана заняли лица Питера Бондюрана и его дочери. За этим последовало объявление о вознаграждении и номер горячей линии, после чего пошел новый сюжет: о том, как бедолаги-полицейские вынуждены греться холодными вечерами, патрулируя улицы, на которых расположены ночные клубы.
Кейт оставила Тора досматривать новости, а сама перешла в столовую. Здесь она включила старинную люстру, которую когда-то спасла от помойки и даже своими руками починила. Мысли ее были заняты Бондюраном, тем, вписывается или нет Джиллиан в психологический профиль жертвы.
— Черт тебя побери, Джон, — выругалась она себе под нос.
«Мы поговорим об этом деле. У меня есть кое-какие соображения. Хотелось бы услышать твое мнение».
— Это не моя работа. Я ушла из Бюро.
«Ты была спецом в своей области».
При желании он может обратиться к любому специалисту. Зачем ему понадобилась она?
Кейт перебросила пальто через спинку стула и села за дубовый стол, который заново покрыла лаком в тот год, когда ушла из Бюро. Тогда она не находила себе места, все еще не оправившись после смерти Эмили, разбитой семьи и разрыва с Куинном. Прежняя жизнь кончилась. Нужно было начинать новую. В полном одиночестве, если не считать призраков прошлого.
Она никому не рассказывала про Куинна, даже самым близким людям: ни сестре, ни родителям. Они даже не догадывались, что ее увольнение из Бюро было окутано легким облачком скандала. Она бы все равно не смогла объяснить свои чувства к Джону, после того как Стивен отдалился от нее на волне собственного горя и гнева. Но даже оборванные нити, которые связывали ее когда-то с Джоном, были так дороги… Она не собиралась рассказывать о них никому из опасений, что ее неправильно поймут. А то, что родители проявят не больше понимания, чем бывшие коллеги, — в этом она ничуть не сомневалась.
У нее был роман. Она изменяла мужу. Она стала преступницей. Это именно то, во что людям хотелось верить, в самое худшее и грязное. И никому никакого дела до того, как одиноко и неуютно ей было, как она нуждалась в поддержке и утешении. Ее отказывались слушать, когда она пыталась объяснить, что дело даже не в физическом влечении, которое она испытывала к Джону Куинну — или он к ней. Люди предпочитали верить в худшее, потому что это не так затрагивало их собственные жизни.
И Кейт оставила секреты при себе — и вину, и сожаление, и сердечную боль, которая стала неотъемлемой их частью. Постепенно — кирпичик за кирпичиком — она построила новую жизнь, на крепком фундаменте, прочную и ровную. Каждый день на работе, с восьми до девяти. Клиенты приходили и уходили. Она помогала — каждому по-своему, — после чего они исчезали из ее жизни. Отношения с ними имели границы, личные и временные.
Стоило подумать об этом, как она тотчас представила Эйнджи — и сделала глоток джина. Ей вспомнились слезы девушки, как, сжавшись в комок, это дитя улицы рыдало, словно малый ребенок, кем, в сущности, она и являлась, хотя упорно отказывалась в этом признаться. Напуганная, сгорающая от стыда. Впрочем, в этом она тоже никогда не признается.
