Крис Хаслэм - Двенадцать шагов фанданго
— Теперь направо, — скомандовал коп.
Мы остановились перед закрытой дверью. Коп постучал, одновременно выкрикнув:
— Заключенный!
Дверь открылась, мы вошли в комнату, похожую в планировке на камеру, в которой я провел ночь. Такое же высокое окно из стеклянных блоков, такие же сверкающие белизной стены, такая же резиновая кнопка вызова. Не было койки, граффити и туалета. В центре комнаты стоял стол с привинченными к полу ножками. На столе, как главный экспонат, — большой серебристого цвета магнитофон. Интересно, не думают ли они, что я его украл?
Профессиональный полицейский в свежем мундире сидел лицом ко мне. Когда я проковылял в комнату, он вежливо указал на свободный стул:
— Садитесь, пожалуйста, мистер Бедфорд. Сожалею, что разбудил вас так рано, но мне нужно задать вам несколько вопросов. Хорошо? — У него были черные, обработанные бриолином волосы, как у дамского угодника, но разило от него чем-то грубым и мужским.
Я посмотрел на него понимающим взглядом, но он не изменил серьезного выражения лица.
— Слушаю вас, — пробурчал я.
Он потасовал бумаги на столе, повертел шариковой ручкой и нажал кнопку тюремного магнитофона. Записал на пленку время и дату, представил себя и сопровождавших меня копов в обычной полицейской манере.
— Ваше имя Бедфорд Джон, — произнес он. — Подтвердите это на звукозаписи, сказав: да, если не возражаете.
Я не возражал.
Коп улыбнулся:
— Сеньор Бедфорд, поймите, пожалуйста, что вам нечего опасаться, если вы не совершили преступления.
Я улыбнулся в ответ, почувствовав себя гораздо лучше.
— Меня зовут, как вы слышали, Эстрелада. Я расследую три подозрительные смерти, случившиеся вчера примерно в восемь тридцать вечера в Кастеллар-Аламанунья, и последовавший за ними пожар, который нанес большой ущерб крепости. Вы понимаете, о чем я говорю?
Я небрежно пожал плечами и осторожно ответил:
— Офицеры, которые привезли меня сюда из-за того, что я забыл свой паспорт, говорили, что там был пожар, погибло несколько человек.
— Вот именно, — кивнул коп. — Между прочим, вы неплохо говорите по-испански. Как вы добились этого?
Это был единственный комплимент, который я услышал в последние дни, такое всегда встречается с благодарностью. Я сообщил ему, что являюсь учителем, он же вздернул брови достаточно высоко, чтобы можно было прочесть в его глазах невысказанные слова.
«Бедные дети», — говорил его взгляд.
Он спросил, где я был между восьмью и девятью часами вечера в пятницу.
Я улыбнулся:
— Обедал с тетей. — Алиби в духе Диккенса, но мой ответ позабавил копов.
— Как это принято, — ухмыльнулся Эстрелада, его коллега хихикнул.
Я взглянул на него отсутствующим взглядом. Он сделал примирительный жест.
— Вы слышали когда-нибудь выражение «обедать с тетей»?
Я замотал головой:
— Нет. — Это выражение означало какую-то вещь, которая находилась в волшебном ящике на Тропе Ведьм. — Что-нибудь дурное?
Эстрелада громко рассмеялся:
— Нет, нет. Не имеет значения. Уверен, что вы говорите правду. Вам знакома крепость?
Я снова пожал плечами.
— Слышал о ней, но никогда там не был. Это не моя компания.
Коп кивнул.
— Каков же ваш круг?
Я быстро думал, но отвечал медленно:
— Он ограничен. Борцы за экологию и туристы. Все иностранцы — в ладах с законом. Что произошло?
Эстрелада оценивающе взглянул на меня и решил, что я не тот человек, которого он надеялся найти. Подумав еще две секунды, сказал:
— Там была мастерская, которую держал один немец. Насколько нам известно, к нему пришел местный житель в состоянии крайнего возбуждения и с паршивой канистрой бензина. С ним явились по крайней мере еще два человека. Состоялось бурное выяснение отношений. Мы придерживаемся версии, что те двое как-то одолели немца, его помощника, который числился инвалидом, и местного жителя. Их связали и окунули в бензин. — Эстрелада взглянул мне прямо в глаза. — Об остальном вы сами можете догадаться…
Мои брови взметнулись, внезапно я почувствовал нехватку кислорода в комнате.
— Полагаем, — вздохнул Эстрелада, — что этот инцидент связан с убийством двух полицейских офицеров и местного держателя бара, что произошло чуть раньше в этот же день. — Он протер глаза, словно не спал всю ночь, а затем бросил на меня унылый взгляд, будто ожидал ответов на все вопросы.
Я выпятил губу и пожал плечами:
— Здесь не очень мирный район, не так ли?
Глаза Эстрелады расширились, будто я громко заявил о желании совершить измену.
— Нет, нет, нет и нет, — возразил он. — Преступления с применением насилия крайне редки в этих местах. Побережье и внутренние районы пользуются репутацией зоны с самой низкой преступностью в Европе. Можете быть уверены, что шансы стать жертвой преступного насилия здесь гораздо ниже, чем у вас на родине. Две жертвы — известные преступники, мы уверены, что их гибель как-то связана с организованной преступностью. Обычному туристу здесь абсолютно нечего бояться.
— Думаете, скалолазание не опасно?
Он откинулся назад и бросил на меня взгляд:
— Разве скалолазание вообще безопасно? Вы скалолаз?
Я затряс головой:
— Ни в коем случае.
— Тогда вам нечего бояться.
— О'кей, — согласился я.
— Что случилось с вашим лицом?
— С этим? — Я смотрел ему прямо в глаза, не желая воспроизводить снова версию о скалолазах. — Меня избили у автобусной станции в Малаге.
— Кто?
— Не знаю. Может, хулиганы. — Я коснулся шеи. — Они забрали мое распятие.
Последнее замечание было уместно: такая подробность давала надежду.
— Вы заявили об этом?
— Нет, — вздохнул я. — Для чего?
— Вы знаете для чего, — ответил Эстрелада, — но лучше это сделать в полицейском участке Малаги. Могу только послать им уведомление об инциденте.
Я махнул рукой в знак того, что меня это не волнует.
— Как хотите.
— Что вы делали прошлой ночью на дороге в лощине?
— Искал цветы.
Эстрелада устремил на меня тягучий, полный сомнения взгляд:
— Во тьме?
Что-то во мне внушало подозрения. Я догадывался об этом по выражению загорелого лица Эстрелады. Но он ведь расследовал тройное убийство и пожар, и я мог казаться либо невиновным и глупым, либо виновным и чрезвычайно хитрым. В любом случае он понимал, что, допрашивая меня, теряет время, и отпустил меня со зловещим предостережением, что мы увидимся снова.
— Убежден, все, что вы мне говорили, выдержит проверку, — улыбнулся он. — До свидания!
Возвращаясь назад в свою камеру, я подавил удивление, когда увидел Хенрика, шаркающего в моем направлении. Его лицо в карикатурном виде выражало возмущение действиями полиции. Нижняя губа была выпячена, сзади полицейский подталкивал его сгорбленную спину, совершенно не считаясь с его правами. Его влажные карие глаза и пышные усы выглядели жалко, когда мы встретились у запертых внутренних ворот, я осторожно кивнул в знак приветствия. Стоя в своей новой экипировке с дизайнерскими этикетками и расцветкой, он устало кивнул в ответ, не выказав удивления или даже потрясения, характерного для моих старых приятелей.
— Слышал о пожаре? — спросил со вздохом.
Я кивнул.
— Что случилось?
Хенрик подергал свой амулет.
— Не знаю. С прошлой недели я был на побережье. Как только пришел сюда заплатить свои штрафы, эти подонки меня схватили. — Он выглядел взбешенным.
— Сколько времени тебя держат?
Хенрик нахмурился:
— Уже много, они готовы разорить меня из-за арендованной машины. Как ты?
— Средне, — ответил я. — Бюрократическая неувязка.
Конвоиры Хенрика, наконец, вспомнили код замка, беседа закончилась, когда каждого из нас повели в противоположном направлении.
— Удачи! — воскликнул я, словно удача зависела от меня.
В камере, страдая бессонницей, я позволил своему мозгу развлекать себя картинами воображаемого пожара — пламени, пробивающегося сквозь заплеванный потолок. Сильный дождь, из-за которого я промок, заливал сокамерников, стекал с их лиц, собираясь в радужные лужи вокруг их тел.
Гельмут и Микки погибли, это прекрасно.
Неизвестный местный житель тоже погиб, как Луиза, Моралес и его дородный коллега.
Крепость сгорела, и гвардейцы искали по крайней мере двух человек. Возможно, Гельмута и Микки убили цыгане, бродяги или воры в ситуации, весьма далекой от моей, но это маловероятно. Я не нуждался в доказательствах, чтобы понять, что последнюю сцену в жизни Гельмута, наполненную дымом и кровью, устроил Жан-Марк. У меня было жуткое ощущение, что я знаю и анонимного местного жителя.
Имелось кое-что еще: Хенрик находился на побережье в арендованной машине с наркотиками и в экстравагантном костюме. Где такой трижды неудачник, как Хенрик, найдет достаточно денег, чтобы съездить на побережье, а затем вернуться сюда, чтобы заплатить свои штрафы? Сумма штрафа за неделю здесь составляла пятьсот песет, и выплатить штрафы разом были способны только люди, которые либо выиграли в лотерею, либо являлись удачливыми преступниками. Хенрик, насколько я знаю, не был ни тем ни другим. Томительно тянулись секунды, минуты, часы. Страх, подобно влажному западному ветру, вцепился в спину, холодный и настойчивый. Он пробирался в мои внутренности, лишал ноги чувствительности. Сколько времени понадобится Эстреладе, чтобы установить мою личность? Против меня еще не выдвинуто обвинений, значит, они еще не получили моей фотографии, но меня легко узнать по описанию.
