Джонатан Келлерман - Книга убийств
Эллисон ухватила свои волосы и сильно дернула. Потом положила обе ладони на стол и пристально посмотрела на меня — словно спрашивая: а хватит ли у меня смелости смотреть ей в глаза?
— Он продолжал меня гладить, — сказала Эллисон. — Мне стало щекотно, и я отклонилась. Тогда он ухмыльнулся, я подняла глаза и поняла, что он гладил мою щеку вовсе не пальцем. Это была его штука — о, послушать меня, я как ребенок, — его пенис, и им он тер о мою щеку. Я пришла в такой ужас, что открыла рот — ничего худшего придумать было нельзя, поскольку он вновь ухмыльнулся. В следующее мгновение Ларнер уже держал меня за волосы рукой — в другой по-прежнему была зажата сигара, и дым еще плотнее окутал меня, а он так глубоко вошел в мой рот, что я не могла вздохнуть и начала давиться. Однако глаза у меня оставались открытыми, сама не знаю почему, и я видела его белую рубашку и галстук — в синюю и черную полоску — и нижнюю часть лица, розовый двойной колышущийся подбородок. Ларнер снова начал раскачиваться, но теперь не так, как раньше, сигарный дым ел мне глаза. Я заплакала.
Эллисон еще сильнее побледнела, застыла и долго не двигалась.
— Благодарение Богу, он не довел дело до конца. Мне удалось вырваться, я выскочила из его кабинета и побежала не оглядываясь. Как зомби доехала до дома и сказала, что заболела. Тут не пришлось врать, поскольку я чувствовала себя ужасно. В течение нескольких дней я не вставала с постели. Пару раз у меня начиналась неудержимая рвота, а потом я лежала, чувствуя себя униженной и смертельно напуганной. Однако более всего я ощущала себя дурой — снова и снова вспоминала, как все произошло, и винила себя. За загар и открытое платье, за то, что не была настороже — я знаю, жертва ни в чем не виновата, я множество раз говорила об этом пациентам. Но…
— Вам было семнадцать, — сказал я.
— Не уверена, что я справилась бы с этим лучше — чувствовала бы себя иначе, — будь мне двадцать семь. Двадцать лет назад уровень сознания был иным.
Она откинулась на спинку стула и вновь распустила волосы, принялась перебирать блестящие черные пряди. Потом смахнула слезинку из уголка глаза.
— Самым ужасным было ощущение одиночества. Мне казалось, что все меня бросили и рядом никого нет. Из-за пережитого унижения я не могла рассказать о случившемся родителям. Я выдала Ларри Даскоффу урезанную версию. Хотя он являлся моим добрым и понимающим наставником, Ларри оставался мужчиной. А я никак не могла избавиться от уверенности, что сама во всем виновата. Поэтому я не ходила в «Школу успеха» под предлогом болезни, объяснила матери, что простудилась, и оставалась одна в своей комнате.
Вновь и вновь я переживала случившееся, и скоро у меня начались кошмары — в них все происходило еще страшнее. Мне не удавалось убежать, мой рот наполнялся мерзкой жидкостью, а потом Ларнер избивал меня, насиловал и заставлял курить свою сигару. Наконец я поняла, что нужно что-то делать, иначе я просто сойду с ума. Я узнала имя председателя попечительского совета школы — он был адвокатом и работал в центральной части города — и после недели колебаний позвонила в его офис. Он согласился со мной встретиться, и я все ему рассказала. Только мне не удалось поведать ему всю правду — лишь сильно урезанную версию. То, что знал Ларри.
А Ларри сообщил мне. Сексуальные домогательства.
— И как отреагировал Престон? — спросил я.
— Он меня выслушал. Сначала ничего не сказал и не стал задавать вопросов, что меня ужасно огорчило. У меня сложилось впечатление, что он счел меня сумасшедшей. Наконец заявил, что свяжется со мной. Через два дня я получила письмо с уведомлением об увольнении. В нем говорилось, что я плохо справлялась со своими обязанностями и слишком часто пропускала работу. Я не показала письмо родителям, а лишь сообщила, что ушла, поскольку мне стало неинтересно. Им было все равно. Мать хотела, чтобы я плавала в клубе, играла в теннис и встречалась с молодыми людьми. Ей не нравилось, что я сижу дома и ни с кем не встречаюсь. Поэтому она организовала семейный круиз на Аляску. Роскошный лайнер медленно проплывал мимо ледников — детеныши выдры плескались среди белых бескрайних полей. Но голубой лед был не таким холодным, как мое сердце в то лето.
Эллисон встала, вернулась в кресло, попыталась устроиться поудобнее, но у нее ничего не получалось.
— Я так никому и не рассказала о том, что произошло. До сегодняшнего дня. Похоже, я выбрала не самое удачное время и место, не так ли? Пытаюсь воспользоваться помощью незнакомого человека. Извините.
— Вам не в чем извиняться, Эллисон.
— Прошло столько лет, — сказала она. — А эта история до сих пор меня гложет — ведь я так и не попыталась добраться до мерзавца. Кто знает, скольким девушкам он испортил жизнь. А я могла бы ему помешать.
— В конечном счете это было бы его слово против вашего, а он считался уважаемым человеком, — сказал я. — Вы ни в чем не виноваты — ни тогда, ни теперь.
— Вы знаете, с каким количеством женщин я работала — скольким пациенткам помогала справиться с такими же травмами? И вовсе не потому, что меня интересуют подобные случаи. И не потому, что с помощью пациенток я пытаюсь разобраться с собственным кошмаром. Все дело в том, что такие случаи встречаются очень часто. Я говорю своим пациенткам правильные вещи, но когда дело доходит до моих собственных проблем, я их просто подавляю. Наверное, это большая глупость, как вы считаете?
— Нет, — ответил я. — Это нормальное человеческое поведение. Я многократно говорил, что человеку необходимо поделиться с кем-то своими проблемами, но, когда дело доходит до меня самого, я обычно решаю их самостоятельно.
— В самом деле? Я кивнул.
— Сейчас вы в процессе чего-то подобного? Я посмотрел на Эллисон.
— У вас грустные глаза, — сказала она.
— Да, я пытаюсь кое-что решить, — признался я.
— Ну, тогда мы товарищи по несчастью. Наверное, лучше всего на этом остановиться.
Она встала и подошла к двери.
— Я уже вам говорила, вы прекрасно умеете слушать, сэр.
— Профессиональные навыки.
— Вам помог мой рассказ? Информация о том, что Ларнер был рассержен из-за Уилли Бернса?
— Да, — ответил я. — Большое спасибо. Я понимаю, каким тяжелым испытанием стал для вас наш разговор.
Она улыбнулась:
— Не испытанием, скорее переживанием. А что тревожит вас — это не связано с Кэролайн Коссак или Уилли Бернсом, не так ли?
Я покачал головой.
— Извините, — сказала она. — Не буду больше совать нос в чужие дела.
Эллисон потянулась к дверной ручке, и ее плечо коснулось моей руки.
Короткое прикосновение словно ударило меня током. Я вдруг ощутил мощную эрекцию, мне с трудом удавалось контролировать дыхание. И не коснуться Эллисон.
Она смотрела на меня. Я не уловил напряжения в ее огромных голубых глазах — лишь нежность, печаль, возможно, желание.
— Это вовсе не было испытанием, — сказала она. — Вы все говорили правильно. Вот вам еще одно признание: я бы хотела встретиться с вами еще раз.
— И я тоже.
Я улыбнулся и пожал плечами, она сделала то же. Зеркальное отображение любезности.
— Вы тоже, но… — сказала Эллисон. — Это уже нечто, верно?
Я кивнул.
— Ну, тогда в другой галактике, кто знает, Алекс? Вы очень симпатичный человек. Удачи вам.
— И вам удачи.
Эллисон распахнула дверь. И продолжала держать ее открытой, пока я шел по коридору.
ГЛАВА 24
На следующее утро Майло проснулся рано, в его сознании мелькали лица людей, которых он видел около «Львиной крови».
Слишком много вариантов, у меня не хватит сил и времени, чтобы все проверить.
Спотыкаясь, он побрел в ванную, принял душ, побрился, схватил первую попавшуюся под руку одежду, включил кофеварку и посмотрел на часы. Семь тридцать. Три часа назад Рика срочно вызвали в больницу. В темноте Майло наблюдал, как Рик быстро одевается, берет ключи от машины и шагает к двери.
Потом Рик остановился, вернулся к постели и поцеловал Майло в лоб. Майло сделал вид, что спит, потому что ему совсем не хотелось разговаривать.
Вчера они допоздна засиделись на кухне за столом. В основном говорил Майло, а Рик слушал, сохраняя внешнее спокойствие, но Майло знал, что он потрясен стычкой с Пэрисом Бартлетом и слухами о ВИЧ. Никогда прежде работа Майло не затрагивала их личную жизнь.
Майло постарался его успокоить, Рик кивнул, пожаловался, что ужасно устал, и заснул в тот момент, когда его голова коснулась подушки.
Майло убрал со стола картонки с едой из китайского ресторана и тарелки, после чего улегся в постель рядом с ним, но не мог уснуть и еще целый час прислушивался к ровному дыханию Рика и размышлял.
Коссаки, Уолт Обей, Ларнер-младший, Микроб Бацилла, Алмазный Джим Хорн.
