Бентли Литтл - Письма, несущие смерть
Я оглянулся на Стэна, приближавшегося ко мне. Во рту мгновенно пересохло.
— В чем дело? — спросил он, увидев выражение моего лица.
Я не смог выдавить ни слова, просто протянул ему письмо. Он прочитал и изумленно уставился на меня.
— Как ты думаешь, что это значит? — прошептал он.
— Я… не знаю. — Но кажется, я знал, и мне было страшно. Я взглянул на подпись под письмом, перевел взгляд на обратный адрес: Рис Ханнеган. Имя ни о чем мне не говорило. Схватив пачку писем этого парня, я начал быстро их просматривать. В одном Рис писал о создании женщины по имени Долорес Хернандес, Писательницы Писем, любительницы мексиканских сериалов и ярой противницы свободной торговли.
Я знал ее. Я ее встречал.
— Я… персонаж, — ошеломленно пробормотал Стэн, оседая. Он шлепнулся на пол, но, похоже, боли не заметил. — Другой Писатель Писем написал обо мне, и я… появился.
— Не обязательно… — начал я.
— Перестань.
— Если кто-то что-то написал, это вовсе не означает, что там правда. Кому это знать, как не тебе?
— Но я чувствую, что это правда, — сказал Стэн, и был прав. Как ни противно было признавать, но в этом чувствовалась правда.
— В начале было слово.
— Может быть… может быть… — Я умолк, поскольку на ум не приходили никакие утешения.
Кто этот Рис Ханнеган? Один из Старейшин, упомянутых Томасом Манном? Обращение во всех письмах Сэр, как будто Рис, подчиненный, докладывает своему начальнику. Верховному Писателю Писем?
Стэн нервно хохотнул:
— Я был создан в письме. Кто-то обо мне написал, и вот я здесь. Ирония судьбы.
Я был потрясен. С трудом постигал смысл происходящего.
— Что, если и я ненастоящий?
— Ну и что?
— Может быть, кто-то написал обо мне и создал меня…
— Может быть. Ну и что, черт побери? — Стэн поднялся и вдруг снова стал самим собой, то есть сварливым и вздорным. Я восхитился тем, как он быстро приспособился, как быстро восстановил душевное равновесие, но мой мозг продолжал работать: Потому что он таким написан. — Послушай, я не собираюсь бросать письма, бросать борьбу, отказываться от себя только потому, что меня родил Писатель Писем. Я не просил рожать меня, но теперь я жив. И собираюсь воспользоваться этим наилучшим образом.
Я не просил рожать меня.
Я говорил это своим родителям.
— Я здесь, и я вполне реален. У меня есть душа, разум, независимая воля — вполне достаточно, чтобы делать все, что я, черт побери, хочу.
Молодец, чуть не сказал я, но понял, что это прозвучало бы снисходительно.
Стэн не унимался:
— Дело в том, что ты, по-моему, из настоящих. Настоящий Писатель Писем. Такие Писатели Писем, как ты, появляются раз в поколение. И понимает это Верховный или нет, но ты можешь все. Ты наш обратный билет.
Я отрицательно затряс головой.
— Я серьезно.
— Послушай, как, по-твоему, я могу вытащить нас отсюда? Как я могу вытащить себя отсюда?
— Как сказала Добрая волшебница из «Волшебника страны Оз», у тебя всегда была сила. И нет места лучше дома.
Кое-что пришло мне в голову.
— Но есть ли «обратно» для тебя? Если ты действительно создан письмом, можешь ли ты вернуться в… мой мир?
— Это и мой мир. Пусть меня создал Писатель Писем, но я не думаю, что я был создан здесь. Меня перенесли сюда, как тебя, но рожден я был в реальном мире. У меня слишком яркие воспоминания. Зачем было давать мне воспоминания, зачем воссоздавать мой старый район, если у меня не было ни прежнего места жительства, ни прежнего места работы?
Я не купился на его логику. Черт возьми, и он, и остальные могли быть созданы в день моего появления с единственной целью: составить мне компанию. Но сказать это Стэну у меня не повернулся язык. На письмах «создателя» не было дат.
— Так что нам теперь делать? — спросил я.
— Это ты мне скажи. Ты же у нас настоящий.
Мне это не понравилось. Это прозвучало жутковато. Лучше бы я не узнал о Стэне или, по меньшей мере, не поверил. Но я узнал. Я поверил. И теперь разговор с ним походил на разговор с самим собой. Теперь я видел в нем не реальную личность, а мультяшного персонажа, не человека из плоти и крови, а плод собственного воображения.
Мне казалось, что меня бросил единственный человек, которому я полностью доверял.
А были ли реальными Вирджиния и остальные авторы? Или их тоже создал Писатель Писем, чтобы населить этот мир? И сделал их правдоподобными.
Было ли хоть что-то реальным?
Был ли реальным я?
Стэн сказал «да», но ведь он вымышленный персонаж.
Может быть, все это происходит в корреспонденции автора, намечающего сюжет нового романа и обсуждающего его с коллегами. Может быть, я никогда не был женат, никогда не имел сына.
Сердце разболелось. Закружилась голова. Захотелось присесть.
А что, если поджечь письмотеку? Хранятся ли где-нибудь копии этих писем? Займут ли они место сожженных? Или этот мир рухнет, перестанет существовать и будет ввергнуто в хаос все земное сообщество, когда разрушится его фундамент, когда исчезнут определяющие его письма?
Я перевел взгляд на Стэна. Он хочет, чтобы я просто сел и написал письмо, которое решит все наши проблемы? Вряд ли это сработает. Многие из моих писем остались незамеченными. Где гарантия, что на этот раз будет иначе? Я все еще подумывал вернуться на ту фабрику и проследить за письмами. Во всей этой истории была одна непреложная истина: мы писали письма и их вручали в реальном мире. Если бы только мы выяснили, как письма попадают в реальный мир, мы могли бы последовать за ними.
Мы тихонько разговаривали, стоя посреди письмотеки; эхо наших голосов замирало в огромном помещении, но я с трудом воспринимал Стэна всерьез. Прежде я считался с его мнением, поскольку он был старше, но теперь мое уважение к нему исчезло. Я ощущал себя взрослым человеком, пытающимся найти способ превратить Пиноккио в настоящего мальчика. Волнение, коим я заразился от Стэна по дороге сюда, переросло в нечто сродни печали. Да, в конце тоннеля забрезжил свет, но риск, на мой взгляд, был слишком велик, и в тот момент я чувствовал себя еще более одиноким, чем в самом начале приключения.
— Ты должен написать письмо, — настойчиво сказал Стэн, но я решил по-своему:
— Нет, мы должны проследить путь писем.
— Я не уверен, что это поможет мне.
Я понимал его; он тоже колебался. Однако я чувствовал себя ближе к заветной цели, чем когда-либо прежде, и я знал, что придется рискнуть.
Мы вернулись к выходу из письмотеки, добрались до вестибюля и остановились.
— В прошлый раз они меня не видели, — сказал Стэн. — Или им было все равно. Однако все могло измениться. Мы рискуем.
— Лучше умереть стоя, чем жить на коленях, — провозгласил я и распахнул дверь.
И увидел коридор четвертого этажа нашего офисного здания с лифтом напротив. Я высунул голову и в нескольких ярдах слева увидел дверь в кабинет Генри. Я шагнул назад, обернулся, не выпуская ручку открытой каменной двери. Вестибюль и мраморный коридор никуда не делись.
— Где мы? — спросил я.
— Думаю, за нами следят. — В голосе Стэна слышался страх. — Нам лучше убраться отсюда.
Действительно ли передо мной четвертый этаж здания? Смогу ли я просто шагнуть в коридор и дойти до своего кабинета? Не имеет значения. Автомобиль Стэна брошен на улице. Его надо забрать, или Стэн останется без колес. Он тоже это понимал.
— Иди. Я встречу тебя там.
Я не мог оставить его.
— Один за всех и все за одного, — сказал я.
Мы закрыли дверь и поспешили в аморфный район. Никто нас не преследовал, но нам обоим казалось, что за нами следят. Мы не вымолвили ни слова, пока не сели в машину и не отъехали на несколько миль; туда, где улицы были похожи на улицы, а здания — на здания.
— Постарайся написать письмо, — взмолился Стэн. — Ты можешь вытащить нас отсюда. Я знаю, что можешь.
— А как же Элен, Фишер и остальные?
— Вытащи нас всех. Впиши нас всех.
— Как ты думаешь, кто-нибудь из них настоящий?
— Я не знаю. — Стэн подумал с минуту. — Может, Элен и Фишер. Похоже, они действительно скучают по прежней жизни, она — по мужу, он — по жене. Но они явно уступают тебе в таланте. Они гораздо слабее, хотя что-то в них есть… Про Бет и остальных сказать не могу. Не знаю. То есть, если я сам вымышленный персонаж…
В его рассуждениях была логика.
— Я только надеюсь, что Шеймус не был настоящим, — тихо добавил он.
Мы вернулись в свои кабинеты около полудня. Никто нас не хватился. Никто нас не ждал: ни охранники, ни Генри. И на наших письменных столах не оказалось никаких таинственных писем. Однако нельзя было терять время. Я сел за компьютер, включил его и немедленно начал сочинять. Я не представлял, с какой стороны подойти к проблеме, и попробовал несколько вариантов:
