Уэс Демотт - Фонд
Две пули, выпущенные им, достигли цели и вошли в голову противника одна над другой прямо над правым глазом. Пули от удара расплющились, сорвали кожу с лица телохранителя, а потом и всю верхнюю часть его головы. Телохранитель рухнул на пол и больше не двигался.
Джеймисон перенес линию прицеливания на Драммонда, который продолжал сидеть за столом. С коньячным бокалом в руке он выглядел милым и расслабившимся. Джеймисона поджимало время. Выстрелы не могли не встревожить соседей.
Он кинул пистолет на стол и набросился на Драммонда, намереваясь использовать здоровую правую руку. За две секунды, потребовавшиеся Джеймисону для того, чтобы вплотную приблизиться к столу, его возмущение достигло черты, за которой начинается безумие. Ни о чем не думая, он ударил кулаком правой руки прямо в лицо Драммонда, сломав при этом где-то какие-то кости и нанеся отвратительную рваную рану на стареющей коже сенатора. Но старик собрался с духом и хранил полное спокойствие.
Удар Джеймисона оказался настолько мощным, что морщинистая кожа старика словно развернулась мелкими лоскутками.
– Ты, сукин сын! Где Мелисса?
Драммонд дотронулся пальцами до глубокой кровавой раны, потом отнял их и с интересом разглядывал, изобразив улыбку.
– Кто?
Джеймисон ударил Драммонда по лицу еще раз, не понимая, что делает, пока сам не увидел.
– Где она?
Драммонд попытался встать, чтобы продемонстрировать то ли властный характер, то ли свою неустрашимость, но на Джеймисона это не произвело впечатления. Он развернул кисть правой руки в форме латинской буквы «V» и с силой прижал ее к шее Драммонда. Потом поднял Драммонда с кресла и пригвоздил его к стене. Со стены упала картина и закачалась горка с фарфором. Джеймисон продолжал с силой прижимать старика и так сжал его шею, что пальцы достали стены.
– Где Мелисса?
Подвешенный к стене Драммонд оставался спокоен. Его шея, натянувшаяся под рукой Джеймисона, время от времени издавала какие-то пискливые звуки, словно весь этот разговор надоел ему до чертиков. Джеймисон слегка ослабил хватку и, прежде чем ноги старика достигли пола, смотрел, как высоко он его поднял.
Драммонд сглотнул.
– Пошел ты к чертовой матери, Джеймисон. И Мелисса Корли пусть убирается туда же.
Джеймисон снова надавил на шею и вертел ее до тех пор, пока череп не начал качаться вперед и назад.
– Скажи, где она. Я готов обменять твою жизнь на ее. Таковы условия сделки, и они скрепляются тем, что лежит на столе. Время пошло. Решай.
Он свалил Драммонда на пол и смотрел, как тот валяется у кресла.
– Насчет меня не сомневайся, Джеймисон. Хочешь убить, убивай. Но имей в виду, что, уничтожив меня, ты уничтожаешь мою работу.
– Хорошо.
– О? Ты так думаешь? Ты считаешь, что мы должны вернуться к тому состоянию, которое было когда-то?
– Я ненавижу то, что ты делаешь!
– Тогда кто защитит Америку, если не я? Американский народ? Неужели ты серьезно думаешь, что люди, которые не читают газет, не ходят голосовать и которым на все наплевать, способны адекватно решить, каким путем должна идти страна во внешней и внутренней политике? Послушай меня, Джеймисон, им это неинтересно. А если было бы интересно, они не знали бы, что нужно делать.
Джеймисон подошел к окну и посмотрел, нет ли на улице полицейских, не выпуская Драммонда из поля зрения более чем на две секунды.
– Итак, думать за них будешь ты?
– Кто-то должен. Они заслуживают того, чтобы кто-то защитил их и их собственность. Кто-то, кому глубоко безразлично, как и почему.
– Вы знаете, мистер Джеймисон, американцы только притворяются, что их волнует, законно это или незаконно. По правде говоря, все, что их интересует – это безопасность – их лично, их семей, их состояния.
– Думаю, вы ошибаетесь. Вы преступник, а им не хочется, чтобы их правительством руководили преступники.
– Я революционер, мистер Джеймисон. Все революционеры начинают как преступники. Это составная часть определения феномена. Вспомните нашу историю, Вашингтона, Джефферсона, Адамса. Разве они не были преступниками в большинстве случаев? И уж само собой разумеется, с точки зрения англичан.
Джеймисон нагнулся и поднял Драммонда с пола. Шов на боку у него при этом разорвался, и по ноге опять потекла кровь.
– Я не собираюсь обсуждать с тобой вопросы истории. Вставай. Ты идешь со мной.
– Послушай, Джеймисон, ты смышленый человек. Неужели тебе не надоело слушать, как любое политическое решение и любой закон в этой стране становятся предметом споров и используются двумя палатами и президентом в качестве инструментов достижения собственных целей?
Джеймисон толкнул его в сторону кухни, но ноги Драммонда отказывались отрываться от пола.
– Неужели ты не устал от подобного тупикового состояния? Ну конечно, устал. И почему? Потому что американцы – люди действия. Им ненавистно то, что их правительство превратилось в организм, умирающий из-за идиотской политической показухи.
Джеймисон еще раз толкнул его в спину. На этот раз Драммонд сдвинулся с места. Джеймисон поднял с кухонного пола свою спортивную сумку, вынул из нее моток проволоки и связал Драммонду руки.
– Мы многое уже сделали, старина. Ты не спаситель, как тебе кажется. Ты так не думаешь сейчас. Но подожди, смирительные рубашки, надетые конгрессом и президентом друг на друга, не позволят Америке принять решительные меры в случае крайней необходимости общенационального масштаба. Черт побери, это уже случилось. Все пребывают в страхе и не способны к действиям в условиях кризиса. Как страна мы очень, очень уязвимы. Это ужасно. Если бы моя организация не существовала и не действовала в высших интересах Америки, наши враги уже дестабилизировали бы обстановку в стране. И остановить их больше не может никто.
Джеймисон связал Драммонду руки изоляционной лентой, следя за обстановкой на улице. Было ясно, что потрачено слишком много времени.
– Прокатимся, старина.
– Чего?
Джеймисон взял связку ключей из конторки, вытолкнул Драммонда из дома и повел его к гаражу. Там он открыл багажник «линкольна» Драммонда, затолкал его туда и связал лентой ноги, прислушиваясь к вою сирен на небольшом удалении.
Потом Джеймисон оторвал последний кусок ленты длиной около восьми дюймов.
– Это для твоего рта. Теперь дышать тебе придется через нос, старый козел.
Драммонд, похоже, запаниковал. Это случилось впервые после того, как Джеймисон ворвался в его логово.
– Я не могу делать это, Джеймисон. Я умру.
– Надеюсь.
Была почти полночь, когда они приехали в подземный гараж. Там стояла полная тишина. Джеймисон поставил машину на свободное место, отведенное для подразделения 213. Другое место, отведенное для этого же кооператива, было занято новым белым «БМВ». Он продвинул машину Драммонда вперед, оставив позади достаточно большое пространство, потом вышел из автомобиля, открыл багажник и приподнял Драммонда за плечи.
– Узнаешь это место, старина?
Тряская дорога поубавила Драммонду спеси. И когда он качал головой, то был похож на оцепеневшего болванчика.
Джеймисон был слишком утомлен, чтобы миндальничать с ним. Он испытывал душевные муки, а боль физическая стала слишком сильной, чтобы игнорировать ее. Он перевязал собственным носком рану на руке, нанесенную телохранителем Драммонда, и она перестала кровоточить, но голова кружилась все сильнее. Если все это помножить на бессонную ночь, на слишком сильное беспокойство о Мелиссе и слишком длительное время, проведенное на линии огня, он вполне мог считать себя мертвым. Быть мертвым сейчас вдруг показалось ему вполне приемлемым решением, как желанная перемена взятого однажды темпа жизни.
Он еще больше приподнял тело Драммонда в багажнике и повернул, чтобы тому было лучше видно.
– В самом деле? Может, ты недостаточно хорошо огляделся. Давай-ка попробуем еще раз.
Как ни странно, когда Джеймисон повертывал Драммонда, тому каким-то образом удалось изобразить на лице угрожающую мину. Это длилось до тех пор, пока он не заметил белый «БМВ». В этот момент его глаза полностью раскрылись, и он посмотрел на Джеймисона как-то иначе – то ли с надеждой, то ли с отчаянием.
– Ты знаешь, где сейчас находишься, правда? Узнаешь машину своей дочери?
Драммонд медленно кивнул, так, словно шея у него была парализована.
– Мы можем уйти прямо сейчас, или я должен завершить начатое? Я вообще-то надеюсь, что ты не заставишь меня, потому что это нечто такое, чего мне не хотелось бы делать, но настало твое время решать. Она наверху. Мне придется пытать твою дочь, чтобы вызволить Мелиссу, и я готов к этому. Удовольствия это мне не доставит, и я возненавижу себя на всю оставшуюся жизнь, но все равно сделаю это. Посмотрев немного на то, как она страдает, ты, и я уверен, поможешь мне. Любой отец поступил бы так же. Итак, что это будет? Ответь мне сейчас же, потому что я устал, нервы мои на пределе, а время на исходе.
