Оке Эдвардсон - Танец ангела
— …ехать рожать…
— Он не звонил?
Вопрос был бессмысленный, но иногда случаются и такие.
— Нет. Я думала, он на каком-нибудь задании…
— Этого я не знаю, — сказал Винтер, — но это очень возможно.
— Ты не знаешь? — удивилась она.
— Я не знаю, Мартина, но я узнаю это как можно скорее.
— Я так за него беспокоюсь.
«Боже мой», — думал Винтер.
— Ты там одна?
— Одна… Я позвонила маме, но она живет в Вестеросе.
«В данном случае это все равно что на Карибах», — подумал Винтер.
— Я вызвала такси… — сказала Мартина.
— У тебя есть какой-нибудь сосед, кто может помочь? Или подруга поблизости?
— Я не хотела звонить…
— Я пошлю тебе машину.
— Но такси…
— Ты можешь немного подождать?
— Что?
— Подожди у телефона минуту, не клади трубку. Мне надо уточнить кое-что по другому телефону.
Он положил трубку на тумбочку, сделал шаг и вскрикнул от режущей боли в ноге. На одной ноге он допрыгал до письменного стола, быстро поговорил по мобильнику и вернулся.
— Мартина, ты здесь?
Ногу он держал на весу.
— Да…
— Через десять минут приедет машина, которая отвезет тебя в больницу Сальгренска. В машине можно лежать, если надо. С машиной приедет моя знакомая, ее зовут Ангела, она врач и тебе поможет.
— Да…
— Готовься, они тебя скоро заберут. Тем временем я найду Ларса, и он приедет прямо в больницу. Я уже звоню.
Винтер застыл, сидя на кровати. Потом осторожно поднял ногу и потрогал палец. Он болел, но еще не отек. Может, это все-таки не перелом. Впрочем, это не важно, на пальцы ног не накладывают шины. В крайнем случае он будет ходить в сандалиях.
С очень нехорошими предчувствиями он поковылял в ванную. Лампы там были сильнее, и он стал исследовать палец под ярким светом, когда снова зазвонил телефон. Он захромал обратно. Звонила женщина, которая представилась как Марианна Йонсен. Винтер внимательно выслушал.
Ларса Бергенхема нашли в восемь часов утра. Когда нетерпеливый любитель морских прогулок, не в силах дождаться начала сезона, поехал на причал в Тонгудденсе навестить свою красавицу яхту.
Бергенхем сидел, засунутый между двумя скалами в заливе Хэстевик. Хозяин яхты заметил, что там кружилось больше чаек, чем обычно, а потом он заметил торчащую ногу и от страха забыл все свои дела. По тревоге приехал патруль, и один из полицейских узнал Бергенхема.
Винтер протащил больную ногу за собой через поле, потом вниз, в расщелину. Он стоял рядом с тем местом, где лежал Бергенхем.
«Да, парень, самые важные вопросы жизни могли оказаться для тебя решенными, — думал Винтер. — Для меня тоже».
Во фьорде царило бело-голубое утро, воздух был отмыт, чист и ясен. Паромы везли людей в Данию как ни в чем не бывало. Через месяц поля вокруг зазеленеют и наполнятся жизнью, как будто ничего не случилось, думал Винтер. По дороге ехал автобус, как будто так и надо, в него на остановке заходили люди. Вечером ждет обед, телевизор.
— Это моя вина, — произнес он. — Скажи же, что это моя вина.
Он смотрел на Рингмара.
— Ты как будто меня умоляешь, — ответил Бертиль.
— Просто скажи.
— Он твой сотрудник.
— Больше. Скажи как есть.
— Ты его начальник.
— Я хочу услышать все.
— Возьми себя в руки, а?
Винтер посмотрел на поле. Место, где нашли Ларса, было огорожено. Работали судебные техники. Следы колес выглядели свежими, но последние дни стояла хорошая погода и многие приезжали к воде. Рыбаки, владельцы лодок, просто любители природы.
— Нам больше нечего здесь делать, — сказал Винтер.
— У него кровил затылок, — сказал Рингмар.
— Удушье. Спроси потом доктора, и он скажет, что это была попытка удушения.
Рингмар промолчал. Вокруг кипела работа.
— Мы больше ничего не можем сделать, — повторил Рингмар слова коллеги.
Винтер не мог оторвать взгляд от скал. Он даже не знал, сколько Бергенхему точно лет. Двадцать шесть? Он знал, что Мартина была старше.
— У него родилась дочь, — сказал он Рингмару.
— Ты уже говорил, в машине.
— Все прошло хорошо. Ангела постоянно была с ней, а после обеда приехала ее мать из Вестероса. Теща Ларса.
Рингмар молчал.
— Почему ты не спрашиваешь меня самое главное? — сказал Винтер и встал.
— Что?
— Когда я расскажу ей об этом?
— Господи, Эрик, это…
— Я должен сказать ей сегодня. Мы не можем скрывать это от прессы.
— Да.
— Сегодня.
— Возьми с собой Ханне.
— Я справлюсь сам. Ханне позаботится обо мне позднее.
Они ехали обратно через старый центр Кунгстена. Улицу Лонгедрагсвэген ремонтировали уже который век. Винтер вздрогнул, когда машину тряхнуло.
— Как твоя нога?
— Это палец.
— Но ты можешь ходить.
— Да, это главное.
— Да.
— А стриптизерша исчезла? — спросил Винтер.
— Как сквозь землю провалилась.
— Прошло только несколько часов.
— Мы перерыли все, что можно.
— Думаешь, ее убили?
— Вряд ли. Она испугалась. Бергенхем повел себя непрофессионально. Он ни о чем не докладывал, не держал нас в курсе дела, и это почти стоило ему жизни.
Винтер смотрел на церковь и кладбище за окном.
— Да, в этом вся суть, — сказал Рингмар.
— Суть в том, что если человек непрофессионален, его убивают. Это хорошее обобщение сути нашей работы.
Они свернули на Мариаплан. Гетеборг состоит из двадцати пяти маленьких городков, и все они одинаково опасны, думал Винтер.
— Ты думаешь, он выживет? — спросил Рингмар.
— Он уже по эту сторону черты. Голова будет долго заживать, но он молод и крепок.
— Но он не герой.
— Не в этот раз, во всяком случае.
— Значит, она знает.
— Танцовщица?
— Она знает… — повторил Рингмар.
— И я знаю.
— В каком смысле?
— Скоро уже конец.
Винтер позвонил в бар, ему ответил автоответчик. Он доехал на такси до церкви и дальше пошел пешком, стараясь не привлекать внимания. Вошел в дом, позвонил в дверь. Тишина. Еще раз позвонил. Спустился обратно, перешел на другую сторону дороги. Окна магазина были черны — в апреле темнота падает на город молниеносно.
«Я был глух и слеп, — думал Винтер. — Насколько я виноват? Были ясные признаки…»
Он постарался выкинуть такие мысли из головы. Он уже все это прокручивал.
Подъехал Болгер, запарковался на своем месте у подъезда и вышел из машины. Вечер был так тих и спокоен, что Винтер услышал щелчок замка, когда Болгер поднял руку с пультом. Потом он исчез в дверях.
«Может, это я сумасшедший? — думал Винтер. — Моя история — плод фантазии безумца. Нет ничего невозможного. Реально все».
Винтер не мог сосредоточиться, мысли разбегались. Даже с виду нет красоты и упорядоченности, все расползается и соединяется в асимметричные уродливые фрагменты.
Винтер ждал. Скоро ублюдок выйдет. «Я могу его убить, и моя карьера закончится».
Поднимался ветер, переулок сильно продувался.
Болгер вышел. Поднял руку, отпер свой «БМВ», сел и быстро уехал.
«Удивительно, что, пока я стою, еще никто не прошел мимо, — думал Винтер. — Словно район оцеплен, а по периметру стоят сотни зевак и глазеют. Наверху камера и режиссер».
Он проковылял через дорогу, поднялся по лестнице, позвонил в дверь. Достал связку отмычек. Сталь холодила пальцы сквозь тонкие перчатки. Замок открылся, Винтер очутился внутри. Прошел по всем комнатам. Потом начал с ящиков, но там были только носки и белье. Всюду порядок. Большой аккуратист. В гардеробе одежда, обувь, пояса, галстуки.
В третьем ящике письменного стола лежал небрежно разорванный толстый конверт. В нем три паспорта на разные имена. Но все с фотографией Болгера. Штампов не было, их не ставят внутри Европейского Союза. Это не все паспорта, было больше, подумал Винтер.
Фамилия из одного из паспортов встречалась в списках пассажиров, которые летели в Лондон днем позже после Кристиана Ягерберга. Они все-таки выделили на это ресурсы и начали проверять тот день, когда он летел, предыдущий и последующий.
Эту решающую находку Винтер принял как должное. Только рука слегка дрожала, когда он держал паспорт перед собой. «Я был слеп, но я прозрел и вот держу в руке документ».
Это ведь не может быть одним из случающихся на свете необъяснимых совпадений?
Там были еще бумаги, но уже неинтересные: счета, документы на квартиру, на бар.
В спальне в шкафу хранилась большая стопка порнографических журналов со стандартными моделями и стандартными позами.
Никаких билетов, чеков или счетов из гостиниц.
Он вернулся к письменному столу и взял с полки листы бумаги — штук двадцать, — исписанные беглым угловатым почерком. С виду напоминало пьесу, создающуюся в неистовстве. Винтер почему-то не мог читать, строчки прыгали перед глазами. Вдруг он ясно различил свое имя. Посмотрел на другую страницу, и там ему сразу же бросилось в глаза «Винтер». Он не различал ничего, кроме своего имени.
