Луи Байяр - Черная башня
Однако именно вино стало его спасителем. Поелозив хорошенько связанными ногами, он ухитрился стащить одну бутылку с полки и разбить о каменный пол. Осколками перерезал веревки.
Теперь между ним и свободой стояло лишь одно препятствие — запертая дверь. Препятствие ничтожное, учитывая, что вскоре он обнаружил штопор. Поддержав себя морально с помощью лучшего бургундского маркиза де Монфора, он занялся человеком, поставленным в охрану. Судьбу последнего вскоре разделили еще двое, после чего Видок схватился за молот и стал крушить им направо и налево. Оставшиеся трое взяли ноги в руки и покинули поле сражения.
— Тут я поворачиваюсь и вижу — кого бы вы думали? — Месье собственной персоной, реального, как сама жизнь. С парой мерзавцев по правую и левую руку в качестве охраны. Вооруженного двумя короткоствольными пистолетами, завернутыми в платки с монограммами. Не стану скрывать, я прирос к месту от изумления. Но собрался и самым спокойным голосом сказал: «Вам пришлось немало потрудиться, Месье». А он в ответ: «О, я до последнего момента надеялся, что удастся обойтись без суматохи, но не могу же я позволить, чтобы вы отобрали у кого-то принадлежащий ему по праву трон. Так не пойдет».
— И что дальше?
— Я сообразил, что мой единственный шанс — сыграть на тщеславии негодяя. «Послушайте, — сказал я, — стрелять в безоружного — не ваш стиль. Разве вы не один из лучших фехтовальщиков страны? Так почему бы нам не решить спор в честном бою? Прикажите снять наконечники с ваших рапир!»
— Вы вызвали его на дуэль?
— Я забыл сказать, что сам неплохо фехтую. Научился еще мальчишкой, отточил навыки в Аррасе. Первой моей жертвой стал инструктор по фехтованию.
Нечего и говорить, Месье сразу принял вызов и назначил место и время. Прямо сейчас. Во дворе.
Странная это была дуэль. Не на пистолетах туманным утром, а на рапирах среди бела дня. Никаких секундантов, если не считать таковыми двух наемных бандитов: своими криками они поддерживали Месье и то и дело порывались вмешаться и склонить чашу весов в его пользу.
Преимуществами Видока стали его молодость и массивная фигура. Месье же быстрее двигался и к тому же чаще тренировался, так что на его стороне была отточенная техника. («Парируя его уколы, я наслаждался, Эктор».) Они снова и снова наскакивали друг на друга среди цветочных клумб, и силы противников казались равными. На каждый выпад следовал ответный укол. Контрвыпад — и контрудар. Звон соприкасающихся лезвий эхом отдавался от оштукатуренных стен, ему вторили крики грачей с карнизов. Болельщики Месье орали и размахивали руками… и Видок начал понимать, что его время истекает.
— Я задыхался, друг мой. Вдруг Месье совершает rose couverte.[24] Заходит сбоку, колет в спину. В следующую секунду его рапира упирается мне в шею. Видите эту ранку?
— И что вы сделали?
— Спасло меня то, что я не благороден. Много лет назад, на галерах, Гупиль научил меня одному боксерскому приему под названием «черепаший щелчок». Я его сразу вспомнил. И когда услышал звук, с которым подалась нога Месье, то подумал: «Теперь понятно, почему щелчок».
— И вот он лежит, нога сломана вчистую. Стонет и задыхается. «Лучше убейте меня», — говорит он.
— И вы убили?
— Не пришлось. Один из его людей перерезал хозяину глотку кухонным ножом. Своего рода верность. Ну и надежда что-то получить взамен, не без того. Я ему сказал, что единственное, на что он может рассчитывать, это на бесплатное пребывание в образовательном учреждении по моему выбору. Если не скажет, куда они дели моих друзей. Он тут же все выложил. Главарь у них Корневи. О, я его отлично знаю. Когда Месье обратился к нему, тот ответил: «Я все сделаю бесплатно, если вы поможете моему брату. Его приговорили к Старой Брюзге и казнят на этой неделе». Месье не преминул ухватиться за шанс. Если Корневи подменить Шарлем — не такая уж трудная задача для человека со связями, — а на место его подельника посадить вас, получится отличная комбинация, при которой все проблемы разрешатся двумя ударами гильотины.
При воспоминании о гильотине я закрываю глаза. И чувствую, как сухо у меня во рту. У меня не выделялась слюна с четырех часов дня.
— Опять подмена, — говорю я, делая глоток вина.
— Не знаю, уловил ли Месье этот подтекст, однако вы правы. Итак, я все разведал, Эктор! Но времени было в обрез! Я запер Корневи с дружками в погребе, и кого, как вы думаете, принесло? Герцогиню! Воротилась отдать братцу медальон — чтобы тот положил его перед сном под подушку. Я сказал ей: «Вашему брату подушка больше никогда не понадобится, если вы не отправитесь как можно скорее на Гревскую площадь».
— А сами вы с ней не пошли?
— Нет, у меня уже сложился план. Видите ли, не представлялось возможным отменить казнь, и, честно говоря, я сомневался, что кто-нибудь внемлет призывам герцогини — при виде ее душа не уходит в пятки от страха, — а вот младшего брата короля ослушаться не посмеют. И так уж случилось, что я похож на этого милого господина.
— Я заметил, — говорю я, и мне на память опять приходит образ Видока (или того, кого я принял за него), как он пристально разглядывал нас с Шарлем из королевской кареты.
— Само собой, королевского одеяния при мне не оказалось, так что пришлось позаимствовать костюм у маркиза. Еще надо было набросать поддельный указ. И привести себя в порядок после потасовки. Но вам стоило бы видеть лицо кучера, когда я сел в экипаж!
— Значит, вы нарядились д'Артуа, в то время как настоящий граф лежал мертвый посреди двора?
— Настоящий… ради бога, Эктор, вы опять за свое? Д'Артуа вовсе не Месье.
— Так кто же тогда Месье?
Ответом мне служит такое оглушительно-раздраженное молчание, что я чувствую себя так, словно не уловил соль остроумнейшей шутки.
— Наш дорогой хозяин! Ближайший друг герцогини. Маркиз де Монфор.
Все-таки в том, чтобы быть близким другом министра юстиции, есть свои преимущества. Если вы умрете при сомнительных обстоятельствах, друг позаботится, чтобы на вашу память не легла никакая тень. Видоку соответственно указывают, каким образом изменить доклад о гибели маркиза де Монфора; всех известных соучастников распихивают по камерам; парижские газеты на следующий день пестрят сообщениями об ужасном и необъяснимом убийстве высокопоставленного вельможи, члена палаты лордов.
Во дворце объявляют траур, маркиза хоронят с соответствующей помпой. В некрологах говорится о его преданности Бурбонам во времена их долгого изгнания, а палата лордов решает установить памятную доску с его профилем.
Видок раздраженно отшвыривает газету.
— В память обо мне доску никогда не установят.
Мы завтракаем. Долгая ночь для Шарля завершилась муторным пробуждением для меня. Я пью третью чашку кофе, а в голове у меня по-прежнему туман.
— Мне непонятно, — говорю я, — зачем маркизу понадобилось разыгрывать нападение на самого себя. Готов поклясться, что видел, как его сбили с ног.
— Дымовая завеса, Эктор. Если бы его план по какой-то причине провалился — например, если бы вам удалось бежать, — он мог бы притвориться, что не имеет к происшедшему никакого отношения. Поэтому он и меня, наверное, не убил. По его замыслу, я стал бы рассказывать всем, как в его дом ворвались большие злые бандиты.
— И на все это он пошел ради д'Артуа? По вашим собственным словам, они заклятые враги.
— Были врагами.
Видок прикрывает салфеткой рот, но его ресницы предательски дрожат.
— Ну же, говорите, — усмехаюсь я. — После всего, что мы пережили вместе, у нас не может быть друг от друга секретов.
— Одним словом, мои ребята во время обыска у маркиза кое-что обнаружили.
За потайной панелью, спрятанной за пузатым бюро в спальне маркиза, люди из «Шестого номера» обнаружили небольшое святилище. Реликвии, уложенные аккуратно, как дамские веера. Сначала неясно было, что представляет собой объект поклонения — пока кто-то не вытащил триколор. За ним последовали салфетки с эмблемами. Памфлеты, плакаты. Карты Аустерлица и Йены.
В глубине же скрывалось самое главное. Тарелки с наполеоновскими вензелями. Такие же чашки. Бюсты Наполеона. Монеты, гравюры, камеи слоновой кости, скатанные портреты маслом. Тотемы терпеливо ожидаемого спасителя.
В ходе дальнейшего расследования выяснилось, что маркиз в прошлом неоднократно высказывался в бунтарском и антироялистском духе. Хозяйка не одного салона со страхом умолкала, услышав его заявления о том, что Наполеон научил Францию величию — а Бурбоны де зря просиживают трон. Битву при Ватерлоо, любил говаривать маркиз, проиграли потому, что деревенщина Лакосте не знал о просевшей дороге в Ахен. С дельным проводником Наполеон никогда бы не приказал атаковать кирасирам Мило, треть бригады Дюбуа не погибла бы в бездне, а Франция и по сей день оставалась бы предметом зависти для всего мира.
