Кристина Ульсон - Маргаритки
Она несколько раз моргнула и попыталась улыбнуться, прежде чем полностью потеряла контроль над выражением лица.
— Это было настолько недостойно! Я подумала, нет, я почувствовала, как ошибалась все эти годы. Как несправедлива была по отношению к отцу.
Из ее рта донесся сухой смешок, но казалось, она вот-вот расплачется.
— Вы знаете, как это бывает. Родителям уступают в последнюю очередь, и я не хотела говорить отцу о моих новых взглядах. Я хотела удивить его, доказать, что я серьезно изменила мое отношение. Мой план состоял в том, чтобы начать работу юристом-волонтером в организации помощи беженцам со штаб-квартирой в Испании. Я планировала пробыть там пять недель в феврале и марте.
Пять недель — то самое время, на которое она взяла отпуск на работе.
Когда стало понятно, что она закончила, Алекс продолжил.
— Но этого не случилось, — произнес он.
Юханна Альбин покачала головой:
— Нет, не случилось. Вместо этого я оказалась втянута в планы Каролины.
Фредрика беспокойно пошевелилась на стуле, не в состоянии избавиться от ощущения, что они услышали далеко не все.
— И что же случилось, Юханна? — тихо спросила она.
Юханна вздрогнула.
— Все рухнуло, — сказала она с усталым выражением лица. — Каролина…
Она снова прервала себя на полуслове, но затем продолжила твердым голосом:
— Каролина ловко притворялась хорошей, послушной дочерью, всегда интересовавшейся занятиями отца, но была настолько лживой, что я не могла заставить себя притворяться и верить этим соплям.
— Что вы имеете в виду, утверждая, что Каролина была лживой? — спросила Фредрика и подвинула к себе распечатку всех показаний, свидетельствовавших о том, что Каролина всегда разделяла взгляды отца.
— Она притворялась. Год за годом, — ответила Юханна мрачно и посмотрела Фредрике прямо в глаза. — Утверждала, что всецело предана тому же делу, что и отец, что разделяет его ценности. Но ничто из этого не было правдой. На самом деле ее так называемая помощь, оказываемая отцу и его близким, состояла в тайном информировании полиции о местонахождении беженцев и контрабандистов, перевозивших их сюда.
В комнате внезапно стало очень холодно. Мозг Фредрики интенсивно пытался усвоить картину, нарисованную Юханной. Уж не поэтому ли в расследовании фигурирует полицейский Вигго Тувессон?
— Я пыталась, бесчисленное количество раз, объяснить отцу, что Каролина ничуть не лучше меня. Что она даже хуже, потому что лжет и предает. Но он никогда не слушал меня. Как обычно.
Юханна выглядела решительно. Фредрика хотела даже спросить, отчего она не заплачет, но промолчала. Может, скорбь для нее дело слишком личное.
— А ваша мать? — спросил Алекс.
Фредрика навострила уши.
— Она держалась где-то посередине, — ушла Юханна от вопроса.
— Посередине чего?
— Между мной и отцом.
— Вы имеете в виду ее взгляды?
— Да.
— А почему Каролина так не любила иммигрантов? — вставила Фредрика и сразу же поправилась: — Почему Каролина не любит иммигрантов?
И отчетливо увидела реакцию Юханны на эту поправку — намек на то, с чем полиция уже выступила в СМИ, а именно — что теперь уже точно известно: Каролина Альбин жива.
Сначала девушка потеряла дар речи, но, собравшись, со всей силой обрушилась на Алекса и Фредрику:
— Потому что ее изнасиловал один из беженцев, которых отец прятал в подвале дома на Экерё.
— Изнасиловал? — повторил Алекс недоверчиво. — У нас не зарегистрировано заявления об этом изнасиловании.
Юханна покачала головой:
— Никто заявления и не делал. Это было невозможно — так считали отец и мать. В таком случае вся их деятельность получила бы огласку.
— Так как же они поступили? — осторожно спросила Фредрика, не понимая толком, хочется ей это узнать или нет.
— Они повели себя, как вели себя во всех остальных случаях, — мрачно произнесла Юханна. — Все осталось в семье. И после отец ликвидировал свое предприятие со скоростью света, я бы сказала.
В памяти всплыли снимки из дома на Экерё. Фредрика поняла, что Алекс думает о том же. Фотографии на стенах вплоть до Иванова дня в начале 90-х. Потом Юханна исчезает с них, точно привидение. Но почему Юханна, а не Каролина?
— Вы не могли бы назвать время, когда это произошло? — спросил Алекс, почти уверенный, какой ответ услышит.
— Канун Иванова дня 1992 года.
Они оба кивнули, записали каждый в своем блокноте. Картина прояснялась, но резкости ей все еще не хватало.
— И что случилось потом? — спросила Фредрика.
Словно свалив с плеч тяжесть воспоминаний, Юханна выглядела более расслабленной.
— Дом на Экерё стал для нас словно зачумленный — там никому из нас больше не жилось. Дело было не только в том, что отец перестал прятать там беженцев, а в том, что и в семье все словно умерли. Мы больше никогда не справляли там Иванов день, лишь приезжали иногда на выходные или на неделю-другую. Мать и отец даже собирались продать его, но их планы не успели осуществиться.
— А как себя чувствовала Каролина?
Впервые за время допроса Юханна явно разозлилась.
— Должно быть, ужасно, это любому ясно, но она притворялась, будто ничего не случилось. Пока этого не произошло, наши роли были обратными, это я была любимицей, а она всегда глядела на сторону. После изнасилования я встала на ее сторону: я считала, что сделанного отцом слишком мало. Нам следовало позвонить в полицию, чтобы виновника наказали. Представьте, как я была поражена, когда мне пришлось прекратить борьбу, поскольку сама Каролина заявила, что все прекрасно.
— Вам, наверное, было ужасно горько, — осторожно сказал Алекс.
— Чудовищно. И одиноко. Неожиданно оказалось, что семья рассыпается по моей вине, а не по вине родителей. Или Каролины, если уж на то пошло.
— Что разочаровало вас больше всего? — спросила Фредрика.
— То, что я уже упомянула, — глухо сказала она. — Что Каролина, безусловно, переменилась из-за случившегося, что она откровенно говорила мне о своем презрении к иммигрантам, приехавшим в Швецию, одновременно притворяясь этакой кроткой овечкой перед отцом и матерью.
«Не только перед ними, — подумала Фредрика. — Но и перед друзьями семьи и знакомыми».
— И вы отдалились от семьи, так?
Юханна кивнула:
— Да, так получилось. Я больше не могла выносить все это ханжество. И я ни по ком из них не скучала. Особо не скучала, во всяком случае. А тем более когда отец заговорил, что собирается возобновить свою деятельность и снова начать прятать беженцев. Единственным членом семьи, кто отрицательно воспринял эту новость, была я.
Фредрика и Алекс переглянулись, не зная, как им продолжать. Образ Каролины изменился до противоположного менее чем за час. Но оба понимали, что вопрос далеко не исчерпан.
Фредрика заметила татуировку на запястье Юханны, почти закрытую браслетом часов. Цветок. Точнее, маргаритка. Где она видела это раньше? Мысли обратились к дому на Экерё, к засушенному цветку, одиноко украшавшему одну из стен спальни.
Юханна заметила взгляд Фредрики и попыталась закрыть татуировку, передвинув часы. Но любопытство Фредрики уже проснулось.
— Что означает маргаритка? — напрямую спросила она.
— Это напоминание. — Голос Юханны стал низким, взгляд многозначительным. — У Каролины такая же, — добавила она.
— Напоминание о чем?
— О том, что мы сестры.
«Напоминание такой силы, что его приходится прятать под часами?» — удивилась Фредрика.
На сей раз молчание нарушил Алекс:
— Юханна, нам необходимо узнать остальное. Вы сказали, что взяли отпуск на пять недель для поездки в Испанию, но вам помешали планы Каролины. Что произошло?
Юханна тут же выпрямилась, гибкая, как балерина.
— Вы хотите знать, зачем я объявила Каролину умершей, зная, что это не она?
— Очень!
— Ответ проще простого: потому что она попросила меня об этом.
— Кто попросил?
— Каролина.
Снова молчание.
— Зачем?
Впервые с начала допроса глаза Юханны наполнились слезами. Фредрика даже почувствовала облегчение, когда увидела их.
— Потому что она по своей вине попала в такую ужасную ситуацию, что ей буквально пришлось исчезнуть. По крайней мере, она так сама сказала.
— А поподробнее она вам не объяснила?
— Нет, но, боже, как я ее умоляла! Но она отказывалась отвечать, сказала лишь, что за ней гонится прошлое, что она поняла, что ей теперь делать. Она рассказала мне свой план — умереть, не умирая по-настоящему. Моей задачей было вызвать «скорую», а затем опознать ту наркоманку как мою сестру. А после уехать из страны. Я уехала в Испанию.
— Но как вы узнали, что она была наркоманкой, та женщина, которая умерла вместо Каролины?
