Стивен Кинг - Кто нашел, берет себе
– Ты притворяешься, Брейди?
Брейди не реагирует.
– А зачем? Все равно будешь сидеть под замком до конца жизни, так или иначе.
Брейди не реагирует, но поднимает руку. Едва не попадает себе в глаз, в последний момент соображает, куда метит, и просто откидывает со лба прядь волос.
– Хочешь спросить о матери?
Брейди не реагирует.
– Она мертва. Гниет в гробу. Ты накормил ее ядом для сусликов. Наверное, она долго мучилась. Она мучилась? Ты при этом присутствовал? Наблюдал?
Нет ответа.
– Ты здесь, Брейди? Тук-тук, алло?
Нет ответа.
– Я думаю, здесь. Надеюсь, что здесь. И вот что я тебе скажу. Я раньше крепко выпивал. И знаешь, что я лучше всего помню о тех днях?
Молчание.
– Похмелье. Попытки выбраться из кровати, когда голова лежит на наковальне, а по ней стучат молотом. Отливаешь утреннюю кварту и гадаешь, а что я делал прошлой ночью. Иногда даже не знаешь, как добрался до дому. Проверяешь автомобиль на наличие вмятин. Все равно что заблудиться в собственном гребаном разуме и искать дверь, чтобы выйти. До полудня эту дверь никогда не удавалось найти, и только потом мир начинал обретать нормальные очертания.
Тут на ум Ходжесу приходит Библиотечный Эл.
– Я надеюсь, что ты сейчас в таком же состоянии. Бродишь внутри своего наполовину вышибленного разума и ищешь дверь наружу. Только для тебя такой двери нет. Твое похмелье будет длиться вечно. Так обстоят дела? Очень на это надеюсь.
Ходжес чувствует боль в руках. Смотрит на них и понимает, что ногти впились в ладони. Разжимает пальцы и видит белые полукружия, которые краснеют. Вновь кривит губы в улыбке.
– Просто говорю, дружище. Просто говорю. Не хочешь что-нибудь сказать сам?
Хартсфилд ничего не говорит.
Ходжес встает.
– Ладно. Сиди у окна и пытайся найти выход. Тот самый, которого нет. А пока ты этим занимаешься, я пойду на улицу и подышу свежим воздухом. День сегодня прекрасный.
На столике между стулом и кроватью – фотография, которую Ходжес впервые увидел в доме на Элм-стрит, где жили Хартсфилд и его мать. Уменьшенная копия. В простенькой металлической рамке. Брейди и его мама где-то на пляже, обнявшись, щека к щеке, больше напоминают парня с девушкой, чем мать с сыном. Когда Ходжес поворачивается, чтобы уйти, фотография с громким стуком падает.
Ходжес смотрит на фотографию, смотрит на Хартсфилда, снова на фотографию, лежащую лицом вниз.
– Брейди?
Нет ответа. Никогда. Во всяком случае, для него.
– Брейди, это ты сделал?
Никакой реакции. Брейди смотрит на колени, где лежат руки с вновь переплетенными пальцами.
– Некоторые медсестры говорят… – Ходжес умолкает. Ставит фотографию на маленькую подставку. – Если это сделал ты, повтори.
Хартсфилд молчит, фотография стоит. Мать и сын в более счастливые дни. Дебора Энн Хартсфилд и ее сладкий мальчик.
– Ладно, Брейди. Увидимся, аллигатор. Ухожу, дорогуша.
И он уходит, закрывая за собой дверь. Брейди Хартс-филд на мгновение вскидывает голову. И улыбается.
На столике фотография вновь падает.
Стук.
9Эллен Брэн (извесная как Брэн Стокер среди учеников Нортфилда, которые выбрали курс «Фэнтези и хоррор» кафедры английского языка и литературы) стоит у двери школьного автобуса, припаркованного около административного корпуса пансионата «Ривер бенд». В ее руке – мобильник. Воскресенье, четыре пополудни, и она уже готова позвонить 911 и сообщить о пропавшем ученике. Но тут Питер Зауберс появляется из-за той части здания, в которой расположен ресторан, и бежит к автобусу так быстро, что ветер отбрасывает со лба его волосы.
Эллен всегда безупречно вежлива с учениками, держит дистанцию, не допускает фамильярностей, но сейчас забывает про условности и так крепко прижимает Пита к себе, что у того перехватывает дыхание. Из автобуса, в котором дожидаются члены ученической администрации, нынешние и будущие, слышатся издевательские аплодисменты.
Эллен отпускает Пита, тут же хватает за плечи и совершает второй ранее немыслимый поступок: как следует встряхивает.
– Где ты был? Ты пропустил все утренние семинары. Пропустил ленч. Я уже собиралась звонить в полицию!
– Извините, мисс Брэн. Прихватило живот. Я подумал, что прогулка на свежем воздухе мне поможет.
Мисс Брэн – руководительница и консультант в этой поездке, потому что она преподает американскую политику и американскую историю – принимает решение поверить ему. И не только потому, что Пит – один из ее лучших учеников и никогда не доставлял проблем. Мальчик действительно выглядит больным.
– Ну… зря ты мне не сказал. Я подумала, что ты решил вернуться в город на попутках или что-то такое. Случись с тобой что-нибудь, виновата была бы я. Ты не понимаешь, что я отвечаю за вас в таких поездках?
– Я потерял счет времени. Меня рвало, и я не хотел делать это внутри. Наверное, я что-то съел. Или какая-то вирусная инфекция.
Он ничего такого не ел и ничем не заболел, но его действительно рвало. От нервов. А точнее, от неконтролируемого страха. Он до смерти боялся завтрашней встречи с Энди Холлидеем. Она могла пройти нормально, Пит знал, есть шанс, что она пройдет нормально, но ему предстояло попасть ниткой в ушко движущейся иглы. И если он промажет, его ждут проблемы и с родителями, и с полицией. Стипендия на учебу в колледже, хоть какая-то? Забудь. Он даже мог загреметь в тюрьму. Вот он и провел день, бродя по тропинкам, что пересекали тридцать акров земли, занимаемой пансионатом, вновь и вновь обдумывая предстоящую встречу. Что скажет он, что ответит Холлидей, что на это скажет он. И да, он потерял счет времени.
Лучше бы он никогда не видел этот гребаный сундук!
«Но я только хотел поступить правильно, – думает Пит. – Черт побери, ничего больше».
Эллен видит слезы в глазах мальчика, впервые замечает – возможно, потому, что он сбрил эти дурацкие донжуанские усы, – какое худое у него лицо. Почти изможденное. Она бросает мобильник в сумочку, достает пачку бумажных салфеток.
– Вытри лицо, – говорит она.
Из автобуса доносится голос:
– Эй, Зауберс! Так держать!
– Заткнись, Джереми, – говорит Эллен не оборачиваясь. Потом обращается к Питу: – Мне следовало бы на неделю отстранить тебя от занятий, но я собираюсь ограничиться устным замечанием.
Само собой, ведь для отстранения от занятий на неделю необходимо изложить причину Уотерсу, заместителю директора, который курирует все дисциплинарные вопросы. Уотерс пожелает узнать, как она действовала в возникшей ситуации, почему не подняла тревогу раньше, особенно если вытянет из нее, что она не видела Питера Зауберса после ужина прошлым вечером. То есть он находился вне ее поля зрения почти сутки, слишком долго для школьной поездки.
– Спасибо, мисс Брэн.
– Ты думаешь, рвота окончательно прекратилась?
– Да. Уже ничего не осталось.
– Тогда заходи в автобус, и едем домой.
Издевательские аплодисменты раздаются вновь, когда Пит поднимается по ступенькам и идет по проходу. Он пытается улыбнуться, словно все в порядке. Больше всего на свете ему хочется вернуться в дом на Сикомор-стрит и спрятаться в своей комнате, дожидаясь завтрашнего дня, когда он сможет покончить с этим кошмаром.
10Вернувшись домой из больницы, Ходжес видит симпатичного молодого человека в гарвардской футболке, который сидит на его крыльце и читает толстую книгу. На бумажной обложке сражаются то ли греки, то ли римляне. Рядом с ним лежит ирландский сеттер, на морде которого написана счастливая улыбка, свойственная всем собакам, живущим в домах, где их любят. И молодой человек, и пес поднимаются, когда Ходжес заезжает под навес, который служит ему гаражом.
Молодой человек встречает его на середине лужайки, протягивая сжатую в кулак руку. Ходжес тоже поднимет кулак, признавая черный цвет кожи Джерома, потом пожимает ему руку, тем самым показывая, что не забывает свою принадлежность к белым.
Держа Ходжеса за руки, Джером отступает на шаг и оглядывает его с ног до головы.
– Это же надо! – восклицает он. – Худее не бывает!
– Я хожу пешком, – говорит Ходжес. – И купил беговую дорожку для дождливых дней.
– Прекрасно. Вы будете жить вечно!
– Хотелось бы, – отвечает Ходжес и наклоняется. Пес поднимает лапу, и Ходжес пожимает ее. – Как поживаешь, Одилл?
Одилл гавкает, и это, вероятно, означает, что прекрасно.
– Заходите, – предлагает Ходжес. – У меня есть кока-кола. Если, конечно, ты не хочешь пива.
– Кола вполне устроит. А Одилл, готов спорить, не откажется от воды. Мы пришли пешком. Одилл теперь шагает не так быстро, как прежде.
– Его миска по-прежнему под раковиной.
