Клер Макинтош - Личный мотив
Я судорожно глотаю.
– Я… Мне очень жаль.
Руки он сунул в карманы. Он выглядит расслабленным и спокойным. Но я его знаю. Я знаю, как быстро он может…
– Так, черт возьми, тебе очень жаль, говоришь?
В следующий момент он уже насел на меня, коленями придавив мои руки к полу.
– Думаешь, этого будет достаточно?
Он наклоняется, и его коленные чашечки раздавливают мои бицепсы. Я слишком поздно прикусываю язык и не успеваю сдержать крик боли. Губы его презрительно кривятся из-за того, что я не сумела совладать с собой. Я чувствую, как к горлу поднимается желчь, и сглатываю ее.
– Ты рассказала им обо мне, правда?
В уголках его рта сбилась белая пена, брызги слюны летят мне в лицо. На память вдруг приходит та протестующая женщина перед зданием суда, хотя мне кажется, что это было уже давно, а не несколько часов назад.
– Нет. Я ничего им не сказала.
Мы играем в ту же старую игру: он бросает мне мячик-вопрос, а я стараюсь его отбить. Раньше я играла в нее хорошо. Сначала мне даже казалось, что я вижу в его глазах блеск уважения: тогда он прекращал дискуссию на полуслове, включал телевизор или просто уходил. Но я перешла грань, или, возможно, он изменил правила, и я начала промахиваться. Пока что, однако, он, похоже, удовлетворен моим ответом, поэтому резко меняет тему разговора.
– Ты ведь с кем-то встречаешься, да?
– Нет, не встречаюсь, – быстро отвечаю я.
Я рада, что говорю правду, хотя он мне все равно не поверит.
– Лгунья.
Он бьет меня по щеке тыльной стороной ладони. Это производит резкий хлопок, как удар хлыста, и, когда он заговаривает снова, этот звук все еще звенит в моих ушах.
– Кто-то ведь сделал тебе веб-сайт, кто-то помог найти это место. Так кто это был?
– Никто, – говорю я, чувствуя во рту привкус крови. – Я все сделала сама.
– Ты ничего не можешь сделать сама, Дженнифер.
Он наклоняется еще больше, теперь его лицо едва не касается моего. Я заставляю себя не двигаться, зная, как он ненавидит, когда я уворачиваюсь.
– Ты даже сбежать толком не смогла, разве не так? Ты хоть понимаешь, насколько легко мне было тебя найти, после того как я понял, где ты делаешь свои фотографии? Такое впечатление, что все люди в Пенфаче невероятно рады и счастливы помочь чужому человеку найти свою старую подругу.
Мне и в голову не пришло удивляться, что Иен нашел меня. Я всегда знала, что он это сделает.
– Кстати, своей сестре ты послала очаровательную открытку.
Это мимоходом брошенное замечание, словно еще одна пощечина, заставляет меня снова дернуться.
– Что ты сделал с Евой?
Если с Евой и ее детьми из-за моей опрометчивости что-то случилось, я себе этого никогда не прощу. Мне так отчаянно хотелось показать, что я о ней помню, что я ни на секунду не задумалась о том, что могу этим подвергнуть их опасности.
Он смеется.
– Почему я должен был что-то ей сделать? Она интересна мне не больше, чем ты. А ты – жалкая, никчемная шлюха, Дженнифер. Ничтожество. Кто ты?
Я не отвечаю.
– Говори. Так кто ты?
В горло мне сочится кровь, и я стараюсь ответить так, чтобы не задохнуться.
– Я ничтожество.
Тогда он смеется и несколько смещает вес тела, так что боль в моих руках немного ослабевает. Он проводит пальцем по моему лицу, вниз по щеке, потом по губам…
Я знаю, что будет дальше, только мне от этого не легче. Он медленно расстегивает мои пуговицы, дюйм за дюймом раскрывая рубашку, и задирает вверх жилет, оголяя мою грудь. Его глаза скользят по мне равнодушно, без малейшей искры желания, а затем он тянется к застежке своих брюк. Я закрываю глаза и прячусь внутри себя, не в состоянии ни двинуться, ни говорить. Я на миг представляю, что произойдет, если я закричу или скажу ему «нет». Если я буду сопротивляться или попросту оттолкну его. Но я не делаю этого. И никогда не делала. Так что теперь могу винить только себя.
Я понятия не имею, сколько времени уже лежу здесь, но в коттедже темно и холодно. Я натягиваю джинсы, переворачиваюсь на бок и подтягиваю колени к груди. Я чувствую тупую боль между ног и какую-то влагу – подозреваю, что это кровь. Я точно не знаю, отключилась ли я, но при этом не помню, чтобы Иен уходил.
Я зову Боу. Наступает секунда тягостной тишины, потом он осторожно выползает из кухни – хвост поджат между ног, уши плотно прижаты к голове.
– Прости меня, Боу.
Я зову его, но, когда протягиваю к нему руку, он вдруг лает. Всего один раз. Это предостережение, голова его поворачивается в сторону двери. Я с трудом поднимаюсь на ноги, морщась от боли, которая пронзает все тело, и в этот момент раздается стук.
Я стою согнувшись посреди комнаты и одной рукой держу Боку за ошейник. Он тихо рычит, но больше не лает.
– Дженна? Ты дома?
Патрик.
Я чувствую волну облегчения. Дверь не заперта, и когда я ее распахиваю, то при виде его едва сдерживаю рыдания. Свет в гостиной я не включаю, надеясь, что темнота поможет скрыть следы побоев на моем лице, которые уже должны были проявиться.
– Ты в порядке? – спрашивает Патрик. – Что-то случилось?
– Я… Я, должно быть, спросонья упала с дивана.
– Бетан сказала мне, что ты вернулась. – Он колеблется и смотрит в пол, прежде чем наконец поднять на меня глаза. – Я пришел извиниться. Я не должен был разговаривать с тобой в таком тоне, Дженна, это был просто шок.
– Все хорошо, – говорю я.
Я смотрю мимо него на темный скалистый обрыв и думаю, что Иен может быть сейчас где-то там и следить за нами. Я не могу допустить, чтобы он увидел меня с Патриком – не могу допустить, чтобы Патрик пострадал – как Ева, как каждый, кто имеет ко мне какое-то отношение.
– Это все?
– Можно мне войти?
Он делает шаг вперед, но я мотаю головой.
– Дженна, что случилось?
– Я не хочу тебя видеть, Патрик.
Я слышу со стороны, как произношу эти слова, и не позволяю себе тут же взять их обратно.
– Я не виню тебя за это, – говорит он. Лицо у него помятое и выглядит он так, будто несколько ночей толком не спал. – Я вел себя ужасно и даже не знаю, как мне загладить свою вину. Когда я услышал, что ты… что с тобой случилось, я был так шокирован, что не мог нормально соображать. Я не мог остаться с тобой.
Я начинаю плакать. Ничего не могу с этим поделать. Патрик берет меня за руку, и я не хочу, чтобы он ее отпускал.
– Я хочу понять, Дженна. Я не могу делать вид, что не потрясен, – что не считаю это тяжким проступком, – но я хочу знать, что там случилось. И я хочу тебе помочь.
Я ничего не говорю, хотя знаю, что есть только одна вещь, которую я должна сказать ему сейчас… Есть только один способ уберечь Патрика, чтобы он не пострадал.
– Я скучаю по тебе, Дженна, – тихо говорит он.
– Я не хочу тебя больше видеть. – Я отдергиваю руку и для убедительности заставляю себя добавить твердости в голос. – Я не хочу иметь с тобой ничего общего.
Патрик отшатнулся, как будто я его ударила, и я вижу, как краска отхлынула от его лица.
– Зачем ты это делаешь?
– Я так хочу.
Эта ложь – настоящая пытка для меня.
– Это потому, что я тогда ушел?
– Это не имеет отношения к тебе. Ничего из этого не имеет к тебе отношения. Просто оставь меня в покое.
Патрик смотрит на меня, и я заставляю себя встретиться с ним глазами, моля Бога, чтобы он не заметил на моем лице следов внутренней борьбы, которые, я уверена, должны были на нем отразиться. В конце концов он поднимает руки, как бы признавая свое поражение, и отворачивается от меня.
Уже на тропинке он вдруг спотыкается, а потом бросается бежать.
Я закрываю дверь и тяжело оседаю на пол, притянув к себе Боу и громко рыдая ему в шерсть. Я не могла спасти Джейкоба, но я еще могу спасти Патрика.
Как только я чувствую себя в состоянии, я звоню Йестину, чтобы попросить его починить сломанный замок.
– Теперь я вообще не могу повернуть ключ, – говорю я, – он сломался окончательно, так что снаружи закрыть дверь вообще невозможно.
– Да не беспокойтесь вы об этом, – говорит Йестин. – Никто тут не станет у вас ничего красть.
– Мне нужен исправный замок!
Твердость в моем голосе шокирует нас обоих, и на мгновение в трубке повисает тишина.
– Я скоро приеду.
Он появляется через час и сразу приступает к работе, но отказывается от предложенного чая. Сняв замок и смазывая механизм, он тихонько насвистывает, после чего ставит его на место и демонстрирует, как легко теперь поворачивается ключ.
– Спасибо, – говорю я, чуть не всхлипывая от облегчения.
Йестин странно смотрит на меня, и я плотнее запахиваюсь в кардиган. Руки мои у плеч покрыты синяками, и их края расползаются, как пятна чернил на промокательной бумаге. Все болит так, будто я пробежала марафон; левая щека опухла, и я чувствую, что один зуб шатается. Я специально опускаю волосы на лицо, чтобы скрыть худшие из этих следов.
Я вижу, что Йестин смотрит на красную краску на двери коттеджа.