С. Тремейн - Холодные близнецы
Похоже, это завывания ветра. Наверняка. Конечно, там могли быть и собаки, и дети или вообще… призраки. Он, Энгус, испугался, нервы взвинчены. У страха глаза велики.
Энгус наклонился и побрел вперед. Он поскользнулся, потерял равновесие, но выставил руку, оставив отпечаток на плотной грязи, как на незастывшем растворе. Правая нога внезапно погрузилась в ледяную лужу.
Энгус дернулся и вытащил из воды отсыревший ботинок. Неужели начался прилив? Нет. Чушь. Но сколько он уже здесь ходит? Чувство времени буксовало на месте – он вымотался и не протрезвел. Он ничего не слышал, кроме мерзкого, сбивающего с толку ветра. Луч маяка почти пропал из виду. Дождь не стихал.
А вдруг он добрался до цели? Где-то совсем рядом разливается блеклое мерцание: оно прорезается сквозь серую мглу, словно зловещая подводная иллюминация или нечто плохое на рентгеновском снимке.
Туман на секунду рассеялся.
Да. Это маяк. И он не так уж далеко. Он почти обогнул Салмадейр. Надо доползти до дамбы, тогда будет проще.
Неожиданно он снова увидел смазанное движущееся пятно во тьме. Оно двигалось быстро и странно – то влево, то вправо, лавируя под ветром. На ребенка не похоже. На собаку, что ли, смахивает? Неужто Бини? Движение прекратилось. Пятнышко пропало.
С мучительным трудом Энгус забрался на валун, но туман оказался еще плотнее.
Чем бы оно ни было, оно исчезло. Но теперь ему подсвечивало путь мерцание маяка. Энгус собрался с силами, взбежал по дамбе, грязь уступила место камням и гальке. Ветер настойчиво и упрямо дул ему в лицо, дождь лил как из ведра, но луч маяка каждые девять секунд подсвечивал Энгусу дорогу.
Вперед, вперед, вперед.
Да. Он был на острове. В доме горел тусклый свет. В их с Сарой спальне?
Энгус сгорбился и потащился по дорожке. Дверь кухни оказалась распахнута, истерически хлопала и скрипела.
Почему Сара не заперла дом? В такой шторм?
Он перешагнул через порог и ввалился на кухню, а затем побежал в столовую. Вода была везде. Подсветив фонариком, он понял, что к чему. В потолке столовой зияла дыра с рваными краями, и оттуда торчала деревянная балка.
– Кирсти?
Он пытался перекричать ураган:
– Кирсти! Сара! Лидия! Это я!
Ответа не последовало. Дом совершенно пуст. Они ушли, что ли? И это все объясняет. Значит, он и впрямь видел Сару и Лидию на грязевых полях? Получается, он только что разминулся с женой и дочерью?
– Лидия! – в последний раз попытался он. – Сара!
И снова нет ответа. А что в спальне? Именно там горел свет. Энгус открыл ногой дверь спальни. Кровать. Стул. На стене висит распятие, и поднял руку нарисованный шотландский вождь.
В комнате тоже пусто. Свет горел, на разобранной постели мелькали тени. Здесь явно собирались впопыхах.
Он потерял их. Они обе могли погибнуть, увязнуть в трясине.
И вдруг он услышал голос. Из дальнего конца дома на Торране.
– Я тут!
28
Шесть месяцев спустя
Нынче первый теплый летний день. Весна выдалась мокрая – постоянно моросил мелкий дождь, а небо было пасмурное. Но теперь сам воздух будто сверкает, и горы Нойдарта ярко сияют на другой стороне пролива.
Сгурр-ан-Фуаран, Сгурр Мор, Фрух Бэнь.
Когда мы подплываем к Торрану, я смотрю на маяк. Джош и Молли сказали мне, что недавно отремонтировали ограждение. Повсюду царят признаки и других строительных работ: на песке лежат штабеля кирпича и досок, рядом стоят тачки. Но строителей нет – сегодня выходной.
Новая моторка аккуратно причаливает к берегу. Я протягиваю руку, но Кирсти говорит:
– Не надо, я сама.
Она выбирается из лодки, мы шагаем по дорожке через вереск и открываем кухонную дверь.
Меня встречает легкое дуновение. Дом словно дышит. Он вроде бы ждал меня, затаив дыхание.
Но это лишь мои иллюзии. Сквозняк идет из дыры в крыше – она создает аэродинамическую трубу. Тонкое место стало еще тоньше: заброшенный дом вернул все на свои места.
– Холодно, – заявляет Кирсти.
Она права. Сейчас тепло, но жилище на Торране до сих пор не прогрелось.
Мы вместе направляемся в столовую. Большинство работ пока ведутся снаружи, а внутри все почти такое же, как в ту ночь. Комната похожа на разбитый корабль – балка, пробившая потолок, торчит, как кость при сложном переломе. Кирсти вертит головой:
– Ну и беспорядок!
Это моя третья или четвертая поездка сюда после шторма. Против воли. Моими стараниями травмы прошлого остались позади, но вылазки на остров опять вздымают их откуда-то со дна. Дом на Торране напрягает меня, и я не могу оставаться здесь дольше часа.
Память о финальном марше сквозь дикий ураган никогда не потускнеет.
– А чего мы ждем?
Кирсти в нетерпении дергает меня за рукав. Я улыбаюсь, чтобы скрыть волнение:
– Ничего, милая, ничегошеньки. Пойди, собери свои игрушки. Мы тут, пожалуй, в последний раз.
Она убегает в холл.
А я толкаю дверь в гостиную, пытаясь прогнать тоску и страх. Надо быть ответственным отцом. Единственным родителем. Это теперь моя работа.
Мы продадим остров, когда закончим ремонт.
Джош и Молли давно нашли покупателя для своего участка в Токавейге и вложили вырученные деньги в Торран, что позволило нам довести домик смотрителя маяка до ума. Половина здания пойдет под снос – по иронии судьбы хибара, получив повреждения, утратила исторический статус. К следующему году строители должны закончить. Мы надеемся выручить как минимум два миллиона и разделить их поровну.
Мы с Кирсти будем финансово обеспечены, и проблемы с деньгами, в принципе, исчезнут. Навсегда.
Ветер посвистывает в дыре, и дом что-то тихо шепчет. Я быстро прохожу в главную спальню – ту, где «адмиральская кровать», и смотрю в зеркало. Оно там еще висит, и на то есть уважительная причина – я не хочу брать его с собой. Оно хранит слишком много тревожных и печальных отражений тех трагических недель.
Сколько же мы видели ложных отражений за месяц, который прожили на Торране! Совращение малолетних, убийство и прочая многократно отраженная ложь. А может, нас подвела прозрачность – мы видели одного ребенка сквозь другого, но нечетко и искаженно, словно таращились сквозь кусок льда.
Бедная Лидия разбилась. Моя дочь упала, когда полезла с верхнего балкона на нижний. Она просто хотела взглянуть на мать. Кирсти оттолкнула ее, чтобы спастись. Она не совершила убийства.
Я стараюсь не корчиться от чувства вины и горького сожаления.
В спальне холоднее, чем в столовой. Шотландский вождь воздел руку, указывая мне – прочь, вон отсюда. Слушаю и повинуюсь. Когда я вхожу в холл, туда вбегает Кирсти. На ней желтые колготки и синяя юбка из джинсы – ее любимая одежда.
– Собрала все игрушки, Кирсти?
– Там была только одна, под кроватью, – отвечает она.
– И какая же?
– Дракон Дезмонд.
Так-так.
– Не думаю, что он мне нужен.
Она достает Дезмонда из детского рюкзака с изображением группы «Ван Дирекшен», и я кладу дракона к себе в карман. Мне очень хочется выкинуть его подальше, как ядовитую змею.
Хотя, наверное, Кирсти уже выросла из малышовых игрушек – ей исполнилось восемь. Скоро она станет подростком, и я хочу, чтобы ее детские годы прошли как можно лучше. Мы поселились в Орнсее, в хорошем крепком доме, и Кирсти ходит в отличную школу в Бродфорде. До Бродфорда – двадцать минут на машине каждое утро, но я не возражаю. Ей незачем возвращаться в «Кайлердейл» – сама мысль об этом страшна и нелепа.
И ведь, как ни странно, у нее теперь есть друзья – те самые деревенские ребятишки из школы «Кайлердейл». Она популярна. Девочка с историей. Кирсти всегда была чуть более общительной, чем Лидия.
– А еще я нашла кое-что для Бини.
– Ух, ты!
Она лезет в рюкзак и вытаскивает пластмассовую кость.
– Спасибо, – говорю я и беру игрушку Бини. – А Бини будет очень рад.
Бини ждет нас в пабе, его развлекают Гордон с ребятами. Как он выжил – неизвестно. Вот вам очередное чудо. Он вдруг возник в «Селки» после шторма – прибежал на пирс: в грязи, замерзший, дрожащий, прямо не собака, а насквозь мокрое привидение. Но он ничего не забыл. Он никогда не приходит на остров и хнычет всякий раз, когда я пытаюсь взять его в лодку или предлагаю прогуляться через поля.
Кость Бини у меня в кармане рубахи. Мы с Кирсти покидаем дом и закрываем разбухшую кухонную дверь. У меня мелькает мысль, что когда-нибудь я закрою эту дверь насовсем – когда продадим остров.
Мне радостно.
Я всегда буду уважать Торран и буду восхищенно любоваться его жутковатой суровой красотой, посиживая за уличным столиком в «Селки». Но мне хватит и вида издали. Торран со своим ветром, грызунами, громом, который слышно аж в Ардвасаре, нас победил.
Мы спускаемся к пляжу под маяком, и я крепко держу Кирсти за руку. Наверное, боюсь, что остров может ей как-то помешать идти.
– Незабудка, поехали домой.
– Не называй меня так, я – Кирсти!
