Сергей Гайдуков - Мастер тату
Бумажки у него были какие-то странные, и Львов не сразу припомнил, как и чем связаны все эти имена, факты и обстоятельства.
У него были пять граждан, покусанных собаками в ночь убийства в Пушкинском сквере.
У него был телефон, с которого родственникам Бахтиярова звонил некто, представившийся дедушкой Рафиком. Как утверждали родственники, дедушка Рафик в это время был совсем в другом месте и к телефону даже не приближался.
У него были зверски убитые Алена Жданова, Игорь Молочков, госпожа Колокольникова, Марат Бахтияров, пенсионер Хрипачев, да еще и несчастная хрипачевская собака.
И еще у Львова было смутное воспоминание, что все это теперь его не касается, а касается это прокуратуры.
Львов подумал и уже хотел собрать все эти бумажки в одну кучу, да и...
Но тут в дверь снова забарабанили. Это был новый дежурный, сменивший Михалыча.
– Это ты? – спросил он Львова. – А это я. А где Иванов?
– Понятия не имею, – пробормотал Львов, почесывая босые пятки. – Я его сто лет уже не видел. А на кой он тебе сдался? – Львов посмотрел на часы. – На ночь глядя...
– Говорят, он здесь был днем, – сказал дежурный, пристально разглядывая львовские босые ноги. – Тебя искал, но не нашел. И еще он попросил, чтобы какой-то Лагинской предоставили охрану, потому что ей угрожает опасность...
– Ну, – сказал Львов. – Дали вы ей охрану?
– Дать-то дали, – сказал дежурный, упорно глядя вниз. – Но только она уже мертвая была. И еще это...
– Что?! – рявкнул вмиг проснувшийся Львов. – Что – это?
– Ну ты знаешь. Кожу содрали... Со спины. Так что теперь Иванова хотят видеть, чтобы он все растолковал... Не знаешь, где он?
– Понятия не имею, – сказал Львов и пошел искать свои ботинки.
– Ты его лучше найди, – посоветовал дежурный. – Да, у тебя тут еще какие-то бумажки на полу валяются...
– Где? – Львов прыгал на одной ноге с ботинком в руках. – Что там у меня валяется?
Дежурный подобрал с пола распечатки и положил их на стол. Львов обулся, подошел к столу и прочитал: "Что происходит с наследием Тиграна Тевосяна после его смерти".
– Кто-то ошибся адресом? – предположил Львов.
Он отбросил первую страницу и прочитал фразу вверху второй страницы: "...предположение, что Тевосян перешел от рисунков на бумаге к рисункам на человеческом теле..."
– Художник, – фыркнул Львов. – Руки отрывать таким художникам... На теле он рисовать собрался! На своем бы вот и рисовал!
Внизу второй страницы Львов прочитал: "...наверняка найдутся частные коллекционеры, способные оплатить пересадку кожи для обладателя татуировки, лишь бы только заполучить уникальную работу..."
Львов отошел от стола, подошел к подоконнику, взял графин с водой, налил стакан и выпил. Потом снова подошел к столу и снова прочитал – слова ничуть не изменились. Львова это не обрадовало.
Он положил распечатки на другие бумаги, сгреб все это и запихал в свой старый "дипломат" с пластиковыми стенками. Потом он вынул из сейфа пистолет и положил себе в карман.
Дежурному на выходе он сказал:
– Пойду прогуляюсь...
Назад старший оперуполномоченный Львов не вернулся.
Глава 25
– М-да, – сказал Нестеренко. – Это прямо как в песнях про Ленина – человек умер, а дело его живет. Так и с Тиграном. Он все-таки образумился под конец...
– То есть повесился? – недоверчиво спросил Кирилл, для которого "образумиться" и "повеситься" были словами противоположного значения. Однако в мире, где жили Нестеренко и Тевосян, все было немного иначе.
– То есть повесился, – кивнул Нестеренко. Его спокойное лицо, ухоженная, аккуратно постриженная борода, чистая одежда, плавные движения и неторопливая речь никак не сочетались с содержанием его слов. А говорил он о смерти, о безумии, о жестокости и об отсутствии смысла. Он говорил это, глядя поочередно в глаза то Лике, то Кириллу, и когда Кирилл встречался с ним взглядом, то ощущал странную изолированность, будто бы в данный момент был только он и человек, с которым он говорил. Потом переводил глаза на Лику, и Кирилл приходил в себя. А затем – снова...
– Он понял, что был не прав, и повесился, – ровно и обыденно говорил Нестеренко. – Если бы он этого не понял, он жил бы и дальше. Стараясь достичь своей ложной цели.
– А какая у него была цель? – спросила Лика.
– В разное время у него были разные цели. Когда ему было лет двенадцать, я как раз в это время с ним познакомился, Тигран хотел стать знаменитым художником. И он им стал. Еще он хотел иметь столько денег, чтобы, не заботясь о них, ездить по всему свету, любить красивых женщин, жить в роскошных отелях... Он получил и это. Когда он приехал в Белогорск, то имел какую-то новую цель.
– Вам он не рассказывал о ней?
– Мне это было неинтересно, – Нестеренко улыбнулся. – Я не думал, что это коснется других людей. Тем более – коснется их жизни. Я знал Диану Шверник, знал о ее смерти, был даже на ее похоронах. Но я и подумать не мог, что это убийство как-то связано с Тиграном. Тигран понял, что его проект – глупая жестокая затея, и остановил себя. С помощью петли. Однако кто-то продолжает его дело, если люди все еще гибнут. Кто-то продолжает...
– Быть может, его ученик?
– Рукавишников? О нет, это совсем иной тип, это человек, который никогда не сможет прорваться к славе так, как прорвался Тигран. Он будет тихо оттачивать свое мастерство годами, десятилетиями, мало интересуясь окружающим миром и отношением мира к себе. Шароватов, учитель Тиграна, потому и навязал Тиграну Рукавишникова, чтобы в свете Тевосяна был заметен и этот тихий гений. Проекты, подобные Тевосяновскому, не могут заинтересовать Рукавишникова просто потому, что они не связаны напрямую с искусством и не для искусства они задуманы...
– Подождите. – Кирилл отвел взгляд от внимательных глаз Нестеренко, сосредоточился и спросил: – Вы все время говорите – проект, проект... Неужели вы не знаете, в чем там было дело?
– Дело было в татуировках, да? – жестко спросила Лика, пытаясь нажать на Нестеренко и выдавить из него ответ. – Чтобы сделать серию татуировок, а после смерти Тиграна продать их за бешеные бабки какому-нибудь западному коллекционеру? Содрав все эти татуировки с живых людей?
Но давить на Нестеренко было все равно что давить на мокрое мыло – он выскользнул, причем без всякого напряжения. Его голос и повадки ничуть не изменились. Он по-прежнему бы спокоен и расслаблен, будто бы вел разговор о карасях и бабочках, о флоре и фауне и тому подобных безобидных пустяках.
– Как-то глупо все это звучит, – сказал Нестеренко. – Зачем было устраивать такие глупости? Из-за денег? Но Тигран в деньгах не нуждался. Для кого тогда? О ком он хотел позаботиться?
– Тихий гений, – Кирилл сказал это и увидел на лице Нестеренко улыбку, но не ироничную, не насмешливую, а добродушно-снисходительную.
– Рукавишников в деньгах тем более не нуждался. Никогда. Просто они ему не были нужны. Ему это было неинтересно, как мне был неинтересен проект Тиграна.
– Но ведь был еще один ученик? Он появился после ссоры Тиграна с Рукавишниковым, и, может быть, он-то нуждался в деньгах, он-то не был таким отшельником...
– Ничего не могу сказать по этому поводу, – пожал плечами Нестеренко. – Этого нового ученика я в глаза не видел... Мои отношения с Тиграном испортились. Он меня больше к себе не звал, ну а я тоже не любитель соваться без приглашения.
– Но он успел вам сделать татуировку, – Лика не спрашивала, она утверждала. – Ведь так?
– Откуда вы знаете то, о чем я никому не говорил? – удивился Нестеренко.
– То есть татуировка присутствует? – уточнил Кирилл.
– Да, – просто сказал Нестеренко. – Это было во время второй или третьей моей встречи с Тиграном после его приезда. Мы крепко выпили, я уснул, а когда проснулся, то... Все уже было сделано. Он сказал, что это его подарок мне, талисман на будущее... Оказалось, что это лишь часть его проекта. Короче говоря, меня использовали. И это грустно.
– Не новая и не оригинальная история, – сказал Кирилл. – Так Тевосян обошелся со многими знакомыми и незнакомыми людьми. Такое впечатление, что иногда он просто брал людей с улицы, вел к себе домой, спаивал или давал покурить травы, после чего делал свои наколки. Чертов проект... Знаете, пока я не вижу в нем никакого другого смысла, кроме как желание заработать деньги на рисунках Тевосяна, сделанных на коже. И на вашем месте я бы вел себя поосторожнее, потому что раз о вашей татуировке догадались мы, то наверняка о ней догадается и убийца. А может, он не догадывается, а знает наверняка. Может, у него есть список, составленный Тевосяном.
– Осторожнее? – Нестеренко мягким и бесшумным движением поднялся со стула, подошел к окну и уставился в темный квадрат, в котором гнулись под ветром кроны деревьев. – Осторожнее, потому что ко мне могут прийти и содрать с меня эту татуировку... Сколько, вы говорите, уже погибло человек?
