Сергей Гайдуков - Мастер тату
"БМВ" чувствовал себя неуютно на белогорских неровных дорогах, которые ближе к окраинам приобретали вид трассы гонок на выживание. Хамакулов в этих местах не бывал сроду, так что нужную улицу отыскали только благодаря самоотверженным усилиям водителя. Дом Шароватова выглядел как настоящая деревенская изба, невесть как затесавшаяся среди "хрущевок". "БМВ" остановился и перегородил всю улицу, однако ни Хамакулова, ни его водителя, ни охранника это не волновало.
Дело есть дело.
Охранник взял пакет с деньгами, Хамакулов пригладил волосы, поправил галстук и выбрался из машины. Помимо двух запасных тысяч, он приготовил для старика еще один сюрприз – пять бутылок фирменной хамакуловской водки в кейсе. Пусть дед порадуется, погреется – в избе, должно быть, прохладно...
– Здорово, Петр Дмитриевич! – крикнул Хамакулов с порога. Дверь, само собой, не заперта, деревенская привычка Шароватова была Алишеру Харисовичу хорошо известна. Равно как и проблемы со слухом. Поэтому Хамакулов говорил громко, отчетливо: – Это я, Алик! Как и договаривались...
Хамакулов остановился. Рядом застыл охранник с пакетом денег в руках.
– Петр Дмитриевич? – Хамакулов недоуменно смотрел на молчаливого старика, который сидел в кресле, закутавшись в одеяло по самую шею и никак не реагируя на появление гостей. – Петр Дмитриевич, тебе плохо? Может, врача вызвать?
Шароватов едва заметно помотал головой.
– Ну а чего ж ты как неродной? – приободрился Хамакулов. – Мы вот денежек тебе привезли, как и договорились...
– Прости Христа ради, – просипел Шароватов.
– За что? – не понял Хамакулов. – За что прощать-то?
– Прости... – повторил Шароватов и закрыл глаза.
– Вот тебе и...
Хамакулов не договорил – он бросился назад, к дверям, потому что не хотел получить такую же черную дыру в груди, которую только что – абсолютно беззвучно – получил его охранник. Пожилому человеку с чемоданчиком пришлось стрелять Хамакулову в спину – к сожалению, потому что так можно было повредить татуировку.
Алишер Харисович ткнулся лицом в деревянный пол, судорожно царапнул его ногтями и затих. Пожилой человек удовлетворенно улыбнулся – удача наконец-то вернулась к нему. Шароватова он застрелил как положено – в голову, ведь старик никуда не бегал, сидел себе смирно и не создавал проблем.
После этого можно было раскрыть чемоданчик и приняться за работу. Отвлекся он лишь раз – когда в дом вошел обеспокоенный отсутствием шефа водитель. С этим было легко – ценности его кожа не представляла, можно было палить куда хочешь.
Он вышел из дома сорок минут спустя, не прячась, не торопясь исчезнуть с этой улицы. Обогнув "БМВ", он двинулся в сторону стоянки такси, чтобы еще успеть в клуб "Фрегат".
Он не собирался прятаться, он собирался поскорее закончить свои дела. ВСЕ свои дела.
Глава 23
Метель сделала свое белое дело, напугала и изумила горожан, а потом вдруг исчезла, оставив после себя холодный ветер в качестве временно исполняющего обязанности. Этот атмосферный беспредел совсем не напоминал о весне, хотелось попрочнее закрыть окна и двери, запереться и никуда не выходить. Это желание возникло у массы людей, совершенно не информированных о наличии в Белогорске целеустремленного маньяка, который одного за другим освежевывает друзей и знакомых покойного художника Тевосяна. Кирилл и Лика знали. Поэтому они с особым удовольствием забрались в квартиру Кирилла, стуча зубами и мечтая о шерстяной одежде, теплом чае и горячей ванне.
Лика, правда, еще мечтала о пистолете, чтобы иметь стопроцентную защиту от нападения, но Кирилл устало сказал ей:
– Угомонись. Если хочешь, я придвину к входной двери шкаф с книгами, тогда сюда точно никто не войдет. Правда, и мы уже не выйдем.
Тогда Лика согласилась в отсутствие пистолета довольствоваться ванной. Кирилл не возражал, просто немного обидно было услышать, как закрылась изнутри защелка. С горя Кирилл сел на телефон, так что когда согревшаяся Лика выбралась из ванной, Кирилл мог жизнерадостно отрапортовать:
– Меня только что послали. Причем с большим энтузиазмом. Товарищ Рукавишников не желает ни с кем общаться вообще и не хочет общаться по поводу Тевосяна в частности.
– А ты объяснил, что речь идет о жизни людей? И о его жизни, вероятно, тоже?
– Я начал объяснять, но у Рукавишникова не хватило терпения дослушать. Он бросил трубку.
– У нас ведь есть его адрес, – напомнила Лика. – Если он и дальше будет играть в молчанку, мы можем просто высадить ему дверь. То есть ты сможешь. Наверное.
– Ну да, – кивнул Кирилл. – А если дверь железная, то я вызову ОМОН. Скажу, что у Рукавишникова на квартире удерживают заложников, печатают фальшивые деньги и готовят государственный переворот.
– А тебя потом не взгреют на работе за вранье?
– Моя карьера находится в таком глубоком и темном месте, – вздохнул Кирилл, – что эта мелочь ей не повредит... Но все же ОМОН к Рукавишникову я бы вызвал – ведь это он самый близкий к Тевосяну человек. Из живых. Меня смущают рассказы Лагинской о новом ученике, каком-то мальчике-одуванчике...
– С мальчиком сплошные непонятки, а Рукавишников – живой человек с адресом и телефоном. Погоди, – Лика взяла бумажку, написанную Лагинской. – Это телефон Рукавишникова, а это?
– Не знаю. – Кирилл всмотрелся в клетчатый листок. – Я думал, это просто какая-то старая бумажка, и поверх Лагинская написала...
– Написала телефон Рукавишникова, а еще какого-то... Нестеренко.
– Очень мило с ее стороны, но только на фига она это сделала? И кто такой этот Нестеренко? Давай-ка я позвоню Лагинской...
– Подожди, – задумчиво проговорила Лика. – Мне кажется, в газете что-то мелькало... Нестеренко, Нестеренко... То ли это старый приятель Тиграна, то ли журналист, который про него писал... Я позвоню, – решительно сказала она. – Я позвоню ему и все узнаю.
Она и вправду позвонила, она и вправду узнала. Кирилл поморщился, глядя за окно, где погода продолжала беспредельничать. Мерзко становилось на душе от самой мысли, что можно покинуть теплую квартиру и вылезти на холод – однако все к этому шло.
– Он – школьный приятель Тиграна, – уверенно говорила Лика. – И он очень заинтересовался, стоило мне намекнуть про татуировки. Я думаю, стоит немедленно к нему поехать.
– Ты же говорила, что лучший вариант – это Рукавишников, он больше других знает?
– Рукавишников никуда не убежит. А если он не хочет ни с кем общаться, значит, и убийца вряд ли до него доберется. Стало быть, займемся Нестеренко, а потом...
– Потом будет ночь, – жалостно сказал Кирилл. – Холодно будет.
– Холодно – это в морге, – неожиданно серьезно и даже зло сказала Лика. – Хотя это же не тебе грозит. Это грозит мне. Может, поэтому мы немного по-разному ощущаем ситуацию?
Глава 24
Львов проснулся от звука глухих грохочущих ударов – словно он плыл на подводной лодке, а сверху кто-то швырял в него глубинными бомбами, но попасть не мог, лишь доставляя беспокойство барабанным перепонкам Львова. Не разлепляя век, Львов брыкнул ногой, намекая, чтобы от него отстали, однако бомбардировка продолжалась. Тогда он махнул рукой и пробормотал какое-то страшное ругательство. Злость от нарушения сладкого послеобеденного сна вскоре вышла за рамки, Львов решил встать и двинуть неугомонному шумопроизводителю по морде, но внезапно обнаружилось, что это невозможно: Львов был в кабинете один. Смутно вспомнилось, что он еще и закрылся изнутри. Стало быть, кто-то долбился в дверь снаружи. Львов, так и не открыв до конца глаз, на ощупь спустился с письменного стола, обулся, не завязывая шнурков, и проковылял до двери. Он отпер замок, выглянул в коридор и никого не обнаружил. А может быть, просто опять забыл открыть сонные глаза.
Во всяком случае, Львов снова выругался и повторил свои действия в обратном порядке – запер дверь, вернулся к столу, сбросил ботинки и залег на прежнее место, не слишком комфортное для сна, но обладающее одним важным достоинством – от него до работы было буквально рукой подать. Или ногой.
В следующий раз Львов проснулся часа через четыре. Он сел на столе, посмотрел в окно и едва не ополоумел – там мела метель. Львов даже спросонья решил, что переборщил со сном и прохрапел до зимы. Потом он рассмотрел среди белой поземки не по-зимнему одетых людей и облегченно вздохнул.
После визита в морг и общения с родственниками Мурзика Львову оставалось либо напиться, либо лечь спать. Он выбрал второе, тем более что потраченное на засаду возле винного магазина время требовалось компенсировать, то есть добросовестно отоспать это время. Львов блестяще решил эту задачу, помассировал шею, размял поясницу и как был, то есть без ботинок, уселся разбираться с бумажками.
Бумажки у него были какие-то странные, и Львов не сразу припомнил, как и чем связаны все эти имена, факты и обстоятельства.
