Йоаким Зандер - Пловец
Один из друзей дедушки присматривал за домом в отсутствие хозяев. У него был ключ. Так он и стал их убежищем. Вполне комфортным, если не обращать внимания на дизайн. Вопрос только насколько. У Клары не был сил об этом думать. О том, что случилось, и о том, что еще произойдет.
Ей хотелось только лежать на этом диване, греться в тепле от камина и чувствовать, как бабушка гладит ее по голове. В это мгновение у нее было все, о чем только можно было мечтать. За это мгновение можно было умереть.
Но все равно она не могла полностью расслабиться и отпустить тревожные мысли. В голове крутилась уйма вопросов, которые не давали Кларе покоя. Столько всего произошло за последнюю неделю. Ее жизнь кардинально изменилась. Измена, предательство, смерть. Тайны, в которые невозможно проникнуть. Гибель Махмуда. Клара просто не успела свыкнуться с мыслью, что его больше нет. Еще и этот американец.
Клара вздрогнула и открыла глаза. Приподняв голову с бабушкиных колен, она села на диване. Одеяло соскользнуло на пол.
– Бабушка, – сказала она.
Бабушка повернулась. В комнате царил полумрак. В свете камина ее светлая кожа словно сияла изнутри.
– Да, Клара, – ответила она.
– Американец, – начала Клара. – Почему вы поверили ему, когда он сказал, что знал маму? Потому что у него был медальон? Но ведь это мог быть кто угодно.
Бабушка ничего не сказала. Только грациозно, как кошка, поднялась с дивана и прошла по белым половицам к корзине с рождественскими кушаньями, которую привезла с собой. Нагнувшись, она достала из нее старый пожелтевший конверт.
Вернувшись на диван, она взяла одну руку Клары в свою, а в другую вложила конверт.
– Клара, – сказала она. – Дорогая Клара.
Бабушка набрала в грудь воздуха. Ей трудно об этом говорить, догадалась Клара. Она вынула руку из бабушкиной руки и открыла старый конверт. Внутри лежала один цветной снимок. На плотной блестящей бумаге, судя по всему, проявленный много лет назад и бережно хранимый с тех пор. Клара сглотнула.
Снимали против солнца. На снимке был балкон или терраса. В тени сидел мужчина. На руках у него был младенец, завернутый в светло-голубое вязаное одеяльце. Мужчина жмурился от яркого солнца. Одна рука поднята вверх, чтобы прикрыть лицо. Но фотограф оказался быстрее.
Густые черные волосы. Кожа оливкового цвета. Изогнутая верхняя губа, высокие скулы придавали ему одновременно чувственный и властный вид. На столе перед ним пепельница и красная пачка сигарет с написанным кириллицей названием. На заднем фоне ряды серых домов, кажущиеся прозрачными в ярком солнечном свете.
Не было никаких сомнений в том, что мужчина на снимке – американец в молодости. Это его Клара держала за руку, когда он умирал на острове от полученных ранений. Клара подняла глаза. Она не знала, что сказать.
– Переверни фото, – попросила бабушка.
Клара заколебалась. Она больше не была уверена, что хочет знать больше, что ее сердце выдержит эту правду. Но наконец она перевернула фотографию. Одна фраза, выведенная четким почерком: «Клара с папой, Дамаск, 25 июня 1980 года».
24 декабря 2013 года
Стокгольм
Габриэлла вышла из метро на станции Эстермальмсторг. В Стокгольм ее привез друг Буссе. Где-то звенели церковные колокола. В каждом окне – свечи Адвента, рождественские украшения, гирлянды. Улицы припорошены снегом. В столице было неожиданно тихо и спокойно. Город украшен к празднику. Не нужно ни от кого убегать, не нужно ни с кем сражаться, не нужно думать о смерти.
– Счастливого Рождества, – поприветствовал Габриэллу шофер такси, когда она села на заднее сиденье. Она и забыла, что сегодня Рождество. Кивнув, она назвала адрес.
Через десять минут такси подъехало к Юрсхольму. По дороге им встретились только семь машин и один автобус. Никогда Габриэлла не видела город таким пустынным. На часах было около семи утра.
Габриэлла заплатила и пробормотала: «Счастливого Рождества», – потому что у водителя был такой вид, словно он не выпустил бы ее из машины, не произнеси она эти магические слова.
Ночью улицы не чистили. Такси бесшумно отъехало, оставляя следы на белом снегу, и скрылось вдали. Пару дней назад вилла Вимана казалась ей зловещей. Сегодня же она была раздражающе уютной. Аккуратно подстриженные кусты покрыты шапкой из белого пушистого снега. Дорожка к двери тоже заметена снегом. Габриэлла открыла калитку, и снег осыпался ей на руки. Он был сухой и холодный.
Фасад был подсвечен, в окнах виднелись симметрично расставленные огни Адвента. Габриэлла была абсолютно спокойна и собранна. Она отмечала все детали, но постоянно держала в голове главную цель. Она должна осуществить задуманное. Других вариантов у них нет.
В окнах с одной стороны дома горел свет. Наверное, кухня и гостиная, решила Габриэлла. Снег поскрипывал под подошвами. Она поднялась по лестнице и позвонила в дверь. Через пару секунд дверь распахнулась. На пороге она увидела девочку лет пяти с длинными светлыми волосами. Одета она была в розовую ночную рубашку.
– Ты кто?
– Меня зовут Габриэлла, – ответила Габриэлла. – Твой… дедушка дома?
– Дедушка не одет, – пояснила девочка. Она не пыталась ни позвать взрослых, ни впустить Габриэллу в дом. – Ты знаешь, что сегодня Рождество? – спросила она.
– Да, но мне действительно нужно поговорить с твоим дедом.
– Я не сплю с пяти утра. Знаешь, откуда я это знаю? Потому что Юльтумте[27] положил часы в мой носок. Хочешь посмотреть?
Она протянула Габриэлле руку с красными пластмассовыми часиками.
– Мария? – раздался знакомый голос из глубины особняка. – Мария? Кто звонил в дверь?
– Это девушка с рыжими волосами, – ответила девочка.
В прихожей Габриэлла увидела мужчину, в котором с трудом узнала Вимана. Волосы у него были не прилизаны, как обычно, а растрепаны. Ее поразила седина в них. Вместо обычных модных очков в стальной оправе на нем были большие круглые старомодные очки в черепаховой оправе. И одет он был не в костюм от Дзенья, а в темно-красный банный халат с вышитой на грудном кармане золотой буквой В. Из-под халата торчат голые белые ноги.
– Габриэлла? – удивился Виман.
Он запустил пальцы в волосы в жалкой попытке придать им приличный вид.
– Сегодня же Рождество, черт возьми. Что ты тут делаешь?
Он сказал это, как обычно, надменным тоном человека, который повелевает, а люди подчиняются его приказам. Но при этом он явно боялся поднять на Габриэллу глаза. Руки его словно жили своей жизнью. Они то поднимались к волосам, то теребили пояс халата.
– Нам надо поговорить, – сказала Габриэлла. – Сейчас.
Виман вошел в библиотеку с чашками кофе и булочками с шафраном на подносе. Начинало светать. Габриэлла неподвижно сидела в кресле у камина. Из другого конца комнаты доносился шум телевизора. Утренние мультики.
– Итак, Габриэлла, – начал Виман. – Честно говоря, не могу сказать, что столь ранний визит в Рождество может способствовать карьере молодого юриста.
Тот же голос. Тот же покровительственный тон. Но теперь на Габриэллу это не произвело никакого впечатления. Она уже и не помнила, как это было – бояться его, одновременно страстно желая заслужить его похвалу. Теперь все это потеряло свое значение. Ее мир перевернулся с ног на голову. Белое стало черным. Теперь Габриэлле было на него плевать. Она медленно повернулась.
– Почему же? Хотя на самом деле мне плевать почему. Я не понимаю, как ты оказался способен на такое. Ты!
Виман спокойно поставил поднос на сервировочный столик у камина. Всего пару дней назад они сидели в этой же комнате у этого же камина. Казалось, прошла целая вечность.
– На что? – спросил он, садясь напротив Габриэллы. В его глазах светилось любопытство. – Какое же ужасное преступление я совершил?
Габриэлла напряглась. В его глазах не было чувства вины. Это не взгляд предателя.
– Только ты знал, что Клара возвращается в Швецию. Ты и я. И только ты знал, что она будет прятаться в районе Аркесунда.
Виман вопросительно поднял бровь и жестом пригласил Габриэллу угощаться.
– Что произошло? – спросил он, наклоняясь и глядя ей в глаза.
Впервые в его голосе прозвучала искренняя симпатия. Или это ей только показалось? Габриэлла ни в чем не была уверена. Виман слил информацию. Только он был в курсе. Но почему же тогда у нее такое чувство, что он не лжет?
– Клара вернулась вчера, – начала она спокойно. – Мы поехали в Аркесунд и потом в шхеры.
Начав рассказывать, она уже не могла остановиться. Словно ей нужно было выговориться, описать кому-то все, что с ней произошло. Она детально описала все события прошедших суток.
– Тебе стоило мне позвонить, – сказал Виман, когда она умолкла.
