Марк Биллингем - Погребённые заживо
Пересмотр решений об изменении меры пресечения проводился через шесть и пятнадцать часов после задержания и далее дважды в сутки. Тридцать минут назад, в 8 часов утра, Китсон и Бригсток во второй раз пересмотрели действующую меру пресечения Адриана Фаррелла. На этот раз Китсон сама с удовольствием сообщила ему новость: на тот случай, если решение будет не в ее пользу, она и старший инспектор будут ходатайствовать перед суперинтендантом о продлении срока задержания еще на шесть часов.
Умник-адвокат, который предпочитал имя Уилсон, был не слишком удивлен:
— И это на основании одной процедуры опознания, если я не ошибаюсь?
— Уверенного, без колебаний, опознания свидетеля, который заявил, что он видел, как мистер Фаррелл и еще двое 17 октября прошлого года убили Амина Латифа. Прошу прощения… если уж быть совсем точной, я должна сказать «убили мистера Латифа, предварительно подвергнув его жестокому надругательству». Хотя, как говорится, и одного убийства хватит с головой, вы согласны?
Уилсон начал что-то небрежно записывать, при этом неосознанно закрыл рукой верхнюю часть блокнота, как школьник, который пытается защитить свои ответы от списывания.
Китсон наблюдала за тем, как он писал, и думала о том, что это вполне может быть и список необходимых покупок — в любом случае, делал он это для своего клиента. Рядом с ней Энди Стоун застегивал пиджак. Стоуна пригласили сюда для количества, и, казалось, эта роль ему понравилась.
— Адриан, тебе не холодно? — спросил он.
В комнате для допросов было прохладно, что, возможно, было и к лучшему, потому что арестованного накануне вечером за нападение с ножом возле бара, которого допрашивали здесь перед этим, вырвало в углу. Будь в комнате жарко, вонь от смеси рвотных масс и хлорки стала бы наверняка невыносимой.
Судя по лицу Адриана Фаррелла, он и так задыхался от зловония.
Без школьной формы он выглядел совсем иначе. На нем были джинсы, красная футболка с капюшоном, на груди которой было написано «НЬЮ-ЙОРК». Светлые волосы спутались и загрязнились — подобная «прическа» была явно не свойственна их владельцу, а на лице, которое эти волосы обрамляли, отразились все признаки плохо проведенной ночи. А какими еще могут быть ночи, проведенные в камере? Он старался казаться скучающим и в меру раздраженным, но недосыпание явно сказалось на его способности продолжать игру. И если раньше Китсон бросала на него лишь быстрые взгляды, теперь она смотрела во все глаза, чтобы лучше разглядеть страх и темную, тихую ярость, которые залегли на его лице, подобно пене на поверхности стоячей воды.
— Я знаю, как поднять тебе настроение, — сказала она. — Углубимся немного в историю.
Заламинированный перечень прав заключенного был прикреплен к письменному столу. Фаррелл теребил его за уголок. Он поднял глаза, пожал плечами:
— Валяйте.
— История — твой любимый предмет, верно?
— Я же сказал: «Валяйте».
— Хорошо помнишь даты? Что произошло 28 февраля 1953 года?
Фаррелл кончиком пальца постучал по губе:
— Битва при Гастингсе?
— Может, попросим помощь зала? — предложила Китсон. — Мистер Уилсон?
Уилсон еще что-то накарябал в своем блокноте.
— Не думаю, что вы получите разрешение на продление задержания, если будете попусту терять оставшееся у вас время на глупые игры.
— Именно в этот день Фрэнсис Крик и Джеймс Уотсон определили структуру ДНК. — Китсон медленно изобразила пальцем восьмерку на крышке письменного стола. — Двойная спираль.
У Фаррелла был такой вид, как будто он искренне находит это смешным.
— Теперь буду знать, — сказал он.
— Держу пари, что теперь не забудешь. К концу дня будут получены предварительные результаты, и я уверена — они будут положительными.
На этот раз Китсон говорила о результатах тестов, проведенных с санкционированными образцами, взятыми накануне в участке. Фаррелл отказался сдавать образцы добровольно, поэтому Китсон — поскольку она имела право поступать так — взяла их без согласия задержанного. Когда дежурный офицер медицинской службы состриг несколько прядей волос (в это время Стоун и еще один детектив держали Фаррелла за руки), проявление его гнева было намного более бурным, чем то, что кипело внутри Адриана Фаррелла сейчас, пока его мурыжила Китсон.
Она не сводила глаз со своего собеседника, подливая масла в огонь:
— И тебе тоже известно, что они будут положительными, да?
— Мне много чего известно.
— Я не сомневалась.
— Я знаю, что вы не можете решить, с какого бока ко мне подступиться, чтобы получить то, что вы хотите. Я знаю, что вы либо читаете мне нотации, либо притворяетесь, что я на самом деле умный и совсем взрослый, но каждый раз, когда не можете решить, что вам выбрать, — просто сидите и от всей души ненавидите меня. — Он кивнул на Стоуна. — И я знаю, что у него просто руки чешутся перелезть через стол и добраться до меня.
Стоун в ответ смерил его взглядом, ясно говорящим, что он не собирается с этим спорить.
Китсон перехватила этот взгляд, подобно игроку в покер, распознавшему «наводку». Пыхтение Уилсона подсказало ей, что он примирился с тем, что, какими бы ни были его советы Фарреллу относительно линии поведения, мальчишка считает, что ему лучше знать, как себя вести. И доволен, что немаленький гонорар, который, вне всякого сомнения, платят ему родители этого клиента, будет получен без лишних усилий. Китсон повернулась к Фарреллу, убедившись, что его адвокат уже мечтает о будущих, еще более жирных гонорарах — тех, которые можно заработать, подавая апелляции против обвинительного заключения.
— Ты отсюда не выйдешь, — заявила она.
— Вы так уверены в себе, но мне до сих пор не предъявлено обвинение, разве нет?
— Кто были те двое, с которыми ты напал на Амина Латифа?
— Когда я что?
— Назови имена, Адриан.
— Сейчас вы скажете, что не можете ничего обещать, да? Но если я помогу следствию, вы посмотрите, как можно скостить мне наказание. Или вы просто попытаетесь воззвать к моей совести, потому что уверены, что она у меня есть и что где-то в глубине души я хочу поступить правильно.
— А что ты скажешь о Дамьене Герберте и Майкле Нельсоне, — поинтересовалась Китсон. — Может, поговорим о них? Держу пари, они бы сдали тебя за секунду.
Складывалось впечатление, что Фаррелл просто не слышит ее.
— Не там ли, где вы разбросали на столе несколько снимков мертвого парня?
Китсон взглянула на Уилсона, потом на Стоуна. Пауза была выдержана скорее не для эффекта, а для того, чтобы наполнить рот слюной, когда во рту внезапно пересохло. Адреналин взыграл в крови.
— А ты достаточно самоуверен, Адриан, — призналась она. — И достаточно обаятелен. Уверена, ты пользуешься небывалым успехом у молодых девушек и пожилых дам. Но никакого обаяния не хватит, чтобы склонить присяжных на свою сторону, если будут результаты опознания, показания свидетеля и положительный результат анализа ДНК.
— Это я самоуверен? Если хотите знать мое мнение, это вы делите шкуру неубитого медведя. Опознание вы провели спустя полгода после совершенного преступления. И продолжаете ссылаться на результаты анализа ДНК, как будто они уже у вас на руках.
Китсон не смогла сдержать улыбку, вспомнив о том, как Фаррелл ухмыльнулся ей, прежде чем плюнуть на тротуар. Стоун заерзал на своем стуле, подался вперед.
— Я сейчас расскажу тебе, у кого еще ты будешь пользоваться большим успехом, — предупредил он. — У парочки мальцов, с которыми тебя запрут в камере.
Уилсон неприязненно фыркнул.
— Вы шутите? — спросил он. Он поднял руку, извиняясь за то, что заявление Стоуна развеселило его. — Это последнее средство. Грязная тактика запугивания такого рода применяется лишь тогда, когда дело шито белыми нитками.
Он, довольный своим выступлением, посмотрел на Китсон.
— Это что, называется «подключение тяжелой артиллерии»?
— Я бы сказала, абсолютно адекватная мера, — ответила она, — принимая во внимание, что случилось с Амином Латифом.
Пузырек то ли страха, то ли ярости поднялся на поверхность и отразился на лице мальчишки. Он потянулся за блокнотом Уилсона, вырвал страницу и ткнул пальцем в строчку, ранее написанную адвокатом.
— Мой клиент недоволен тем, что у него отобрали его собственность.
— Мои кроссовки.
— Их изъяли для экспертизы, — ответила Китсон. Хотя на месте убийства Латифа не было обнаружено отпечатков обуви, тем не менее такова была стандартная практика. — Это обычная процедура.
Фаррелл отодвинулся на стуле от стола и вытянул ноги.
— Это, блин, просто смешно, — указал он на ноги, обутые в черные, легкие парусиновые туфли на резиновой подошве, которые выдаются заключенным. — Они даже не моего размера.
