Родриго Кортес - Пациентка
«Там его и нашел кто-то из подручных Висенте, — решила она. — А теперь этот ублюдок и для других работу делает, и сам удовольствие получает».
Вывод был невеселый, потому что, если это так, ни на кого, кроме себя, Нэнси рассчитывать не приходилось.
***С той самой секунды, как Бергман решил выступить против семейства Маньяни, он мог рассчитывать только на себя. И первым делом он отправил к родне в Тусон свою Маргарет.
— Мне это не нравится, Теодор, — тревожно заглянула она ему в глаза.
— Мне тоже многое не нравится, Марго, — отвел он глаза в сторону.
— Тогда, может, не будешь во все это ввязываться? — с надеждой попросила она.
— О чем ты, Марго? — через силу улыбнулся Бергман. — Ничего такого ужасного и не будет. Просто мне так будет проще. И помни, едешь через Оклахома-Сити и Денвер. С пересадками. И ни в коем случае не напрямую.
Маргарет только покачала головой. Она знала, что если Тедди что-то для себя решил, будет упираться до конца.
Так оно и было. Едва Бергман ее проводил, он тут же засел за бумаги, приводя в порядок дела так тщательно, словно перед ним стояла задача квалифицированно, с учетом мельчайших деталей ритуального регламента, приготовиться к собственным похоронам.
Он сразу прикинул, кому придется передавать дела, когда его отстранят, подписал все до единой отложенные по занятости бумаги, отправил в Хьюстон давно ждущих своей очереди восемь наградных рапортов на своих офицеров и только тогда перешел к последнему, самому пухлому и самому безнадежному своему делу, делу «Библейского потрошителя», беспардонно разрезанному фэбээровцами на две части: важную — себе и неважную — Бергману.
Разумеется, фэбээровцам, все еще ведущим свое тайное вялотекущее «следствие», целиком отошли все документы, касающиеся убийства мэра города и тележурналиста Марвина Гесселя, поджога школы, и весь пакет бумаг по «антиитальянским акциям». Так что Бергману осталось совсем немного — два дела об убийстве колумбийских сутенеров, ну и еще всякая мелочь, где так или иначе замешан неведомый маньяк.
Начальник полиции принялся наново просматривать рапорты и данные множества экспертиз, протоколы допросов случайных свидетелей, а потом вдруг подумал, что он совершенно напрасно игнорировал пусть и безграмотно составленный, пусть и не имеющий почти никакой доказательной и юридической силы, но все-таки колоссальный материал, доставленный в полицию бойскаутами. Нет, офицеры с этими докладными работали, но сам-то он в них не заглянул!
Бергман недовольно крякнул, вызвал секретаря и затребовал все, что у них есть от бойскаутов. Выбрал из огромной стопки первую же папку, открыл и заинтересованно хмыкнул. Некий Том Уиллсон из четвертого отряда сообщал о поселившемся при храме Святой Троицы бродяге, сильно похожем на фоторобот объявленного в розыск маньяка.
Начальник полиции прекрасно помнил этот случай, бедолагу тогда едва не убили.
«Стоп! — осадил он сам себя. — Но его хоть проверили?»
— Шеридан! — позвал он и постучал кулаком по стенке. — Зайди ко мне.
— Да, сэр, — словно чертик из табакерки, буквально через две секунды объявился перед ним лейтенант.
— Вот, держи, — сунул ему в руки папку Бергман. — Просмотри наши бумаги. Была там идентификация личности или нет?
Шеридан глянул в рапорт и нахмурился.
— Я помню этот случай, — после секундной заминки произнес он. — Не было никакой идентификации; вы распорядились всех наших на облаву отослать.
Бергман застонал. Теперь он и сам ясно это вспомнил. Как всегда, Висенте надавил на полицию, и все копы, как придурочные, кинулись «дезинфицировать» очередной колумбийский притон.
— Тогда проверь его, пожалуйста, лично, Шеридан, — тихо попросил он. — А то мне что-то неспокойно.
Лейтенант кивнул, и Бергман прикрыл за ним дверь и подошел к сейфу. Повернул и установил цифровой код, сунул в скважину толстенный ключ и с усилием потянул тяжелую дверцу на себя. Секунду постоял и вытащил завернутый в промасленную бумагу пакет.
Здесь было все, что он сумел собрать на Висенте Маньяни и его семейку, но — бог мой! — как же ему не хотелось пускать все это в дело!
— А надо… — усмехнулся он, сунул пакет под мышку и закрыл сейф. — И никуда ты, Тедди, не денешься.
— Это точно! — весело раздалось от двери, и Бергман опешил и медленно развернулся.
В проеме стоял Джон Мак-Артур.
— А ты что здесь делаешь? — оторопел Бергман.
— По твою душу, Тедди, — ощерился Мак-Артур и повернулся в сторону приемной. — Заходите, ребята. Он здесь.
В кабинет ввалились четверо в штатском, и Бергман прикусил губу и принялся заново открывать сейф. Он уже чуял, что дело пахнет неприятностями.
— Все-все, Тедди, это теперь не твое, — рассмеялся Мак-Артур и стремительно подошел к сейфу. — И ключик, пожалуйста, отдай.
— А ну-ка, объяснись, — прищурился Бергман.
— Вот эти ребята — служба собственной безопасности, Тедди, — ткнув пальцем в штатских, еще жизнерадостнее разулыбался Мак-Артур. — Они за тобой давно-о наблюдают. А я буду тебя временно замещать. Все, отлетался, голубь ты мой престарелый… Кстати, что это у тебя?
Мак-Артур потянулся к лежащему на столе завернутому в промасленную бумагу пакету, но Бергман перехватил его за ворот и рывком подтянул к себе. И сразу же все четверо в штатском подлетели к ним со всех сторон, и Бергмана начали медленно, но верно отжимать к стене.
— Полегче, старик… — выдохнул Мак-Артур. — Не забывай, что ты отстранен.
Бергмана оттеснили и, удерживая за руки, прижали к стене. А Мак-Артур медленно, с явным наслаждением развернул пакет, внимательно просмотрел парочку лежащих сверху бумаг и мерзко улыбнулся.
— А это я забираю себе. Тебе ведь они все равно не понадобятся.
И Бергман вдруг остро пожалел, что не умер на пять минут раньше.
***Нэнси думала над логикой «Библейского потрошителя» несколько дней. Странным образом он действительно словно следовал за ней, но вот цели у них определенно отличались.
Она вытащила из кухонного шкафчика все полученные за последние два-три месяца газеты и начала аккуратно вырезать все, что касалось криминальной хроники, а затем разложила вырезки по датам и даже присвистнула от удивления. Она словно увидела саму себя, но со стороны и отраженной в странном кривом зеркале.
Как и она, потрошитель определенно думал и развивался. Как и она, он почти каждой своей акцией хотел что-то сказать. И, как и ей, ему не нужны были половинчатые решения; этот потрошитель хотел всего и сразу.
Нэнси тряхнула головой и начала вновь перебирать вырезки: проститутки, официантка, сутенеры, торговец искусственными членами, затем журналист, потом вдруг сразу мэр… этот недоносок определенно двигался снизу вверх, почти каждый раз выбирая все более высоко стоящую на социальной лестнице жертву.
«Но что ему нужно на самом деле? Неужели то же, что и мне? Ведь он, подлец, почти след в след идет!»
Нэнси отодвинула вырезки и ушла в себя. Собственно, она хотела лишь одного: каждый раз, едва страх лишь появляется на горизонте, остановиться и посмотреть ему в лицо. Каким бы он ни был.
Для Нэнси действительно годилось все. Страх физической расправы и страх, что с тобой поступят плохо или стыдно. Страх того, что другие раскроют твой проступок, и страх самого совершения этого проступка. Страх остаться на всю жизнь виноватой и страх быть униженной при всех. Страх остаться позади всех и страх быть брошенной да так и остаться не нужной никому…
Ей и впрямь годилось все, даже простое ожидание большой беды и многослойное опасение перед тем, как сделать что-то серьезное, с далеко идущими последствиями. Она пыталась заглянуть в глаза каждому своему страху — от маленьких до самых больших. Только поэтому и выходило так, что она все это время потихоньку двигалась вверх… как и он.
Но вот что нужно ему? А главное, кто станет следующим?
***За день до назначенного мэром торжественного вручения денежных чеков вдовам войны во Вьетнаме Салли опробовал устроенный в туалете тайник в последний раз. Забрался внутрь, притянул полированный щит за привинченную изнутри рукоять и затаился.
Сидеть здесь оказалось несколько неудобно — затекали ноги, но вполне возможно. А главное, он прекрасно слышал все, что происходит снаружи, — шум воды, голоса двух зашедших на три минуты электриков и даже щелчок выключателя.
Салли удовлетворенно хмыкнул, дождался, когда электрики выйдут, и покинул свое убежище. Поставил щит на место и торопливо отправился обратно в приход. Ему еще нужно было прибрать территорию вокруг храма, а рано утром, часа в четыре, он снова придет в летний театр и уж тогда засядет в своем убежище до самого конца.
Он стремительно прошел через весь город, обошел храмовую ограду и скользнул через заднюю калитку в большой и тенистый церковный парк. Сразу же прошел в кладовую, взял метлу, ведро и скребок, не мешкая, начал прибирать узкие, посыпанные крупным песком дорожки, когда вдруг услышал до боли знакомый голос.
