Филипп Ванденберг - Восьмой грех
— Да, вероятно, эти цветы действительно от государственного секретаря Гонзаги. Но разве такое может быть?
— Почему нет, вы же знаете государственного секретаря лично?
— В общем-то, пет… Это было лишь мимолетное знакомство. Нет, я его совсем не знаю.
— Должно быть, он отвратительный человек, жестокий, если речь идет об интересах курии.
— Да, вы правы.
— Значит, Филиппо Гонзага все-таки вам знаком.
Синьора бросила взгляд на букет, который она положила на старое потертое кресло.
— Конечно, я знаю Гонзагу, — вдруг сказала она, — я его знаю даже слишком хорошо! — Едва Феллини произнесла эти слова, как сама испугалась своей болтливости. — Ах, забудьте! — воскликнула она. — Я слишком много говорю. Мне не хотелось бы нагружать вас своими проблемами.
— Проблемами? Простите меня, синьора, вы живете в роскошной квартире, в лучшем районе Рима. Я действительно вам завидую! Из вашего окна открывается прекрасный вид на Энгельсбург и Ватикан! И вы говорите о каких-то проблемах? Кстати, меня зовут Маргарита Моргутта. — Катерина протянула хозяйке руку.
— Красивое имя. — Синьора Феллини ответила вялым рукопожатием.
— Я тоже так считаю, — сказала Катерина, а сама подумала: «Принимая во внимание тот факт, что имя придумано на скорую руку, звучит оно действительно неплохо».
— Вам, наверное, трудно будет поверить, но вид Ватикана скорее угнетает меня, чем приносит радость. — Феллини нахмурилась.
— Честно говоря, при всем желании я не могу согласиться с вашими словами. Собор Святого Петра — один из самых известных и самых величественных во всей Италии, — возразила гостья.
— Возможно, вы правы, — ответила синьора Феллини, — но это еще не значит, что дела за этими стенами творятся такие же величественные. Вы не хотите глоточек?
Не дожидаясь ответа, Феллини подошла к столику, на котором стояла бутылка красного вина, взяла бокал и налила чуть ли не до краев. Феллини подала Катерине бокал с поразительной уверенностью и предложила присесть на затертый диван.
— Я всего чуть-чуть, — извинилась Катерина и пригубила вино из переполненного бокала. Потом она села на диван и с удовольствием смотрела на то, как синьора сделала три больших глотка из своего бокала, тоже до краев наполненного.
— Вы сомневаетесь в порядочности мужей из Римской курии? — откровенно спросила Катерина.
Феллини сделала жест рукой, будто хотела сказать: «Ах, если бы вы только знали!»
У Катерины в голове проносились разные мысли. Как разговорить синьору Феллини? Без особых усилий (видно, она пришла в подходящий момент) ей, похоже, удалось завоевать доверие хозяйки. Теперь главное — не сказать чего-нибудь лишнего. Или же все будет напрасно. Катерина просто дрожала от волнения, но внешне оставалась спокойной. Сделав вид, что пьет вино, она сочувствующе произнесла:
— Вам, должно быть, пришлось через многое пройти, синьора!
Феллини потупила взгляд и поджала губы.
— Мне бы не хотелось вспоминать об этом, — горько сказала она.
— Я не смею настаивать, синьора, — ответила Катерина и поднялась, будто хотела уйти.
— Пожалуйста, останьтесь! — попросила Феллини. Она еще раз хорошо приложилась к бокалу, а затем посмотрела на букет в кресле.
Как львица, которая подкрадывается к добыче, женщина подошла к креслу, схватила букет и с размаху хлестнула чашечками цветов о стол, так что лепестки разлетелись по всей комнате.
— Пусть Гонзага засунет эти цветы себе в зад! — закричала она в ярости и стала бить букетом по креслу, пока у нее в руках не остались одни стебли.
Катерина растерянно смотрела на нее. Волосы Феллини растрепались, по щекам потекла черная тушь, халат наполовину распахнулся. Однако истеричку не беспокоил ее внешний вид. Она взяла бокал и заглянула в него, как в зеркало. Потом допила вино и с размаху разбила его о стол.
Слегка переборщила, — сказала она, не глядя на гостью.
— Ну, если вам от этого лучше… — с пониманием произнесла Катерина, — такой приступ гнева очищает душу.
Синьора вытерла лицо рукавом халата. Но вид у нее от этого не улучшился, скорее наоборот.
— Вы ненавидите Гонзагу, — осторожно заметила Катерина.
Феллини подошла к окну и посмотрела в темноту. В ленивых водах Тибра отражался свет фонарей, стоявших на противоположном берегу.
— Гонзага — дьявол, — пробормотала она, — поверьте мне.
— Но разве не он подарил вам теперешнюю жизнь?
— Да это не протест. — Она повернулась к Катерине. Ее измученные глаза и уставшее лицо пугали. — Когда я работала на Виа Горa, я была намного счастливее. Здесь я ощущаю себя одинокой, никому не нужной. Сижу, словно в золотой клетке. Мне нельзя поддерживать связь с моей прошлой жизнью, к тому же я не должна никому ничего говорить. Один только разговор с вами повергает меня в панику. Мне строго-настрого запретили общаться с кем бы то ни было и рассказывать о недавних событиях, которые произошли на Виа Гора.
Катерина едва заметно покачала головой. Какие мрачные тайны скрывает эта женщина?
— Иногда, — продолжала Феллини, — я даже вижу призраков. Мне кажется, что за мной следят, когда я иду по городу и петляю, как трусливый заяц. Меня это доводит до сумасшествия. К тому же я знаю, что мои опасения небеспочвенны. Казалось, у нее вот-вот сорвется голос, когда она резко закричала: — Я боюсь, боюсь, боюсь!
Синьора тяжело опустилась в кресло и уставилась перед собой.
— Может, меня это не касается, — заметила Катерина, чтобы разрядить обстановку, — но за вашим страхом стоит Гонзага, не правда ли?
— Добропорядочный муж, кардинал курии Филиппо Гонзага! — Синьора цинично ухмыльнулась. — Ни один человек мне не поверит, если я обращусь к общественности.
«Черт побери, ну говори уже!» — хотелось крикнуть Катерине, но она сдержалась и сказала:
— Вам нужно съездить в отпуск на пару дней! На Сицилии в это время года тепло.
— Отпуск! Будучи простой консьержкой, я не могла позволить себе отпуск. Кто исполнял бы мои обязанности? А сегодня, когда ничто мне не мешает отправиться на отдых и у меня есть масса свободного времени, я не могу этого сделать. Мне запрещено покидать Рим. Тогда бы я вышла из-под контроля Гонзаги.
— И вы никогда не пытались бежать из вашей комфортабельной тюрьмы?
Синьора всплеснула руками.
— Вы недооцениваете власть Гонзаги! Я бы далеко не убежала. У него везде свои люди.
— А какие вообще у вас отношения с государственным секретарем Гонзагой? — осторожно поинтересовалась Катерина.
— Ха, что вы обо мне думаете? — возмутилась синьора Феллини. — Неужели вы решили, что между мной и этим лысым чудовищем что-то было? Слава богу, нет. Понятное дело, у кардинала есть свои потребности, независимо от того, принимал он целибат или нет. Но наверняка он смог бы найти кого-нибудь поинтереснее консьержки, лучшие годы которой уже позади.
— Извините, я не подумала, — немного смутившись, произнесла Катерина. — Я не хотела вас обидеть.
— Ну хорошо, хорошо. — Язык синьоры все больше заплетался, и Катерина с трудом поняла, когда Феллини сказала: — У консьержек свои обязанности, знаете ли. Иногда они не всем по душе. У меня ведь не из любопытства целый день дверь открыта… И я не просто так смотрю, кто входит и выходит. Конечно же, мне запомнился одетый в серо-черное мужчина, лысый. Он регулярно приходил по воскресеньям, и за ним тянулся едкий шлейф парфюма. Он проходил мимо меня с высоко поднятой головой, совершенно не обращая внимания на какую-то там консьержку. Так делает старая римская аристократия. Даже когда я высовывала голову в дверь, он никогда не видел меня, а о «Buona sera, signora» я уж и не говорю. Нет, он не обладал манерами, хотя выглядел очень солидно и излучал определенную независимость. Для меня с самого начала было ясно, что этот лысый — какой-то священник. А о том, что он кардинал и даже государственный секретарь, я узнала только потом, после тех ужасных событий.
Катерина сделала вид, будто ей ничего не известно:
— И что же привело кардинала к вам на Виа Гора? — спросила она.
Синьора вылила остатки вина в бокал, сделала глоток и, усмехнувшись, продолжила:
— На пятом этаже дома, за который я отвечала, жила одна милая дама. Не то, что вы подумали, синьорина, а просто настоящая дама! Она была то ли из Швеции, то ли из Германии, в общем, откуда-то с севера. Мне казалось, что она человек с высшим образованием, но на какие средства существует, я не знала. Да она и не подходила для работы. Ее звали Аммер.
Дрожащими руками Катерина взяла свой все еще полный бокал. Ем было трудно побороть волнение.
И именно к этой женщине приходил кардинал? Как интересно. — Катерина сделала вид, что ее весьма впечатлило услышанное.
— Кардинал приходил регулярно, как дьяк в церковь.