Деон Мейер - Остаться в живых
Она перечитала первое предложение. Неплохо. Но не совсем то, что надо. Такую же информацию дадут и «Бургер», и радио, и телевидение. А к завтрашнему утру беглеца, возможно, уже арестуют. Она поместила курсор в конец абзаца, стерла его и начала писать заново.
«Вчера начался новый акт драмы с участием беглого мотоциклиста Тобелы Мпайипели, который отмечен загадочным исчезновением его гражданской жены Мириам Нзулулвази».
Вот по-настоящему сенсационная новость!
«Власти, включая пресс-службу ЮАПС и министерство по делам разведки, решительно отрицают тот факт, что миссис Нзулулвази арестована. Однако работники филиала банка „Абса“ на Херенграхт, в котором работает Мириам Нзулулвази, подтвердили, что вчера ее арестовали агенты неустановленной спецслужбы.
В ответ на вопрос, правдивы ли упорные слухи о том, что Мпайипели засекли с вертолета в Свободном государстве, неподалеку от городка Петрюсбург, представители военных дают один ответ: „Без комментариев“».
«Так-то лучше, — подумала она. — Убью двух птиц одним камнем».
— Аллисон…
Она подняла голову. Рядом с ней стоял чернокожий сотрудник.
— У меня кое-что для тебя есть.
— Выкладывай!
— Ребенок… Я его, кажется, нашел.
— Правда?!
— Служащая детского центра в Гугулету говорит, что он постоянно бывает у них. Но сегодня мать не пришла за ним.
— Черт!
— Вместо матери за мальчиком явился какой-то представитель власти. — Сотрудник заглянул в свои записи. — Сказал, что его фамилия Радебе; он показал ей удостоверение, сказал, что произошел несчастный случай и он забирает ребенка и позаботится о нем.
— О господи! Он не сказал, где работает? И куда отвезет ребенка?
— Она уверяет, что на его удостоверении было написано, что он является сотрудником министерства обороны.
— И она отпустила с ним мальчика?
— Он оставался последний.
— Последний?
— Остальных детей уже разобрали. По-моему, ей просто хотелось уйти домой.
Винсент Радебе не мог сказать мальчику, что его мама умерла. Он не знал, как это сказать.
— Маме пришлось задержаться на работе, — вот и все, что он сумел придумать, когда они сели в машину. — Она попросила меня присмотреть за тобой.
— Вы с ней работаете?
— Да, можно и так сказать.
— Вы знаете Тобелу?
— Да, знаю.
— Тобела куда-то уехал, и это наш секрет.
— Угу.
— И я никому не скажу.
— Вот и хорошо.
— Завтра он вернется.
— Да, завтра он вернется, — сказал Радебе.
Они ехали к нему домой, в Грин-Пойнт. Чувство вины не отпускало его. Он кое-как справился с собой только в закусочной «Макдоналдс» напротив стадиона. Пакамиле набросился на бигмак. Радебе спросил:
— У тебя есть другие родственники здесь, в Кейптауне?
— Нет, — ответил мальчик. Лоб у него был в томатном соусе. Радебе взял салфетку и вытер ему лоб.
— Никого?
— Бабушка жила в Порт-Элизабет, но она умерла.
— А дяди или тети у тебя есть?
— Нет. Только Тобела и мама. Тобела говорит, в Порт-Элизабет есть дельфины. Он собирается показать их нам в конце года.
— Вот как…
— Я знаю, где находится Лусака. А вы?
— Знаю.
— Тобела мне показывал. В атласе. Тобела — самый умный на свете!
32
Официально должность Люка Пауэлла называлась «атташе американского консульства в Кейптауне по экономическим вопросам».
Но его настоящая работа, как было известно всем в разведывательном сообществе, имела мало общего с экономикой. По-настоящему он находился в ранге старшего специального агента ЦРУ по Южной Африке, и подведомственный ему регион включал все территории к югу от Сахары.
В политкорректной Америке Люк Пауэлл считался «афроамериканцем». Он был общительный и веселый толстяк с круглым добродушным лицом; к огромной досаде дочери-подростка, он носил большие очки в золотой оправе, вышедшие из моды лет десять назад. Люк Пауэлл был уже немолод; виски его посеребрила седина. В его речи явственно проскальзывал акцент уроженца Миссисипи.
— Мне стейк с сыром, хорошо прожаренный, и френч-фрайз.
Официант недоуменно наморщил лоб. С каждым годом они становятся все моложе, подумала Янина Менц. И тупее.
— Жареную картошку, — перевела она.
— Вам — жареную картошку? — не понял официант.
— Нет. Мне — апельсиновый сок. А вот он хочет стейк с сыром и жареную картошку. Американцы называют жареную картошку картошкой по-французски.
— Совершенно верно, — весело кивнул Люк Пауэлл, широко улыбаясь молодому парню, сбитому с толка.
— А-а… — промямлил официант, делал пометки в блокноте.
— Кстати, картошку по-французски придумали не во Франции, а в Америке, — не без гордости добавил Пауэлл.
— Ясно, — кивнул официант.
— Мне салат, пожалуйста, — сказал директор.
— Ясно, — с облегчением повторил официант, захлопывая блокнот. Он еще немного постоял возле их столика, но, поскольку больше никто ничего не сказал, он ушел.
— Ну, как вы? — спросил Люк Пауэлл, широко улыбаясь.
— Неплохо для развивающейся страны третьего мира, — ответила Янина. Она открыла сумочку, достала оттуда фотографию и передала ее Пауэллу. — Мистер Пауэлл, приступим прямо к делу.
— Прошу вас, — поморщился он, — зовите меня Люком.
Американец взял черно-белое фото. Он увидел на снимке парадную дверь американского консульства и легко узнаваемое лицо Джонни Клейнтьеса, выходящего из здания.
— Ах! — воскликнул он.
— В самом деле ах, — кивнула Янина.
Пауэлл снял очки в золотой оправе и постучал ими по снимку.
— Возможно, у нас с вами общий интерес?
— Возможно, — негромко согласился директор.
А он сильный игрок, подумала Янина Менц. Американец перестроился молниеносно, сохранив при этом совершенно невозмутимое, «покерное» лицо.
«Невинный шестилетний мальчик из Гугулету стал заложником в объявленной охоте на Тобелу Мпайипели, которого разыскивают и разведчики, и военные, и полиция».
— Не преувеличивай, — сказал редактор отдела новостей, нервно прохаживаясь за спиной Аллисон. Пора было сдавать статью в набор.
«Человек, представившийся сотрудником министерства обороны, вчера вечером забрал Пакамиле Нзулулвази из дневного детского центра. Пакамиле — сын гражданской жены Мпайипели, Мириам Нзулулвази, которая тоже загадочным образом исчезла из отделения банка „Абса“ на Херенграхт».
— Не преувеличивай, — повторил редактор, и Аллисон захотелось, чтобы он наконец умолк и дал ей сосредоточиться.
— Что случилось в Лусаке? — спросила Янина Менц.
Люк Пауэлл посмотрел на нее, а потом на директора. Затем снова надел очки.
Что за странная игра, подумала Янина Менц. Он знает, что они знают, а они знают, что он знает, что они знают.
— Мы до сих пор пытаемся это выяснить, — сказал Пауэлл.
— Значит, вас кинули?
На добром лице Люка Пауэлла не отразилось ничего, хотя он кипел от негодования. Ему, представителю сверхдержавы, было неприятно терпеть унижение из-за срыва маленькой африканской эскапады. Но Люк Пауэлл был прежде всего профессионалом.
— Да, — ровным тоном произнес он, — нас кинули.
Четверо солдат, пилот и второй пилот сидели кружком на траве и болтали.
Тобеле Мпайипели стало полегче, потому что теперь они были на более безопасном расстоянии. Он слышал их голоса, но слов не разбирал. Судя по периодическим взрывам хохота, ребята травят анекдоты. Иногда до него доносился треск рации. Тогда гогот на время стихал.
После пережитого волнения ему было не по себе. Хорошо, что сейчас можно время от времени шевелить руками и ногами, хорошо, что можно убрать острые камни и раздвинуть перед лицом траву.
Зато появился новый повод для беспокойства: сколько еще ждать?
Очевидно, солдаты дожидались сигнала. Тобела понимал, что сигнал дадут, если обнаружат его. Проблема в том, что, пока он лежит здесь, под мостом, тревогу не объявят. Значит, они проторчат здесь всю ночь.
Уходят драгоценные часы. Он мог бы сейчас мчаться к Лусаке. Конечно, не все потеряно, время еще есть. Но проблемы возможны. Паспорт у него есть, а вот документов на мотоцикл нет. Правда, в Африке этот вопрос можно решить по-другому: сунуть в паспорт несколько сторандовых купюр и понадеяться на авось, нужно только присмотреться, выбрать место и время. И нужного человека. Даже в Африке иногда можно нарваться на честного таможенника. Риск всегда существует. Лучше найти дыру в пограничной ограде или прорезать ее и спокойно ехать дальше. На его пути будет река Замбези, которую не так просто пересечь.