Вячеслав Хватов - Охота на Сталина
В состав контрреволюционной троцкистской террористической группы военных работников входили: ответственный работник НКО Чернявский М. К., слушатели Военно-химической академии Козырев В. И., Иванов Ф. Г, и инженер ЦАГИ Новожилов М. И
Руководящая роль в этой группе принадлежала Чернявскому, который установил во время заграничной командировки связь с зарубежной троцкистской организацией, получил от нее задание подготовить и совершить террористический акт против Сталина. Непосредственными исполнителями террористического акта намечались Иванов и Новожилов. Связь этой группы с контрреволюционной группой комендатуры Кремля поддерживалась через Козырева, который неоднократно встречался с Дорошиным.
В состав контрреволюционной террористической белогвардейской группы входили бывшие белогвардейцы: заведующий секретариатом исполкома Коминтерна Синани-Скалов Г. Б., редактор-консультант газеты «За индустриализацию» Гардин-Гейер А. А., художник «Рекламфильма» Воронов Л. А., старший инженер товарищества «Маштехпроект». Сидоров А. И. и его жена, она же сестра Синани-Скалова — корректор журнала «Литературное наследство» Надежда Скалова.
Руководителем этой группы был Синани-Скалову, который держал связь с активными деятелями зиновьевско-каменевской подпольной контрреволюционной организации Мадьяром, Богданом и Бакаевым.»
— Я вам дам прослушать аудиозапись по этой группе. Там один мой знакомый генерал-майор КГБ, в свое время бывший заместителем начальника 9-го управления, любопытные вещи говорит. Так что не только у вас есть люди в органах, — Рутковский блеснул очками и перевернул страницу.
«Непосредственная связь белогвардейской группы с контрреволюционной террористической группой служащих правительственной библиотеки поддерживалась через Муханову.»
Бенедиктинский отложил папку, а Рутковский тут же подсунул ему другую.
— В пятьдесят седьмом году Главная военная прокуратура провела дополнительное расследование «кремлевского дела» или, как его еще называли» «дела библиотекарей».
Следователи выяснили, что только шестеро из тридцати осужденных признали свою вину в подготовке покушения. Это: брат и племянник Каменева, Муханова, Чернявский, Синани-Скалов и Гардин-Гейер. Остальные свою вину отрицали. Но ведь и осуждены они были, как мы уже выяснили, совсем не за покушение и не строго. Вот их показания.
Бенедиктинский пробежался глазами по излияниям арестантов. Типичный лепет до смерти перепуганных чиновников. Нарыть что-либо будет сложно.
— Как вы думаете, может НКВД состряпало это дело по прямому приказу Сталина? — пошел вабанк Алексей. Он думал, что заскорузлый сталинист сейчас закричит на него, затопает ногами и выгонит к чертовой бабушке, но этого не произошло.
— Да что вы! — Рутковский махнул рукой. — Я давно изучаю это дело и съел на нем не одну собаку. Сталина действительно собирались убить. Троцкистское и белогвардейское подполье, направляемое английской разведкой, искало стежки-дорожки в Кремль, Выходило на нужных людей. А кто в такой ситуации нужен? Как обычно мелкая незаметная сошка, маленький человечек. Прощупывали весь технический персонал: библиотекарш, телефонисток, парикмахерш, костюмеров, садовников, уборщиц. Такие люди, зачастую, сами стремятся быть как можно ближе к власть предержащим, а потом ходят с задранным носом и треплют языком. Опытному резиденту разговорить таких людей ничего не стоит. И вот вам, пожалуйста: в резидентуре помимо подробного досье на всех обитателей Кремля есть план всех без исключения помещений, расположение постов охраны, маршруты движения, Сталина в том числе, распорядке дня жертвы. Тем более у такой обслуги, которую подобрал тогдашний секретарь ЦИК Енукидзе не составляло особого труда. Недаром его исключили из партии с редчайшей для лиц его уровня формулировкой: за бытовое разложение. Кого он только не приводил в Кремль! Были там и наркоманки, и алкоголички, и лица с нетрадиционной сексуальной ориентацией… Оргии устраивали, чуть ли не ежедневно. Такие работники — идеальный материал для вербовки. Их и использовали.
Вот вы посмотрите, все факты подготовки покушения на лицо, а основными доказательствами невиновности осужденных служат их заявления о невиновности и то, что на них давили, им угрожали. Ну скажите, вот в наше время такие заявления, скажем, пойманного с поличным квартирного вора, будут основанием для его освобождения?
Алексей достал сигарету, покрутил ее между пальцев и убрал обратно в пачку.
Бенедиктинский крутил баранку и нервно кусал губы. По дороге домой он так и не решил, что ему делать дальше. Вываливать в сеть сырой шаблонный текст, чтобы народ пообсуждал и сам подкинул кое какие идеи, или поискать компромат на Вождя еще? Нет, хоть главред уже и непрозрачно намекает на сдачу материала, Алексей торопиться не будет. Сбацать статейку, где основными мотивами будут все то же: «оговорили, пытали, заставили под страхом смерти…» он всегда успеет. Надо найти настоящие факты о организации Сталиным покушения на самого себя. Нужно превратить его из символа нации в проходимца.
Времени оставалось все меньше и меньше.
Москва Языковский пер. д.6 06.10.1941 г
До открытия ресторана у него было полно свободного времени. Спать уже совсем не хотелось — Виктор провалялся в постели весь вчерашний вечер. Радио в пять утра еще молчало, и, не зная чем себя занять, Орловский взял в руки томик стихов, доставшийся ему от прежних хозяев. Кто их написал, Виктор не знал, потому что обложка отсутствовала напрочь.
«Увижу я, как будет погибать
Вселенная, моя отчизна.
Я буду одиноко ликовать
Над бытия ужасной тризной.
Пусть одинок, но радостен мой век,
В уничтожение влюбленный.
Да, я, как ни один великий человек,
Свидетель гибели вселенной.»
Эти строки будто кто-то нарочно вложил в безымянную книгу. Неужели Виктору действительно придется присутствовать при уничтожении его страны? Неужели это уже не остановить?
Маховик времени раскручивался со все большей скоростью, спрессовывая внутри себя все больше событий. Орловский и в ресторане-то решил посидеть только потому, что догадывался, что в следующий раз ему доведется поужинать в подобном заведении очень не скоро, если вообще доведется.
Наконец ожило радио, прокашлялся и зашуршал репродуктор в углу. После утренней сводки совинформбюро зазвучала пятая симфония Шостаковича, написанная им в тридцать седьмом.
Виктор пошел на кухню и в который уже раз за это длинное утро поставил на плиту чайник, потом вывалил окурки из пепельницы в мусорное ведро, и, отдернув светомаскировочные шторы, открыл окно настежь. Закурил.
Скрипка наращивала темп, вступила арфа, ритмично пульсируя в тишине спящего города. Кажется, стучат колеса идущего в никуда поезда.
Берет слово тревожное фортепиано, за ним — трубы, мимо проносятся заброшенные города; ты стоишь у окна, тебе холодно и одиноко. Кожей чувствуешь холод заснеженных полей.
Нас всех ожидает одна ночь. Одна большая ночь, растянувшаяся на годы. Быть может, ему одному в целом мире суждено вот так знатьи ничего не делать. Тот самый случай, когда личность меньше обстоятельств. Или нет?
Вот возникает дудочка военного оркестра, вступая в диалог с фаготом. Включаются все новые и новые инструменты, их нарастающая мощь, кажется, разбудит всю улицу. Пора. Может быть, тогда не будет так тоскливо от тяжелого знания будущего, и возникнет иллюзия, что все еще можно изменить?
Нет, не ко времени эта ранящая душу музыка. Анастасия далеко, небо дышит октябрем, напоминая плывущими аэростатами, что смерть возможно уже сейчас прячется среди облаков.
Тяжело!
Морок потрясения сходит, и тишина, в которой, одинокая, звучит валторна, как одинокий голос далекого паровозного гудка в предрассветной пелене, есть предвестие какого-то очередного начала или же недостроенного (недобитого) конца.
Конец света наступает буднично и незаметно. Настигает в пути, как ночь. И надо жить, хотя ты дважды умер. Даже если нельзя. Даже если уже не можешь.
Барабаны, литавры, и тут же труба, тихое соло, которое и соло-то назвать нельзя. Озябшие виолончели и альты, словно призраки из потустороннего мира вытягивают все жилы. Кларнет высвистывает ехидную трель, будто издеваясь над всеми его мрачными мыслями.
А гори оно все огнем. И Лутц тоже. В конце концов, у Виктора есть еще один паспорт на имя Савелия Дмитриева, о котором руководство не знает. Потеряться сейчас не так сложно. Весь вопрос в том, где именно. Фронт — сто процентная гарантия, а в тылу можно спрятаться от одних, да угодить в лапы к другим.
Басы густыми дымными клубами заволокли финал симфонии. В голове было пусто, будто это там прогулялся ядерный смерч, а не в будущем-прошлом сорок девятом.
