Альберто Марини - Консьерж
Вскоре сверху послышался шум — истерические женские крики. Похоже, полиция пыталась удержать вновь прибывших жильцов на первом этаже, а они сопротивлялись. Он узнал голос женщины в полицейской форме, которая просила всех успокоиться. Другие голоса были незнакомыми. Вдруг раздался отчаянный, холодящий кровь возглас, заглушивший общие крики:
— Я хочу увидеть мою дочь!
Он поставил пакеты на пол и поднялся на несколько ступеней. Спокойно, не спеша. Подошел к двери в вестибюль. Раз уж ему недоступно «основное блюдо», то есть Клара, можно было бы посмотреть на скорбное и заплаканное лицо ее матери. Тоже неплохая закуска. Но и в этот раз ему не удалось ничего увидеть. Он осторожно выглянул в холл, только для того чтобы увидеть, что там уже никого нет. У одного из лифтов горел датчик движения — лифт поднимался наверх.
Киллиан воспользовался моментом. Он вошел в будку, нагнулся и достал из-под стола металлический ящичек. Дрожащими руками, покрываясь потом, он открыл его маленьким ключиком, висевшим на шее. Никогда еще эта процедура не отнимала у него столько времени. Лампочка у лифта погасла: он приехал на нужный этаж. Откинув крышку ящика, Киллиан засунул руку в карман, но нашел там только телефон Марка. Нервы сыграли с ним дурную шутку: ключи от квартиры Клары все еще лежали на столе в его комнате. Лифт поехал вниз.
— Да что ты будешь делать! — пробормотал он.
Он упустил шанс исправить ошибку, злился на себя, и эта злость делала ситуацию еще более отчаянной. Мокрый от пота, он взволнованно смотрел на целую кучу ключей, беспорядочно валявшихся в ящике. Время убегало, а нужно было еще закрыть ящик и выйти из будки. Однако он не хотел сдаваться. Киллиану вдруг пришла в голову новая идея, и он стал искать ключи, потертая наклейка на которых надписана «9А» или «6А». Неважно, какие именно. Первыми попались ключи от квартиры 9А. Он схватил ручку и неаккуратно, на грани истерики, исправил 9 на 8.
Когда двери лифта открылись, ему нужно было объяснить свое присутствие в вестибюле.
— Прошу прощения, агент, но вся эта ситуация меня ужасно взволновала… Я все время думаю: а вдруг смогу чем-то помочь? Может, принести вам что-нибудь попить?
— Нет, спасибо, — ответила женщина.
— Поесть?
— Честно говоря, если вы действительно хотите помочь, то лучшее, что можете сделать, — это не мешать нам работать.
Киллиан медленно кивнул, как будто соглашался с трудной правдой:
— Что ж… тогда я вас оставлю.
— Большое спасибо, я оценила.
— Хорошего вечера.
Он наконец вернулся домой, не будучи уверен, что его последняя уловка сработает. Но и всего того вранья, которое весь вечер принимали за чистую монету, было предостаточно. Ночью, когда в доме будет тихо и пусто, он вернется в будку и окончательно все исправит. Он помнил, что инспектор приказал агенту проверить, лежит ли в ящике связка ключей от квартиры 8А, а не подходят ли они к замкам. Он заставил себя успокоиться.
День, когда он стал убийцей, уже подходил к концу. В скором времени тело отвезут в морг, чтобы провести вскрытие. Потом мать Клары или кто-то еще из родственников наверняка заберут ее с собой. Возможно, ее сопроводят полицейские.
Киллиан растянулся на матрасе. Если не считать короткого отдыха ранним утром, он не спал уже целую вечность. Спать не хотелось. Каждый раз, когда он закрывал глаза, он видел лицо Марка. Безумные глаза, умоляющие пощадить его. Кровь, хлещущую из раны. Собственные руки, испачканные кровью.
Он попробовал отвлечься, вспоминая какие-то скучные эпизоды из детства, далекие и ничего не значащие, но понял, что снова и снова возвращается к своему разговору со следователем. Вопросы вроде были стандартными, но было похоже, что версию убийства никто не отвергает. И еще… девчонка. Он не знал, что происходит в ее голове. Ему отчаянно не хватало какого-нибудь сигнала от нее: хитрого взгляда или записки на стене, которая сделала бы его спокойным. Его тревожило ее молчание в этот особенный день.
«А если Урсула что-нибудь рассказала инспектору? И что произойдет с ключами?»
Он снова и снова повторял, что даже если его раскроют — это не трагедия. Он пытался убедить себя, что и в тюрьме можно будет играть в «русскую рулетку», но усталость и нервы мешали быть рациональным. Он напряг слух, потому что больше всего боялся услышать шаги в коридоре; он подпрыгивал от малейшего шороха.
Несколько раз Киллиан вставал и принимал душ — ледяная вода помогала прояснить мысли. Несмотря на физическую усталость, заснуть так и не удавалось. Он не знал, чем заняться, чтобы окончательно не сойти с ума.
В час ночи он снова оделся и собрал рюкзак. Температура тела вроде понизилась, он чувствовал себя лучше. Киллиан был готов еще раз открыть металлический ящик с ключами, а потом провести ночь в другом месте.
18
Он открыл глаза в полумраке чужой комнаты. Матрас от его лица отделяли всего несколько сантиметров. Он потянулся, пошевелил руками и головой, оживляя затекшие мышцы; паркет тихонечко хрустнул. Наручные часы показывали 4:28 утра. Уснуть так и не удалось, но дремота в этом узком пространстве, между кроватью и полом, немного освежила его. Он смотрел, как на дисплее часов секунды сменяют друг друга. В 4:30:06 сработал будильник и зазвучал сигнал, которого он раньше никогда не слышал: тихая песня, которую напевал веселый голосок Ханны Монтаны. Матрас пошевелился. Слышалось, как кто-то нащупывает рукой будильник, чтобы отключить его. Вновь воцарилась тишина. С кровати спустились две детские ноги, которые неуверенно искали тапочки.
Девочка, еще сонная, пошатываясь, направилась в коридор. Киллиан за ее спиной вылез из укрытия.
Детская комната совершенно не отражала личность хозяйки — или, по крайней мере, ту ее сторону, которую знал Киллиан. Все кругом было розового цвета: и изголовье кровати, и бесконечные подушки, и одежда нескольких коллекционных кукол. На стенах — обои с какими-то девчачьими завитушками и постеры с портретами Ханны Монтаны, Бейонсе и Шакиры.
Киллиан тихо выглянул в коридор и с любопытством смотрел, как девочка в бледно-розовой пижаме взяла табуретку и аккуратно, стараясь не шуметь, придвинула ее к входной двери. Потом залезла на табуретку и прильнула к глазку.
— Не волнуйся. Сегодня ты меня точно увидишь.
Девочка подпрыгнула от испуга и только чудом не упала. Голос Киллиана звучал четко и устрашающе в тишине коридора.
— Что ты делаешь у меня дома?
Урсула не ждала ответа. Она спрыгнула со стула и побежала по коридору в сторону гостиной:
— Папа, мама! Кто-нибудь!
Она вбежала в родительскую спальню, где днем ее мама пыталась успокоить Клару.
— Папа! Папочка!
Девочка бросилась к отцу, попыталась разбудить его — бесполезно. Ни мужчина, ни его жена не открыли глаза.
Глаза Урсулы наполнились ужасом.
— Папа?
— Они просто спят, очень крепко спят, — сказал у нее за спиной Киллиан.
Девочка попыталась убежать, но он преградил единственный выход из комнаты. В отчаянии она бросилась к матери:
— Мама, мамочка, проснись!
— Я бы на твоем месте не кричал.
Урсула остановилась. Впервые она смотрела на Киллиана без дерзости и была просто-напросто ребенком. Ребенком с умоляющими глазами, полными страха.
— А мой брат?
— Только не говори, что сейчас тебя волнует брат! — Киллиан улыбнулся, сложил ладони у правого уха и закрыл глаза. — В мире ангелочков… видит сны, как папа и мама…
— Что ты со мной сделаешь?
— Пойдем. Если бы я хотел сделать тебе что-то плохое, то я бы это уже сделал, так ведь?
Слова Киллиана совершенно не успокоили девочку, но она покорно пошла за ним в гостиную. Это была единственная комната, окна которой выходили на улицу, на проезжую часть. Киллиан открыл окно, и комнату наполнил ледяной воздух.
— Иди сюда.
Урсула помотала головой.
— Я сказал, чтобы ты подошла сюда.
Девочку парализовал страх. Она не могла пошевелиться. Тогда Киллиан сам подошел к ней и поднял на руки. Все тело ребенка было напряжено; Урсула изо всех сил выгнулась, чтобы ее лицо было как можно дальше от консьержа. Он понес ее к окошку.
— Не надо, пожалуйста… пожалуйста… не надо… — тихонько плакала она.
Киллиан посадил ее на подоконник, девочка упиралась, пыталась затруднить его действия, но он все же заставил ее сесть. Напуганная до смерти, дрожащая, она сидела на подоконнике, свесив ноги, спиной к пустоте.
— Не двигайся.
Она не двигалась, скованная страхом и холодом.
Киллиан пододвинул стул и сел перед ней, в полумраке. Уставший, растрепанный, неопрятный, с темными кругами под глазами.
— Понимаешь ли… В последнее время ты мне очень мешаешь.
— Я больше не буду! Обещаю!
Киллиан заставил ее замолчать, прижав указательный палец к ее губам: