Клер Макинтош - Личный мотив
– Ваш адвокат терпеливо отстаивал право на временное освобождение до суда, мисс Грей, – говорит судья, – заверив меня, что вы скорее улетите на Луну, чем вновь скроетесь.
Раздается сдержанное хихиканье со стороны мест для публики, где во втором ряду сидит пара пожилых дам с термосом в руках. Ах вы, современные tricoteuse![12]
– Он утверждает, что ваше бегство с места этого поистине отвратительного преступления было моментом умопомрачения, что это совершенно несвойственно вам и никогда больше не повторится. Я очень надеюсь, мисс Грей, что он, во благо всех нас, прав.
Он делает паузу, и я сижу, затаив дыхание.
– Суд удовлетворяет просьбу о временном освобождении до суда.
Я издаю вздох, который можно принять за вздох облегчения.
Со стороны загородки для прессы раздается какой-то шум, и я вижу, как там между рядами кресел бочком протискивается молодой человек с небрежно заткнутым в карман блокнотом. Перед выходом он коротко кивает в сторону судьи, и двери за ним несколько раз качаются, прежде чем закрыться.
– Встать, суд идет.
Когда судья покидает зал, шум разговоров усиливается, и я вижу, как мой адвокат наклоняется к представителю обвинения. Они над чем-то смеются, после чего он подходит к барьеру, чтобы поговорить со мной.
– Хороший результат, – говорит он, на этот раз сияя улыбкой. – Дело отложено для передачи в Суд Короны на семнадцатое марта. Вам будет предоставлена информация о юридической поддержке и вариантах вашего представительства в суде. Счастливого пути домой, мисс Грей.
Когда я свободно выхожу из зала суда после двадцати четырех часов, проведенных в камере, ощущения у меня странные. Я иду в столовую и покупаю кофе навынос. А потом обжигаю язык, торопясь попробовать что-то более крепкое, чем жиденький чай полицейского участка.
Над входом суда магистрата Бристоля имеется стеклянный навес, который дал приют от моросящего дождика группе людей, оживленно беседующих между затяжками сигарет. Когда я спускаюсь по ступенькам, меня толкает женщина, идущая навстречу, и кофе из-под неплотно прилегающей крышечки пластикового стакана проливается мне на руку.
– Простите, – автоматически говорю я.
Но когда я останавливаюсь и поднимаю глаза, то вижу, что женщина тоже остановилась и что в руках у нее микрофон. Неожиданная вспышка света заставляет меня вздрогнуть, и, подняв голову, я замечаю в нескольких футах от себя фотографа.
– Какие чувства вызывает у вас перспектива тюремного заключения, Дженна?
– Что? Я…
Микрофон поднесен так близко, что едва не касается губ.
– Вы будете продолжать считать себя виновной? Как вы думаете, что сейчас ощущает семья Джейкоба?
– Я… да… я…
Люди толкают меня со всех сторон, сквозь сплошной гул репортеры выкрикивают вопросы, которые я не могу разобрать. Здесь так шумно, будто все происходит на футбольном стадионе или на каком-то концерте. Мне трудно дышать, а когда я пытаюсь отвернуться, меня толкают в противоположную сторону. Кто-то тянет меня за пальто, я теряю равновесие и тяжело падаю, но кто-то грубо снова ставит меня на ноги. Я вижу неаккуратно сделанный плакат, который поднят высоко над головами небольшой толпы протестующих. Тот, кто его делал, первые буквы написал слишком большими, так что последние пришлось сжимать и втискивать, чтобы поместилась вся фраза: «Правосудия ради Джейкоба!»
Вот оно что. Именно этот гул я и слышала.
– Правосудия ради Джейкоба! Правосудия ради Джейкоба!
Они скандируют это снова и снова, пока мне не начинает казаться, что крики эти идут сзади и вообще со всех сторон. Я оглядываюсь по сторонам, ищу свободное пространство, но тут тоже люди. Кофе выпадает у меня из рук, крышечка слетает при падении, горячая жидкость забрызгивает мои ботинки и течет по ступенькам. Я снова спотыкаюсь, и на мгновение мне кажется, что я сейчас упаду и буду затоптана обозленной толпой.
– Мразь!
Мои глаза выхватывают перекошенный от злости рот и пару громадных сережек, раскачивающихся из стороны в сторону. Женщина издает какой-то утробный звук в глубине горла и выплевывает липкий результат этого усилия мне в лицо. Я отворачиваюсь как раз вовремя, так что слюна попадает мне только на щеку и тянется вниз по воротнику пальто. Это шокирует, как будто женщина ударила меня кулаком в лицо. Я вскрикиваю и заслоняюсь руками, ожидая новых нападок.
– Правосудия ради Джейкоба! Правосудия ради Джейкоба!
Я чувствую, как кто-то крепко хватает меня за плечо, и напрягаюсь, выворачиваюсь, лихорадочно оглядываясь по сторонам в поисках спасения.
– Давайте-ка пройдем на служебный выход.
Это ДИ Стивенс. Он энергично подталкивает меня вверх по ступеням в здание суда, лицо у него угрюмое и решительное. Как только мы благополучно проходим охрану службы безопасности, он отпускает меня, но ничего не говорит, и я просто следую за ним через многочисленные двойные двери в тихий внутренний двор в дальнем конце здания. Жестом он показывает мне в сторону ворот.
– Так вы выйдете на автобусную остановку. Вы в порядке? Есть кто-то, кому я мог бы позвонить, чтобы вас забрали?
– Я в норме. Спасибо. Не знаю, что бы я делала, если бы вас там не оказалось.
На секунду я беспомощно закрываю глаза.
– Чертовы стервятники, – говорит ДИ Стивенс. – Пресса твердит, что делает свою работу, но они не остановятся, пока не получат свой материал. А что до этих протестующих… Скажем так: в этой команде есть несколько записных скандалистов, только плакаты у них постоянно меняются, как в калейдоскопе, – что бы ни происходило, на ступеньках суда всегда можно встретить одни и те же гневные физиономии. Так что не принимайте все это на свой счет.
– Попробую.
Я криво улыбаюсь и разворачиваюсь, чтобы уйти, но он останавливает меня.
– Мисс Грей?
– Да?
– Вы когда-нибудь жили в доме сто двадцать семь по Грэнтем-стрит?
Я чувствую, как кровь мгновенно отхлынула от моего лица, и с трудом выжимаю из себя улыбку.
– Нет, инспектор, – медленно говорю я, тщательно следя за своими словами. – Нет, я там никогда не жила.
Он задумчиво кивает и поднимает руку в прощальном жесте. Уже идя к калитке, я оборачиваюсь через плечо и вижу, что он все еще стоит на месте и внимательно смотрит мне вслед.
К моему немалому облегчению, поезд на Суонси почти пустой. Я тяжело падаю на сиденье и закрываю глаза. Меня до сих пор трясет после встречи с протестующими демонстрантами. Я смотрю в окно и облегченно вздыхаю при мысли, что еду обратно в Уэльс.
Четыре недели… У меня есть четыре недели, прежде чем я отправлюсь в тюрьму. Это кажется невообразимым, но на самом деле все реально до предела. Я звоню Бетан, чтобы сообщить ей, что сегодня вечером возвращаюсь домой.
– Тебя отпустили до суда?
– До семнадцатого марта.
– Это хорошо. Или нет?
Она явно смущена отсутствием энтузиазма в моем голосе.
– Ты ходила сегодня на берег? – спрашиваю я у Бетан.
– В обед водила собак на обрыв. А что?
– Там на песке ничего не было написано?
– Там не было ничего необычного, – смеется она. – А чего ты ожидала?
Я снова облегченно вздыхаю. Я уже начинаю сомневаться, что видела тогда буквы на песке.
– Да так, ничего, – говорю я. – Скоро увидимся.
Я добираюсь до Бетан, и она приглашает меня поесть, но я сейчас – плохая компания для кого бы то ни было, так что благодарю и отказываюсь. Она все же настаивает на том, чтобы дать мне что-то из еды с собой, и я жду, пока она наливает суп в пластиковую банку. Проходит почти час, когда я наконец целую ее на прощание и увожу Боу по тропинке к коттеджу.
Дверь настолько покорежило во время ненастной погоды, что я не могу ни повернуть ключ, ни открыть дверь. Я упираюсь плечом в деревянные доски, и дверь немного подается. Этого достаточно, чтобы освободить зажатый замок, и я поворачиваю ключ, который теперь бесполезно вращается во все стороны. Боу принимается яростно лаять, и я говорю, чтобы он успокоился. Если бы Йестин пришел починить замок, когда я в первый раз сказала, что он заедает, все было бы проще. А теперь мои постоянные насильственные поворачивания ключа в механизме сделали эту задачу намного сложнее.
Я выливаю суп Бетан в кастрюлю и ставлю ее на плиту, а хлеб кладу рядом. В коттедже холодно, и я ищу какой-нибудь свитер, но внизу ничего такого нет. Боу волнуется и бегает по гостиной, как будто отсутствовал здесь гораздо дольше, чем одни сутки.
Сегодня с лестницей что-то не так, только я не пойму, что именно. Когда я вошла, еще не окончательно стемнело, и все же не было видно света, который должен был пробиваться через маленькое окошко наверху. Что-то загораживает его.
Только поднявшись наверх, я понимаю, что это.
– Ты не сдержала своего обещания, Дженнифер.
Иен сгибает ногу в колене и с силой бьет меня в грудь. Деревянные перила выскальзывают из моих пальцев… Я лечу по ступеням и в самом низу тяжело бьюсь о каменный пол.
