Стюарт Вудс - Корни травы
Глава 12
Они лежали, прижавшись друг к другу в темноте – мокрые от пота и обессилевшие.
– Я хочу знать, – сказала она. – Я хочу знать все об этом.
Он засмеялся.
– Ты ничего не пропускаешь, не так ли? – сказал он. – Хочешь, чтобы тебя прикончили?
Она взяла в руку его пенис и стала массировать.
– Ты не сможешь меня убить, слишком во мне нуждаешься, – медленно сказала она, продолжая свое занятие.
– О. Боже, – захныкал он. – Знает Бог, это правда.
– Я люблю все знать, это власть, – сказала она. – Мне нравится быть у власти. – Ее руки не уставали.
Он уже содрогался.
Она села сверху, надвинувшись, и приняла его внутрь себя.
– Я хочу знать все, что знаешь ты, – сказала она, медленно двигаясь вкруговую, что, она знала, доводит его до безумия. – Мне достаточно знать то, что ты знаешь.
– Нет, – сказал он. – Забудь. Она перестала двигаться.
– Ну, что ж ты! – молил он, дергаясь. – Ну, спрашивай, дьяволица.
– Кто Старейшина? – спросила она, колыхнувшись.
– Оллгуд, – сказал он. – Твой босс.
– Лжец, – сказала она и стала слезать.
Он схватил ее за ягодицы и потащил на себя.
– Нет, – сказал он.
Она возобновила движение на его чреслах. – Ну, тигр?
– Уиллингхэм, – сказал он.
Она помедлила:
– Не врешь, дорогой?
– Клянусь, – сказал он. – Я с полдюжины раз встречался с ним наедине.
Она заерзала на нем снова.
– Где же ты с ним встречался?
– В его доме, – мучительно выдохнул он, – Это центр – оружия, денег, всего.
– А я думала, Кэлхоун. – сказала она. Перкерсон ощутил, что она делает так, как он особенно любит.
– Этот клоун? – заговорил он быстро, – да он и дороги в сортир не нашел бы самостоятельно. Уиллингхэм его вытащил в люди. Кэлхоун до встречи с ним проповедовал в сарае, а жил в трейлере.
– Откуда же деньги? – спросила она. – Ведь там масса денег!
– От богатых парней, от Избранных, да и от Кэлхоуна. Вся наличность из прихода Кэлхоуна идет прямо Уиллингхэму.
Она ускорила темп.
– Каким же образом ты узнал все это? – спросила она придирчиво.
– Он сам рассказывает. Ему недостает слушателей.
– Но почему же именно ты? Почему ты? – Она двигалась все быстрее.
– О, Боже, – взревел Перкерсон...
– Почему ты? – требовала она.
– Он знает меня с Вьетнама, он знает...
– Что знает?
– Да я кончаю, кончаю!
– Да, да! – прокричала она. – Я с тобой!
Они приникли друг к другу. Она не слезла, а стерла пот с его лба и похлопала его по щекам.
– Почему же именно ты? – снова спросила она.
– Он знает, что я пущу себе пулю в голову, если он попросит, – выдохнул он, – И еще он знает, что я никогда никому не дамся живым.
Глава 13
В пятницу вечером в той же студии, где Уилл вел дебаты с Маком Дином, он оказался лицом к лицу с Доном Беверли Кэлхоуном.
Двое кандидатов в сенаторы под горячими прожекторами обсуждали вопросы, выбранные посредником. Они стояли друг против друга, опираясь на кафедры. Уилл говорил по-своему, Кэлхоун – по-своему, оперируя ссылками на Писание, взывая к Семейным ценностям, Американскому образу жизни и Господу.
Уилл не мог с ним соревноваться в демагогии. Он будто стрелял серебряными пулями в сердце чудовища, а оно поднималось и нападало, выставив зубы. Кэлхоун демонстрировал весь арсенал, искусно провоцируя противника, ставя под сомнение его нравственность, образ жизни и убеждения.
Уилл пресытился этим. Он не поддался на провокации и, когда истекал час дебатов, подвел итог в коротеньком заявлении, глядя на не Кэлхоуна, а в объектив телекамеры.
– Поскольку это моя последняя возможность выступить перед таким большим количеством избирателей Джорджии, я обращаюсь к тому, что, по-моему, стало уже чуть ли не главным накануне выборов. А именно к тому факту, что мой оппонент, вступив в политическую борьбу, избрал почему-то метод дискуссии, основанный на выпадах, полуправде, наклеивании ярлыков и недостойных намеках. Он изо дня в день намекал, что, поскольку я холостяк, я, должно быть, гомосексуал, что, поскольку я не женат, мне не понять заботы семей; что поскольку я отказываюсь рассуждать на темы религии в политической кампании, где этим рассуждениям не место, я, вероятно, вообще так называемый гуманист, что бы оно ни значило. Поскольку я против растраты и разворовывания несметного количества общественных денег, направляемых на бессмысленное умножение оружия, я, будто бы, – против сильной обороны; поскольку я предлагаю разумно расходовать средства на помощь неудачливым согражданам, готовым участвовать в осуществлении Американской Мечты, меня обвиняют в том, что я легкомысленный либерал. Да, я отвергаю людоедскую идеологию правый радикалов. За это меня называют социалистом и чуть ли не коммунистом. Да, я против смертных приговоров, за это меня обвиняют в пособничестве преступникам. Да, я поддерживаю право женщины самой решать, вынашивать ли ей ребенка, и тут же оказываюсь сообщником убийц. Надеюсь и верю, что мои земляки слишком умные люди, чтобы попасться на эту грязную тактику. Я уверен, что вы хотите, чтобы ваши представители в Вашингтоне не забывали о вашей повседневной жизни. А не занимались бы там и здесь демагогией, ради того, чтобы удовлетворить собственные амбиции. У меня нет церковной кафедры, с которой я могу говорить о своих идеях и принципах. Я располагаю не большими средствами, чем любой кандидат, и я их использую в меру своих способностей. Если вы находите, что я понимаю, во что вы верите и чего хотите, то вы пошлете меня в сенат Соединенных Штатов через неделю после следующего вторника. Если ошибаюсь, значит, заслуживаю поражения. Слово за вами, сограждане. Благодарю вас.
Заключительная речь Дона Беверли Кэлхоуна звучала в иной тональности.
– Друзья мои, – сказал он заискивающе, – мой молодой оппонент суммировал свои идеи лучше, чем я могу это сделать. Он, как я понял, хотел бы заставить вас верить, что сексуальная ориентация мужчины не имеет значения, хотя Бог осуждает содомитян; он за то, чтобы вы поверили, будто созданный Богом утробный плод нельзя назвать человеческим существом, он настаивает на том, что религиозные убеждения кандидата – или их отсутствие – не имеют значения в глазах людей, которые его избирают. Вы только что слышали, как он говорил все это здесь, этим вечером. Вы также слышали, что он сетовал на отсутствие кафедры, с которой мог бы рассказать о своей сере. Что ж, я предлагаю ему кафедру.
Уилл посмотрел на Кэлхоуна. Что замыслил этот человек?
– Я сегодня предлагаю мистеру Ли, использовать трибуну Баптистской церкви Святого Холма обоих побережий в течение следующей недели. Если он не боится сказать, во что верит, пусть поведает нам об этом. – Кэлхоун обернулся к Уиллу. – Принимаете вы мое приглашение, сэр?
– Принимаю, – ответил Уилл, – с одним условием: моя проповедь в вашей церкви должна быть передана по всем каналам вашей телевизионной сети так же, как ваши воскресные проповеди. Согласны вы на такое условие?
– Что ж, сэр, – сказал Кэлхоун. – Я и не мыслил это как-либо иначе.
– Тогда я рад принять приглашение, – сказал Уилл, улыбаясь в объектив.
* * *Том Блэк сказал на следующий день:
– Вы дали ему возможность забросать вас песком.
– Том-прав, Уилл, – сказала Китти. – Вам предстоит общаться с аудиторией доктора Дона в его церкви и по его телевидению, а это люди, не способные вас понять.
– Так обеспечьте мне большую аудиторию, – сказал Уилл. – Рекламируйте событие. Телевидение проникает и каждый дом. Нужно добиться, чтобы все телевизоры штата были включены этим утром.
– Рискованно, – сказал Том. – Мы, судя по опросам, улучшили положение, заключив контракты с телевидением и, возможно, сумеем опередить Кэлхоуна в день голосования, если не сделаем ошибок. Судебный процесс Лэрри Муди не должен нам повредить, но тут не все предсказуемо. Стоило ли подсовывать шею под удар, выходя на трибуну доктора Дона?
– Я уже подсунул, – сказал Уилл. – Не мог же я пойти на попятный, неужели неясно? Прошу вас исследовать программу Кэлхоуна. Фиксируйте все, что он организует утром в воскресенье: сколько будет народу в церкви и прочее.
– Ол-райт, – мрачно произнес Том. – Если в самом деле хотите...
– Хочу, – сказал Уилл. – И я еще хочу, чтобы мое выступление слушало как можно больше людей.
– Это будут ваши похороны, – сказала Китти. Уилл вздохнул:
– По крайней мере, я сам проведу похоронную службу.
Глава 14
Ветер собрал к крыльцу коттеджа осеннюю разноцветную листву. Погода в то воскресенье выдалась превосходная: бодрящий воздух, яркие краски леса. Подлинно золотая осень Джорджии.
Хорошенько выспавшись и перекусив, Уилл в последний раз перед судом просмотрел документы дела.
Никто бы не смог доказать, что Лэрри Муди не убивал Сару Коул; но надо не дать обвинению шанс доказать, что это сделал именно Лэрри.
